Девушка пела в церковном хоре
Часть 32 из 33 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Федор! Шкура!
Может, эта деревянная нога фальшивая, а на настоящей, подогнутой, он сидит. Может, он сейчас услышит или почувствует меня, вскочит, отшвырнет гармошку, и… И мы скажем друг другу, что просто так нас не убить, что…
Но в ту же секунду Федор вместе с перроном мягко поплыл назад, в прошлое, откуда еще с полминуты доносился его нестройный вопль:
Белеют кресты
Далеких героев прекрасных.
И прошлого тени кружатся вокруг,
Твердят нам о жертвах напрасных.
– А сколько их сегодня таких по всем вокзалам, по всем кабакам, – с удовольствием выговорил Иннокентий Эрастович. – И как же это вас разобрало. Не привыкли, как не понять. И что вы думаете, что Россия после такого могла оставаться прежней? Не напрасны жертвы, нет, не напрасны. Да вот почитайте речи – у нас ведь скоро будет Государственная Дума, слышали наверняка. И кандидаты всё говорят, как есть…
Тут наши силуэты в зеркале двери исчезли, и в проеме возник уже почти родной Степан, высящийся над веером стаканов.
– А вот обещанного чайку, – оптимистично пропел он. – И лимончик пожалуйте…
И начал сгружать наши стаканы на столик, добавив:
– Еще свежую «Ниву» поднесли, не угодно ли…
«Нива»? Ну конечно же, «Нива», начал неуверенно улыбаться я. Чего же тут странного и недостижимого – прочитать мою «Ниву». Свежую.
– Есть нечто особое, – подсказал мне Степан. – Стихотворение Александра Блока. Все зачитываются. В соседнем купе плакали. Да вот я вам на этой страничке разверну…
– О боже ж ты мой, – заворковал снова неумолчный голос моего попутчика. – Увидеть свой журнал впервые за все это время – как не понять ваши чувства! Да, а представляете ли вы, как сейчас расцвела наша публицистика? Каждую неделю – событие, какой-то взрыв мысли с газетных и журнальных страниц… Вы, после вашего плена и прочего, будете очень нужны России, я вам смело предрекаю…
Тем временем крепкий палец проводника провел изящную дугу у нужного стиха.
И вот тут…
– Самодержавие не сможет уже быть самодержавием… – пел мой сосед, но его голос вдруг исчез для меня полностью, потому что…
– Девушка пела в цег-гковном хог-ге, – вдруг сказала мне журнальная страница певучим голосом Веры Селезневой, с ее мучительно, невыносимо ломающимся «р».
Я поднес пальцы к вискам, попытался попросить ее замолчать – но не смог.
Девушка пела в церковном хоре
О всех усталых в чужом краю,
О всех кораблях, ушедших в море,
О всех, забывших радость свою.
– Общественные перемены небывалого масштаба! – доносился до меня далекий голос с сиденья напротив. – Утопить девять десятых собственного флота, проиграть все сражения на суше!
Но Вера не слушала его, потому что –
Так пел ее голос, летящий в купол,
И луч сиял на белом плече,
И каждый из мрака смотрел и слушал,
Как белое платье пело в луче.
И всем казалось, что радость будет,
Что в тихой заводи все корабли,
Что на чужбине усталые люди
Светлую жизнь себе обрели.
И голос был сладок, и луч был тонок,
И только высоко, у Царских Врат,
Причастный Тайнам, плакал ребенок
О том, что никто не придет назад.
Так эта история кончилась – голосом Веры под невидимым куполом, и еще, конечно, непобедимым метрономом колес среди просторов.
Послесловие: было или не было
В России много людей, до мелочей знающих все, что произошло со 2-й Тихоокеанской эскадрой от ее отправки из Либавы до гибели в Цусимском проливе. И прежде всего, это капитан 1-го ранга профессор Владимир Юльевич Грибовский, согласившийся стать консультантом этой книги. Согласившийся – и обнаруживший в первоначальном тексте много чего флотским реалиям не соответствовавшее.
Ему – моя глубокая благодарность и уважение.
Если, несмотря на его усилия, в книге проскочила какая-то мелкая глупость, то это в любом случае вина автора, а не консультанта.
