Девушка, которая играла с огнем

Такой запрос Бьюрман сделал на автомате, потом ждал два месяца – и, к своему крайнему изумлению, получил отказ. Он был не в состоянии понять, что такого особенного могло содержаться в полицейском расследовании пятнадцатилетней давности, касавшемся двенадцатилетней девочки. Что делало его таким секретным, как будто это касалось ключей от дома правительства в Росанбаде?

Он вернулся к дневникам Хольгера Пальмгрена, перечитал их строчку за строчкой и постарался понять, что скрывается за словами «Вся Та Жуть». Текст не давал зацепок. Хольгер Пальмгрен и Лисбет Саландер об этом явно говорили, но в записях не осталось следа. Упоминание о «Всей Той Жути» появилось в самом конце пространного дневника. Вероятно, Пальмгрен просто-напросто не успел сделать подробную запись, прежде чем его разбил инсульт.

Все это повернуло мысли Бьюрмана в новое русло. Хольгер Пальмгрен был опекуном Лисбет Саландер с ее тринадцатилетнего возраста до восемнадцатилетия. Это означало, что Пальмгрен был рядом с ней вскоре после того, как случилась «Вся Та Жуть» и Саландер поместили в детскую психиатричку. Значит, он, скорее всего, знал, что с ней произошло.

Бьюрман снова пошел в архив управления опекунского совета. На этот раз он запросил не документы, относящиеся к делу Лисбет Саландер, а описание поручения Пальмгрену в связи с решением, принятым службой социального обеспечения об опекунстве над Саландер. Он получил на первый взгляд совершенно разочаровывающие материалы – всего две страницы. Сообщалось, что мать Саландер не способна воспитывать своих дочерей, и в связи с особыми обстоятельствами девочек необходимо разделить. Камиллу Саландер передали в приемную семью, а Лисбет положили в детскую психиатрическую клинику Святого Стефана. Другие варианты не обсуждались. Но почему?

Формулировка была таинственной: «В связи с событиями, произошедшими 12 марта 1991 года, служба социального обеспечения постановляет…» После этого снова приводился номер рапорта того полицейского расследования, которое засекретили. На этот раз сообщалась одна деталь – имя полицейского, занимавшегося расследованием.

Адвокат Нильс Бьюрман изумленно уставился на это имя. Оно ему было знакомо, слишком хорошо знакомо.

Теперь дело вырисовывалось в совершенно другом свете.

Ему потребовалось еще два месяца, чтобы совсем другими путями получить доступ к материалам расследования. Это был толково написанный рапорт на сорока семи страницах формата А4, сопровождавшийся приложениями почти на шестьдесят страниц, отражавшими последующие шесть лет.

Сначала Бьюрман не понял, как связать концы с концами. Затем снова достал снимки, прилагавшиеся к судебно-медицинскому исследованию, и опять проверил имя.

«Боже мой… этого не может быть», – промелькнуло у него в голове.

Он вдруг понял, почему дело оказалось засекречено. Адвокат Нильс Бьюрман сорвал куш в лотерею.

Внимательно перечитав материалы полицейского еще раз, он понял, что нашел еще одного человека, у которого есть причина ненавидеть Лисбет Саландер так же страстно, как у него самого.

Бьюрман оказался не одинок.

Он раскопал союзника, самого невероятного союзника, какого только можно вообразить.

Тогда он начал неторопливо продумывать план действий.



Размышления Нильса Бьюрмана прервались, когда на его столик в кафе «Хедон» легла тень. Он поднял взгляд и увидел какого-то блондина. «Великан» – вот единственное слово, которое ему подходило.

На секунду адвокат даже отпрянул, прежде чем снова пришел в себя. С высоты более двух метров на него смотрел вниз мужчина сверхмощного сложения. Явно культурист. Бьюрман не обнаружил ни малейших признаков жира или вялости в его фигуре. В целом он создавал ощущение пугающей физической силы.

Это был блондин с короткой стрижкой и овальным лицом с неожиданно мягкими чертами. Зато голубые, как лед, глаза мягкости не выражали. Одет он был в укороченную черную кожаную куртку и черные брюки, а из-под распахнутого ворота виднелась голубая рубашка с черным галстуком. Последнее, что адвокат Бьюрман отметил для себя, были руки незнакомца. Даже для такого крупного человека они были непомерно огромны.

– Адвокат Бьюрман? – спросил он.

Мужчина говорил с заметным акцентом, но таким неожиданно писклявым голосом, что Бьюрман на секунду усмехнулся, но кивнул.

– Мы получили ваше письмо, – сообщил он.

