Девушка в бегах

Он заглядывает под уголки матраса, а я снимаю крышку сливного бачка. Мы откручиваем вентиляционные решетки, Малькольм даже расстегивает чехлы диванных подушек. Но мы находим лишь свалявшуюся пыль и изрядно запачканный поролон. Она должна была держать телефон где-то поблизости, чтобы до него было легко добраться в случае, если ей снова придется бежать. К тому же, с такой раной, вряд ли она смогла бы выкопать яму, чтобы спрятать его где-то на улице. Он где-то в этой комнате. Иначе просто быть не может.

Повернувшись к нему, я вижу, как он задирает уголок ковра. Малькольм не смотрит на меня, так что я улыбаюсь. Я точно знаю: он будет искать вместе со мной до последней секунды.

Наконец, ничего не обнаружив, он выпрямляется.

– Что еще осталось?

Он трет голову рукой.

– Возможно, где-то на потолке? У нее был нож. – Он показывает наверх. – Может, она открутила крепление люстры и…

– Забралась на стул? С ее-то ногой?

Он никак не комментирует тот факт, что сказал глупость, лишь пожимает плечами и подтаскивает стул к люстре.

Она должна была спрятать телефон где-то пониже, может, даже так, чтобы она могла достать до него сидя – или, еще лучше, лежа. Но он прав насчет ножа. Если бы она могла что-то прорезать…

И в ту же секунду я понимаю.

Наверное, это заметно по моему лицу, потому что Малькольм замирает, поставив одну ногу на стул. Я буквально ныряю под кровать.

– Мы же там уже смотрели, помнишь?

Но я ищу не под кроватью. Я смотрю вверх, на пружинный матрас – и да, на нем виднеется разрез.

Включив телефон, я бросаю его Малькольму, и только затем выбираюсь из-под кровати.

– Пожалуйста, скажи мне, что там есть список вызовов и можно посмотреть, кому она звонила.

– Номер Лоры, номер Лоры, номер Лоры…

– Вот этот, – прижавшись к нему, плечом к плечу, я тыкаю пальцем в крошечный экран, когда на экране появляется новый номер. – Вот сюда она звонила… как раз перед тем, как мы зашли в номер. Значит, сюда она и отправилась, верно?

Одного взгляда на внезапно побледневшего Малькольма достаточно, чтобы понять: он узнал номер.

– Кто это? Малькольм, скажи мне.

– Это номер миссис Эббот.





Сближение




Поместье Эбботов расположено примерно в полутора километрах от дороги. Когда мы останавливаемся у ворот, которые огораживают подъездную дорогу, дом даже не виден за деревьями. Заглушив двигатель, Малькольм издает стон.

– Не знаю, осилю ли я еще один забор.

– Тебе не придется, – произношу я, отстегивая ремень безопасности.

Резко повернув голову, он смотрит на меня.

– Одну я тебя туда не отпущу.

Несмотря на то что мне панически страшно за маму, я нахожу в себе силы, чтобы улыбнуться ему.

– Нет, я хочу сказать, что тебе вообще не придется на него забираться. Никому из нас не придется. Посмотри. – Я показываю на белый пикап марки «Ниссан», припаркованный метрах в двадцати от нас. Он стоит как раз у ограды.

– Мама тоже бы не осилила. Спрыгнуть вниз тебе все-таки придется, но я смогу тебя поймать, если хочешь.

– Эй, – произносит он, когда я поворачиваюсь, чтобы открыть дверь. Я оглядываюсь на него через плечо, и он берет меня за подбородок. – Очень извиняюсь перед твоим не-парнем, но… – И тут Малькольм целует меня.

Быстро, сильно, и я едва успеваю зажмуриться, как все уже заканчивается – но это, наверное, лучший поцелуй в моей жизни.

– На случай, если ты меня уронишь или еще что, и ты утратишь в моих глазах ту искру привлекательности, которая очаровывает меня с тех пор, как пнул тебя при нашей первой встрече.

Нас по-прежнему разделяют лишь несколько сантиметров. Мы так близко друг к другу, что я вижу золотистые искорки в его глазах.

– Ты за это так и не извинился.


– А что я, по-твоему, только что сделал?

А затем его взгляд становится уже не таким мягким, и он произносит:

– А теперь пойдем отыщем твою маму.

Прыгать вниз с высокого забора больно. Малькольм отказывается, чтобы я его ловила, предпочитая вместо этого ухватиться за мою руку, когда он, неудачно приземлившись, поскальзывается на мокрых листьях.

– Порядок? – спрашиваю я, когда он снова твердо стоит на ногах. Вместо ответа он сердито смотрит на меня. Нет, он вовсе не в порядке, но это не важно. Ведь, когда мы были в машине, он сказал, что не отпустит меня сюда одну. Наверное, мне стоило бы сердиться на него за его упрямство, но сильное облегчение, которое я испытываю, перевешивает.

Мы стараемся идти по подъездной дороге как можно быстрее и осторожнее. В какой-то момент она обходит пруд, а затем изгибается, выводя нас к бассейну и гостевому домику. Почти полная луна светит ярко, кругом возвышаются величественные сикоморы, клены и туи, так что нам удается оставаться в тени. Воздух сырой и холодный, к тому моменту, когда мы добираемся до главного здания, я успеваю покрыться мурашками в несколько слоев.