Откуда взялись исходные факты: существует проект «Крейсер “Дмитрий Донской”. Во славу Русского флага!», опубликовавший ценнейший сборник документов и фотографий. И существуют интернет-сообщества, включая такие, что вполне убедительно объясняют, как Цусиму можно было бы выиграть и изменить этим ход нашей и мировой истории.
Из громадного множества книг и документов на эту тему я бы отметил три классические – это отчет капитана 2-го ранга К. П. Блохина о последнем бое «Дмитрия Донского», а также мемуарно-дневниковые хроники Владимира Костенко и Алексея Новикова-Прибоя, соответственно «На “Орле” в Цусиме: Воспоминания участника русско-японской войны на море в 1904–1905 гг.» и «Цусима».
Тут интересная история: они служили вместе на броненосце «Орел», постоянно общались, описывали одни и те же события. Но люди это были разные; я бы порекомендовал читать прежде всего Костенко, лично мне он как человек, если судить по тексту, симпатичнее. Хотя классическую советскую версию Цусимы как приговора самодержавию проводили оба, у Костенко это получалось не так назойливо. При этом отличный глаз на подробности и ценные мелочи оказался у обоих. Часть этих подробностей я у них с глубокой благодарностью заимствовал.
Почти полная документированность судьбы эскадры, в частности, означает, что мне было не очень уютно вставлять в сохранившиеся до сего дня списки команд (с должностью каждого моряка) никогда не существовавших Илью Перепелкина или Веру Селезневу, не говоря о пассажирах, которых, насколько я знаю, в эскадре не значилось никаких.
Авторы исторических романов давно взяли на себя самопровозглашенную привилегию заставлять реальных исторических персонажей говорить и делать то, что они никогда не говорили и не делали, и общаться с людьми, которых в природе не было. Достаточно сказать, что настоящий Шарль Ожье де Бац де Кастельмор, рожденный графом д’Артаньян, по фактам и особенно датам своей биографии имеет мало общего с бедным дворянином, которого Александр Дюма прислал в Париж на позорной кляче. Но мы на Дюма за это не обижаемся.
Другое дело, что никто не помешает мне хотя бы в послесловии сказать пару слов о том, где в романе чуть-чуть искажена историческая реальность.
Например, заметки капитана 2-го ранга Николая Лаврентьевича Кладо (под псевдонимом Прибой) публиковались не в «Ниве», а в «Новом времени». Главное же, что они попали на эскадру не осенью 1904-го, а в 1905 году, уже у Мадагаскара.
Кстати, стихотворение Блока «Девушка пела…» тоже, видимо, публиковалось впервые не в «Ниве» (источники здесь расходятся), хотя написано в августе 1905 года.
Эпизод с сестрой милосердия с белого «Орла», которая была приглашена на поздний ужин на крейсер, действительно был – и попал в грозный адмиральский приказ, но фамилия этой сестры была Клемм, а не Селезнева.
Пострадавший от белой горячки или других бедствий офицер на Мадагаскаре действительно нападал на коллег, но все-таки не кусал их.
Бунта на «Донском» не было – подробности этой истории взяты из описаний «сухарного мятежа» на крейсере «Адмирал Нахимов» той же эскадры, хотя бунтовали в те дни и на других кораблях. Увидевшие тут нечто общее с похожими событиями, примерно в то же время, на броненосце «Потемкин» тоже не ошибутся.
Так же не ошибутся увидевшие в биографии Федора Шкуры какие-то детали из реальной жизни потрясающего писателя Александра Гриневского (Грина).
Насчет имен демонов: кто такие Коба и возможно даже Камо, читателям просто положено знать. А вот Винтер – это менее известная история. То был один из псевдонимов Леонида Борисовича Красина, руководителя «боевой группы» при ЦК РКПБ. Закончил жизнь Красин на должности полпреда СССР в Лондоне.
У этой книги есть один как бы не очень заметный герой – это русский язык. Люди 1905 года говорили не совсем на том русском языке, что мы сегодня. Кстати, и прокламации или журнальные страницы того года в исходном варианте выглядели чуть по-другому – с «ятями» и прочим.