– А вы кто такой? Я хотел встретиться с…

Мужчина с гигантскими ручищами проигнорировал вопрос и уселся напротив Бьюрмана, прервав его:

– Вместо него вам придется поговорить со мной. Выкладывайте, что вам надо.

Адвокат Бьюрман заколебался. Ему была невыносима мысль о том, чтобы раскрыться перед совершенно чужим человеком. Но ничего не поделаешь. Он вновь напомнил себе, что не одинок в ненависти к Лисбет Саландер. Союзники ему необходимы. И он, предварительно понизив голос, начал объяснять, по какому делу появился.





Глава 3




Пятница, 17 декабря – суббота, 18 декабря

Лисбет Саландер проснулась утром в семь часов, приняла душ и спустилась к стойке администратора в холле. Она спросила сидевшего там Фредди Мак-Бейна, нет ли в гостинице свободного багги[8], чтобы взять на день напрокат. Через десять минут все было готово: залог внесен, сиденье и зеркало заднего вида подогнаны, зажигание и бензин проверены. Лисбет зашла в бар, заказала кофе с молоком и бутерброд на завтрак, а бутылку с минеральной водой – с собой. За завтраком она исписала салфетку каракулями цифр, думая о задаче x³ + y³ = z³.

В самом начале девятого в бар спустился доктор Форбс, свежевыбритый, в темном костюме и белой рубашке с голубым галстуком. Он заказал яйца, тост, апельсиновый сок и черный кофе. Ровно в половине девятого поднялся и пошел к ожидавшему его такси.

Лисбет последовала за ним на некотором расстоянии. Доктор Форбс отпустил такси чуть ниже Морской панорамы в начале бухты Каренаж и пошел вдоль набережной. Лисбет проехала вперед мимо него, припарковалась в середине приморского бульвара и терпеливо подождала, пока он пройдет, прежде чем вновь тронуться за ним.

Четыре часа подряд ходила она за ним то вверх, то вниз по улицам Сент-Джорджеса. К часу дня Лисбет уже вся взмокла, а ноги опухли. Прогулка шла в неторопливом темпе, но без остановок, а многочисленные крутые подъемы и спуски уже начинали «откладываться» в мышцах. Оставалось только поражаться энергии Форбса. Допивая последний глоток минеральной воды, Лисбет подумала, уже не бросить ли ей затеянное, как доктор вдруг направился к «Черепашьему панцирю».

Спустя десять минут Лисбет тоже зашла в ресторан и уселась на веранде. Они заняли в точности те же места, что и за день до этого, а он так же тянул кока-колу и не отрывал взгляда от воды в заливе.

На Гренаде Форбс был одним из тех немногих эксцентриков, кто носил пиджак и галстук. Казалось, он не чувствует жары.


Размышления Лисбет прервались в три часа, когда доктор заплатил по счету и покинул ресторан. Сначала он шел прогулочным шагом вдоль бухты Каренаж, а потом вскочил в микроавтобус, направлявшийся в Гранд Анс. Лисбет припарковалась у отеля «Киз» за пять минут до того, как Форбс сошел с автобуса.

У себя в номере она налила в ванну прохладную воду и вытянулась в ней. Ноги ныли, а лоб прочертили морщины.

Сегодняшние физические упражнения кое-что выявили. Каждое утро доктор Форбс покидал отель свежевыбритый, строго одетый, с портфелем под мышкой. Весь день он ровным счетом ничего не делал, только убивал время. Какова бы ни была цель его приезда на Гренаду, к строительству новой школы она явно не имела никакого отношения. Но ведь почему-то он хотел сделать вид, что приехал сюда по делам.

«К чему весь этот театр?» – подумала Лисбет.

Единственным человеком, от которого Форбс хотел что-то скрыть в связи с этим, была его жена. Он хотел произвести на нее впечатление человека, чрезвычайно занятого целый день. Но почему? Неужели дело пошло плохо и он из гордости не мог признаться в этом? А может быть, он приехал в Гренаду с другой целью? Не ждет ли он здесь кого-нибудь или что-нибудь?

При проверке электронной почты оказалось, что Лисбет Саландер получила четыре письма на «Хотмейл». Первое было от Чумы и отправлено примерно через час после его получения. Сообщение было зашифровано и содержало всего два слова: «Ты жива?» Чума никогда не был склонен к длинным задушевным посланиям. Лисбет, впрочем, тоже.

Два следующих письма были отправлены в два часа ночи. Первое из них, тоже от Чумы, содержало зашифрованную информацию о том, что один знакомый по сети по имени Бильбо, живущий в Техасе, клюнул на его запрос. Чума приложил адрес Бильбо и PGP-ключ[9]. А через несколько минут пришло послание, подписанное Бильбо. Оно было коротким и сообщало о намерении выслать информацию о докторе Форбсе в течение суток.