Над нами возвышается трехэтажное строение из светло-серого камня. Арочные окна и стеклянные панели закрыты массивными шторами. Здание больше похоже на гробницу, чем на дом. Эта мысль словно обдает меня холодом и заставляет вздрогнуть, потому что на самом деле это и есть гробница. Мой отец – настоящий отец – погиб здесь.

Той ночью мама сбежала по этой же дороге, а десять минут назад она прошла по ней снова.

Я не знаю, что задумала мама и каковы ее намерения, но я не могу представить, что она просто внаглую постучалась в дверь. Я обхожу здание в поисках входа. Мама вряд ли бы захотела излишне удлинять маршрут, и, судя по тому, что она не стала прятать машину у ворот, она не рассчитывала войти и выйти незамеченной. Сердце бешено бьется, намереваясь выскочить из груди. Думаю, она вообще не планирует выходить отсюда.

Где же, где же, где же она пробралась внутрь? Я не смотрю вверх. Она ранена, она должна была пробраться где-то внизу. И у нее не было времени. Она знала, что я отправлюсь следом за ней и раз я нашла ее один раз, то смогу сделать это снова.

Вид крови выбивает меня из колеи. Подвальное окно выбито, блестящий зазубренный край стекла перепачкан красным. Я ощущаю вовсе не облегчение, меня окатывает волна паники. Забывшись, я окликаю Малькольма.

Мне приходится выломать остатки стекла, прежде чем протиснуться внутрь, но в итоге я все равно цепляюсь свитером и нехило рассекаю предплечье. Малькольм справляется намного лучше, возможно, потому, что пятна крови, моей и маминой, подсказывают ему, от каких участков лучше держаться подальше.

– Ты в порядке? – спрашивает он.

– Ага.

Порез длинный, но, похоже, неглубокий. Адреналин, пронизывающий все тело, не дает мне почувствовать боль сейчас, так что на самом деле я не знаю, серьезная это рана или нет.

Я отрываю кусок полы свитера, довершая то, что начал осколок стекла, и Малькольм помогает мне перевязать руку. От желания найти маму меня трясет так сильно, что я почти что не могу стоять на месте. Поэтому, как только он заканчивает, я бросаюсь к узкой лестнице, ведущей на следующий этаж.

В тусклом свете я различаю еще один лестничный пролет, на этот раз очень широкий. За ним оказывается парадно обставленная гостиная с камином, отделанным природным камнем, – таким большим, что я могла бы поместиться в нем стоя. Где-то дальше от мраморной столешницы отражается лунный свет – судя по всему, там кухня. Но ни Малькольм, ни я туда не идем.

Потому что мы слышим голоса наверху.

И один из них принадлежит моей матери.





Расплата




По мере того как мы на цыпочках крадемся вверх по лестнице, голоса становятся громче, а мое сердце бьется все оглушительнее. Впервые с того момента, как мама оставила меня одну, я разрываюсь между желанием броситься вперед и желанием убежать.

В коридоре наверху нет освещения. Мы различаем лишь свет, который просачивается из-под неплотно закрытой двери на другом конце. Подходим ближе. Мамин голос звучит твердо, жестко и уверенно.

– …чего вы хотели.

– Чего я хотела? – произносит другой голос. Он принадлежит пожилой женщине, и по тому, как волосы у меня на затылке встают дыбом, я понимаю, что это говорит моя бабушка. – Я хочу снова увидеть сына.

– Он никогда не собирался делать то, чего вы хотели, стать тем, кем вы хотели, – произносит мама. – И я – тому доказательство.

– Ты – доказательство лишь тому, что он страдал от той же слабости, что и его отец. И, как и его отец, он бы избавился от тебя, как только понял бы, как дорого ему обойдется этот флирт.

Мы подобрались достаточно близко, чтобы я могла заглянуть в комнату и увидеть хотя бы часть происходящего внутри. Мама стоит ко мне спиной, рядом с ней на блестящем полу виднеются темно-красные капли. Кровавый след ведет к двери, за которой прячемся мы с Малькольмом, проходит у нас под ногами. От вида крови мне становится трудно дышать. Мне хочется верить, что все дело в свежем порезе, что она, как и я, зацепилась за осколок стекла, пробираясь сквозь выбитое окно. Но, скорее всего, кровотечение началось намного раньше. Одного только прыжка со стены было бы достаточно, чтобы открылась рана на уже пострадавшей ноге, так что путь к дому должен был стать для нее настоящим мучением. Из мотеля она ушла в куртке, но вместо того, чтобы обмотать ей бедро и попытаться сдавить рану, она просто обвязала ее вокруг талии, чтобы не было видно, насколько сильно идет кровь.

Бабушка, элегантная женщина, которой на вид немного за семьдесят, поднимается со своего места за тяжелым дубовым столом. У нее изящные светло-серебристые волосы, уложенные на плечах и стянутые сзади лентой в тон кофте. На тонкой цепочке на шее висят очки для чтения – единственное свидетельство ее возраста.

– А теперь, – говорит она с тихой угрозой, – отдай мне кольцо.

– У меня его нет, – отвечает мама, и моя рука невольно касается груди, пытаясь найти кольцо, которого уже нет там. Кольцо, которое я отдала своей сестре.

– Это ложь.

Мягкие, округлые щеки – наверное, когда она улыбается, на них появляются ямочки – вздрагивают.

– Ты бы никогда его не продала.

– Потому что вы знаете, что я любила его.