Свое досье на эту тему я начал, понятно, с Чехова и Куприна, здесь поучаствовали также письма Александра Блока, даже пара строчек Набокова, не говоря о Новикове-Прибое; но был еще один замечательный человек, буквально купавшийся в тогдашнем стиле говорить и жить – его зовут Анатолий Каменский, сегодня почти забытый. Все эти синие огни спиртовок, бегающие под кофейниками, и «начало всех нас раздирать пополам» – от Каменского.
О поэзии: корявые и не лишенные обаяния сочинения невеликих стихотворцев того времени действительно пришли из тогдашней периодики – со страниц, постепенно приобретающих в наши дни чайный цвет. Бальмонт и Блок – с ними все понятно, а вот три стихотворения, которые Алексей Немоляев так и не смог зарифмовать, – это посложнее.
Ангел, летящий спиной назад, которого несет беспощадный ветер прогресса, – это замечательная нью-йоркская жительница Лори Андерсен. Баллада про три корабля, на одном из которых та, которая губит людей, – это с диска Натальи О’Шей, она же Хелависа (группа «Мельница»). Диск называется «Химера». А вот история о двух башнях – это Алексей Немоляев и больше никто.
Теперь о том, как родилась идея этой книги. Надо сказать большое спасибо Алексею Волину, который позвал в свой кабинет заместителя министра цифрового развития, связи и массовых коммуникаций меня – и кинопродюсера, очаровательную женщину, которую я назову только по имени: Марина. Сказал ей, что есть человек, который напишет прекрасный сценарий боевика, связанного с модной в тот момент идеей золотого груза на «Донском». По сути, это Волин прорисовал тремя фразами основные идеи столкновения разных сил и людей вокруг этого золота. И упомянул, что заодно сценарист может написать еще и роман, одно другому уж точно не помешает.
И сценарии, и романы начинаются с создания, буквально из воздуха, трех-четырех человек, чья встреча будет высекать искры. А вот когда этих людей начинаешь видеть буквально до каждой черточки, тут уже остановиться невозможно – фильм ли, роман ли просто должен появиться, да он тогда уже и есть.
Кино – штука сложная, пока что его не прослеживается, а вот роман написан. И в нем есть также идея Волина насчет того, что в том конфликте у каждого была своя правда. Я добавлю к ней – и всех их жалко.
Алексею и Марине – моя искренняя благодарность.
Может, эта деревянная нога фальшивая, а на настоящей, подогнутой, он сидит. Может, он сейчас услышит или почувствует меня, вскочит, отшвырнет гармошку, и… И мы скажем друг другу, что просто так нас не убить, что…
Но в ту же секунду Федор вместе с перроном мягко поплыл назад, в прошлое, откуда еще с полминуты доносился его нестройный вопль:
Белеют кресты
Далеких героев прекрасных.
И прошлого тени кружатся вокруг,
Твердят нам о жертвах напрасных.
– А сколько их сегодня таких по всем вокзалам, по всем кабакам, – с удовольствием выговорил Иннокентий Эрастович. – И как же это вас разобрало. Не привыкли, как не понять. И что вы думаете, что Россия после такого могла оставаться прежней? Не напрасны жертвы, нет, не напрасны. Да вот почитайте речи – у нас ведь скоро будет Государственная Дума, слышали наверняка. И кандидаты всё говорят, как есть…
Тут наши силуэты в зеркале двери исчезли, и в проеме возник уже почти родной Степан, высящийся над веером стаканов.
– А вот обещанного чайку, – оптимистично пропел он. – И лимончик пожалуйте…
И начал сгружать наши стаканы на столик, добавив:
– Еще свежую «Ниву» поднесли, не угодно ли…
«Нива»? Ну конечно же, «Нива», начал неуверенно улыбаться я. Чего же тут странного и недостижимого – прочитать мою «Ниву». Свежую.
– Есть нечто особое, – подсказал мне Степан. – Стихотворение Александра Блока. Все зачитываются. В соседнем купе плакали. Да вот я вам на этой страничке разверну…
– О боже ж ты мой, – заворковал снова неумолчный голос моего попутчика. – Увидеть свой журнал впервые за все это время – как не понять ваши чувства! Да, а представляете ли вы, как сейчас расцвела наша публицистика? Каждую неделю – событие, какой-то взрыв мысли с газетных и журнальных страниц… Вы, после вашего плена и прочего, будете очень нужны России, я вам смело предрекаю…
Тем временем крепкий палец проводника провел изящную дугу у нужного стиха.