Последнее письмо, также от Бильбо, было послано поздно вечером. Оно содержало зашифрованный номер банковского счета и FTP-адрес. Лисбет зашла по адресу и нашла zip-файл на 390 килобайт. Она сохранила его и раскрыла. Там была папка, содержащая четыре фотографии плохого качества и пять документов в текстовом формате. На двух фотографиях был снят Форбс, один раз с женой на премьере в театре, а на другой – в церкви, говорящим с кафедры.

Первый из документов был отчетом Бильбо на одиннадцати страницах, второй насчитывал восемьдесят четыре страницы и содержал материал, скачанный из Интернета. Следующие два документа содержали сканированные вырезки из местной газеты «Остин америкэн стейтмент», а последний представлял собой обзор деятельности общины Форбса. Название общины было «Пресвитерианская церковь Южного Остина».

Если не считать Третью Книгу Моисея, которую Лисбет знала вдоль и поперек – в прошлом году у нее были причины штудировать библейский свод законов, – запас ее знаний религиозной истории оставался весьма скромным. Она весьма смутно представляла себе, в чем разница между иудейской, пресвитерианской и католической церковью, хотя еврейская, конечно, должна называться синагогой. «Уж не придется ли входить в тонкости теологии?» – испугалась она сначала. Но потом решила, что ей до лампочки, к какой церкви принадлежит доктор Форбс.

Форбсу, время от времени именуемому преподобным Рихардом Форбсом, было сорок два года. Домашняя страничка церкви Южного Остина информировала, что в церкви семь постоянных служителей. Первым в списке значился преподобный Дункан Клегг, являвшийся, скорее всего, главным богословом церкви. С фотографии смотрел крепкий мужчина с седой копной волос и ухоженной седой бородой.

Рихард Форбс стоял в списке третьим и отвечал за вопросы образования. Рядом с именем в скобках стояло «Фонд святой воды».

Лисбет прочитала вступительную часть церковного обращения:

«Через молитву и благодарение мы будем служить прихожанам Юного Остина, чтобы укоренять стабильность, богословие и идеологию надежды, которые ставит во главу угла Пресвитерианская церковь Америки. Слуги Христовы, мы даем приют страждущим и надежду на прощение через молитву и баптистское благословение. Возрадуемся любви Господа! Долг наш в том, чтобы устранить преграды между людьми, разрушить препятствия на пути любви Господней!»

Непосредственно после вступления указывался номер банковского счета церкви и содержался призыв претворить любовь к Богу в благодеяния.

Бильбо предоставил Лисбет короткую, но прекрасно написанную биографию Рихарда Форбса. Она узнала, что тот родом из Сидарс-Блафф, Невада, работал в сельском хозяйстве, был коммерсантом, завхозом в школе, корреспондентом местной газеты в Нью-Мехико и менеджером христианского рок-ансамбля. В тридцать один год он примкнул к церкви Южного Остина. У него было законченное образование ревизора и незаконченное – архитектора. Никаких следов формально полученного звания доктора Бильбо не отыскал.

Джеральдина Найт была прихожанкой той же церкви и единственной дочерью владельца ранчо Уильяма Найта, одного из тех, кто задавал тон в той церкви Южного Остина. Рихард и Джеральдина поженились в 1997 году, и с тех пор церковная карьера Форбса быстро пошла вверх. Он возглавил фонд Девы Марии, ставивший целью «вкладывать божьи деньги в образовательные проекты для нуждающихся».

Форбса арестовывали дважды. Первый раз, в 1987 году, когда ему было двадцать пять лет, он обвинялся в причинении тяжелых телесных повреждений, нанесенных во время автомобильной аварии. Но суд его оправдал. Судя по газетным вырезкам, Форбс и впрямь был не виноват. В 1995 году он обвинялся в присвоении денег христианской рок-группы, менеджером которой являлся. Но его оправдали и на этот раз.

В Остине Форбс стал весомой фигурой, членом городского совета по образованию. Кроме того, он был членом демократической партии, активно участвовал в благотворительных мероприятиях и собирал средства для оплаты школьного обучения детей из малоимущих семей. В частности, церковь Южного Остина уделяла большое внимание поддержке испаноговорящих семей.

В 2001 году против Форбса выдвигались обвинения в экономических нарушениях, связанных с деятельностью фонда Девы Марии. Согласно одной из газетных статей, Форбс подозревался в том, что вложил в прибыльные фонды бо́льшую часть поступлений, чем это позволялось уставом. Церковь выступила с опровержением этих обвинений, а пастор Клегг твердо встал на сторону Форбса в последовавших дебатах. Официальное обвинение предъявлено не было, а ревизия никаких замечаний не сделала.

Особенно вдумчиво Лисбет изучила отчет о личных доходах Форбса. Его годовой доход составлял шестьдесят тысяч долларов, это была его зарплата. Других источников дохода у него лично не имелось. Финансовую стабильность в семье гарантировала Джеральдина Форбс. В 2002 году умер ее отец, и она стала единственной наследницей состояния в почти сорок миллионов долларов. Детей у нее с мужем не было.

Из этого можно было заключить, что Рихард Форбс зависел от своей супруги. Лисбет нахмурила бровь. Каковы же тогда мотивы избиения жены?

Лисбет зашла в Интернет и послала Бильбо лаконичное зашифрованное послание, поблагодарив за материалы, а также перевела пятьсот долларов на указанный им счет.

Она вышла на балкон и прислонилась к перилам. Солнце склонялось к горизонту. Поднявшийся ветер шелестел кронами пальм, росших вдоль стены вокруг отеля. Гренада лежала на периферии следования «Матильды». Лисбет последовала совету Эллы Кармайкл и уложила компьютер, «Границы математики», смену одежды и разные мелочи в нейлоновую сумку, а потом поставила ее на полу у кровати. Затем спустилась в бар и заказала на ужин рыбу и бутылку «Кариба».

Ничего примечательного Лисбет не увидела, кроме доктора Форбса, одетого в светлую футболку, шорты и спортивную обувь. Тот задавал Элле Кармайкл вопросы о «Матильде», стоя у бара. Судя по всему, он не тревожился. На шее у него висел крестик на золотой цепочке, а сам он выглядел бодро и привлекательно.



В результате целого дня унылого хождения по Сент-Джорджесу Лисбет Саландер была совершенно вымотана и поэтому после ужина решила чуть-чуть пройтись. Но дуло так сильно и настолько похолодало, что она вернулась к себе в номер и улеглась в постель уже около девяти вечера. За окном бушевал ветер. Лисбет хотела немного почитать, но почти сразу же заснула.

Проснулась она от сильного грохота. Бросив взгляд на наручные часы, увидела, что сейчас четверть двенадцатого. Вылезла из постели и открыла балконную дверь. Ее встретил такой порыв ветра, что она отступила на шаг назад. Держась за дверной косяк, осторожно выдвинулась вперед и огляделась.

Висящие вокруг бассейна лампы раскачивались на ветру, порождая беспокойные тени, мечущиеся по саду. В проеме ворот Лисбет увидела несколько проснувшихся постояльцев, уставившихся в сторону пляжа. Другие сгрудились возле бара. На севере виднелись огни Сент-Джорджеса. Небо затянуло тучами, но дождя не было. Шум волн не видимого в темноте моря доносился намного громче, чем обычно. Заметно похолодало. Впервые с тех пор, как Лисбет оказалась на Карибах, ее охватила дрожь.

Она все еще стояла на балконе, когда кто-то громко постучал ей в дверь. Лисбет завернулась в простыню и открыла. Фредди Мак-Бейн выглядел озабоченным.

– Извините за беспокойство, но, похоже, приближается шторм.

– «Матильда»?

– «Матильда», – подтвердил он. – Ранним вечером она свирепствовала над Тобаго, и мы получили сообщение о больших разрушениях.

Лисбет пошарила в закромах своих познаний по географии и метеорологии. Тринидад и Тобаго находились примерно в двухстах километрах к юго-востоку от Гренады. Тропический ураган может без труда покрыть площадь радиусом сто километров, а центр его – перемещаться со скоростью тридцать-сорок километров в час. Значит, в данный момент «Матильда» стояла у дверей Гренады и могла постучаться в любую минуту. Все зависело от того, в какую сторону она движется.

– Непосредственной опасности нет, – продолжал Мак-Бейн, – но лучше подстраховаться. Я хочу, чтобы вы собрали самые ценные вещи в сумку и спустились вниз, к стойке регистратора. Можете рассчитывать на кофе и бутерброды за счет отеля.

Лисбет последовала его совету. Она ополоснула лицо, чтобы сбросить остатки сна, надела джинсы, ботинки и фланелевую рубашку, а через плечо перекинула нейлоновую сумку. Прежде чем выйти из номера, подошла к ванной комнате, открыла дверь и зажгла свет. Зеленой ящерицы не было видно – наверное, забилась в какую-то щелку. Вот умница.

В баре Лисбет поплелась к своему обычному месту и оттуда наблюдала, как Элла Кармайкл приказывает персоналу наполнять термосы горячим питьем. Немного спустя она подошла к Лисбет.