И вот тут…
– Самодержавие не сможет уже быть самодержавием… – пел мой сосед, но его голос вдруг исчез для меня полностью, потому что…
– Девушка пела в цег-гковном хог-ге, – вдруг сказала мне журнальная страница певучим голосом Веры Селезневой, с ее мучительно, невыносимо ломающимся «р».
Я поднес пальцы к вискам, попытался попросить ее замолчать – но не смог.
Девушка пела в церковном хоре
О всех усталых в чужом краю,
О всех кораблях, ушедших в море,
О всех, забывших радость свою.
– Общественные перемены небывалого масштаба! – доносился до меня далекий голос с сиденья напротив. – Утопить девять десятых собственного флота, проиграть все сражения на суше!
Но Вера не слушала его, потому что –
Так пел ее голос, летящий в купол,
И луч сиял на белом плече,
И каждый из мрака смотрел и слушал,
Как белое платье пело в луче.
И всем казалось, что радость будет,
Что в тихой заводи все корабли,
Что на чужбине усталые люди
Светлую жизнь себе обрели.
И голос был сладок, и луч был тонок,
И только высоко, у Царских Врат,
Причастный Тайнам, плакал ребенок
О том, что никто не придет назад.
Так эта история кончилась – голосом Веры под невидимым куполом, и еще, конечно, непобедимым метрономом колес среди просторов.
Послесловие: было или не было
В России много людей, до мелочей знающих все, что произошло со 2-й Тихоокеанской эскадрой от ее отправки из Либавы до гибели в Цусимском проливе. И прежде всего, это капитан 1-го ранга профессор Владимир Юльевич Грибовский, согласившийся стать консультантом этой книги. Согласившийся – и обнаруживший в первоначальном тексте много чего флотским реалиям не соответствовавшее.
Ему – моя глубокая благодарность и уважение.
Если, несмотря на его усилия, в книге проскочила какая-то мелкая глупость, то это в любом случае вина автора, а не консультанта.
Откуда взялись исходные факты: существует проект «Крейсер “Дмитрий Донской”. Во славу Русского флага!», опубликовавший ценнейший сборник документов и фотографий. И существуют интернет-сообщества, включая такие, что вполне убедительно объясняют, как Цусиму можно было бы выиграть и изменить этим ход нашей и мировой истории.
Из громадного множества книг и документов на эту тему я бы отметил три классические – это отчет капитана 2-го ранга К. П. Блохина о последнем бое «Дмитрия Донского», а также мемуарно-дневниковые хроники Владимира Костенко и Алексея Новикова-Прибоя, соответственно «На “Орле” в Цусиме: Воспоминания участника русско-японской войны на море в 1904–1905 гг.» и «Цусима».
Тут интересная история: они служили вместе на броненосце «Орел», постоянно общались, описывали одни и те же события. Но люди это были разные; я бы порекомендовал читать прежде всего Костенко, лично мне он как человек, если судить по тексту, симпатичнее. Хотя классическую советскую версию Цусимы как приговора самодержавию проводили оба, у Костенко это получалось не так назойливо. При этом отличный глаз на подробности и ценные мелочи оказался у обоих. Часть этих подробностей я у них с глубокой благодарностью заимствовал.
Почти полная документированность судьбы эскадры, в частности, означает, что мне было не очень уютно вставлять в сохранившиеся до сего дня списки команд (с должностью каждого моряка) никогда не существовавших Илью Перепелкина или Веру Селезневу, не говоря о пассажирах, которых, насколько я знаю, в эскадре не значилось никаких.
Авторы исторических романов давно взяли на себя самопровозглашенную привилегию заставлять реальных исторических персонажей говорить и делать то, что они никогда не говорили и не делали, и общаться с людьми, которых в природе не было. Достаточно сказать, что настоящий Шарль Ожье де Бац де Кастельмор, рожденный графом д’Артаньян, по фактам и особенно датам своей биографии имеет мало общего с бедным дворянином, которого Александр Дюма прислал в Париж на позорной кляче. Но мы на Дюма за это не обижаемся.
Другое дело, что никто не помешает мне хотя бы в послесловии сказать пару слов о том, где в романе чуть-чуть искажена историческая реальность.
Например, заметки капитана 2-го ранга Николая Лаврентьевича Кладо (под псевдонимом Прибой) публиковались не в «Ниве», а в «Новом времени». Главное же, что они попали на эскадру не осенью 1904-го, а в 1905 году, уже у Мадагаскара.
Кстати, стихотворение Блока «Девушка пела…» тоже, видимо, публиковалось впервые не в «Ниве» (источники здесь расходятся), хотя написано в августе 1905 года.
Эпизод с сестрой милосердия с белого «Орла», которая была приглашена на поздний ужин на крейсер, действительно был – и попал в грозный адмиральский приказ, но фамилия этой сестры была Клемм, а не Селезнева.
Пострадавший от белой горячки или других бедствий офицер на Мадагаскаре действительно нападал на коллег, но все-таки не кусал их.
Бунта на «Донском» не было – подробности этой истории взяты из описаний «сухарного мятежа» на крейсере «Адмирал Нахимов» той же эскадры, хотя бунтовали в те дни и на других кораблях. Увидевшие тут нечто общее с похожими событиями, примерно в то же время, на броненосце «Потемкин» тоже не ошибутся.
Так же не ошибутся увидевшие в биографии Федора Шкуры какие-то детали из реальной жизни потрясающего писателя Александра Гриневского (Грина).
Насчет имен демонов: кто такие Коба и возможно даже Камо, читателям просто положено знать. А вот Винтер – это менее известная история. То был один из псевдонимов Леонида Борисовича Красина, руководителя «боевой группы» при ЦК РКПБ. Закончил жизнь Красин на должности полпреда СССР в Лондоне.
У этой книги есть один как бы не очень заметный герой – это русский язык. Люди 1905 года говорили не совсем на том русском языке, что мы сегодня. Кстати, и прокламации или журнальные страницы того года в исходном варианте выглядели чуть по-другому – с «ятями» и прочим.
Свое досье на эту тему я начал, понятно, с Чехова и Куприна, здесь поучаствовали также письма Александра Блока, даже пара строчек Набокова, не говоря о Новикове-Прибое; но был еще один замечательный человек, буквально купавшийся в тогдашнем стиле говорить и жить – его зовут Анатолий Каменский, сегодня почти забытый. Все эти синие огни спиртовок, бегающие под кофейниками, и «начало всех нас раздирать пополам» – от Каменского.
О поэзии: корявые и не лишенные обаяния сочинения невеликих стихотворцев того времени действительно пришли из тогдашней периодики – со страниц, постепенно приобретающих в наши дни чайный цвет. Бальмонт и Блок – с ними все понятно, а вот три стихотворения, которые Алексей Немоляев так и не смог зарифмовать, – это посложнее.
Ангел, летящий спиной назад, которого несет беспощадный ветер прогресса, – это замечательная нью-йоркская жительница Лори Андерсен. Баллада про три корабля, на одном из которых та, которая губит людей, – это с диска Натальи О’Шей, она же Хелависа (группа «Мельница»). Диск называется «Химера». А вот история о двух башнях – это Алексей Немоляев и больше никто.
Теперь о том, как родилась идея этой книги. Надо сказать большое спасибо Алексею Волину, который позвал в свой кабинет заместителя министра цифрового развития, связи и массовых коммуникаций меня – и кинопродюсера, очаровательную женщину, которую я назову только по имени: Марина. Сказал ей, что есть человек, который напишет прекрасный сценарий боевика, связанного с модной в тот момент идеей золотого груза на «Донском». По сути, это Волин прорисовал тремя фразами основные идеи столкновения разных сил и людей вокруг этого золота. И упомянул, что заодно сценарист может написать еще и роман, одно другому уж точно не помешает.
И сценарии, и романы начинаются с создания, буквально из воздуха, трех-четырех человек, чья встреча будет высекать искры. А вот когда этих людей начинаешь видеть буквально до каждой черточки, тут уже остановиться невозможно – фильм ли, роман ли просто должен появиться, да он тогда уже и есть.
Кино – штука сложная, пока что его не прослеживается, а вот роман написан. И в нем есть также идея Волина насчет того, что в том конфликте у каждого была своя правда. Я добавлю к ней – и всех их жалко.
Алексею и Марине – моя искренняя благодарность.