Девушка из письма
Часть 9 из 44 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Глянь-ка сюда, дорогуша.
Она так глубоко погрузилась в свои мысли, что почти забыла о своем попутчике. Разбитое стекло хрустнуло у нее под ногами, когда она вошла в дверной проем и посмотрела на огромный зал, залитый светом из двух высоких сводчатых окон. Вдоль стен здесь располагались большие керамические раковины для стирки, а не менее крупных размеров машина для отжима лежала на боку посреди потемневшего пола. Она стояла в дверях и представляла фигуры женщин, годами тонувших здесь в облаках пара, утиравших ладонями пот с лиц, стиравших в раковинах грязные простыни и пропускавших скатерти сквозь валики отжимного катка.
На задней стене высилось распятие, а над раковинами висел сильно изъеденный молью гобелен. Мурашки пробежали у Сэм по спине, когда она прочитала четко вышитый на нем текст.
«О, Благословенный Иисус, владыка всех душ. Молю Тебя во имя агонии, пережитой Твоим Священным Сердцем, и печалей Твоей Непорочной Матери: очисти Твоей Кровью всех грешников мира сего, кому суждено умереть в день нынешний.
И если Тебе угодно будет ниспослать мне сегодня страдания ради обретения милости Твоей, это тоже принесет мне блаженство, и возблагодарю я тебя, Добрейший Иисус, Пастырь и Владыка душ наших. Спасибо Тебе за несказанную радость самой творить благостные дела, путь к которым указал мне Ты своими благодеяниями. Аминь».
– Жуткое место. С ума сойти можно, – сказала Сэм. – Ощущение такое, будто девушки так и остались здесь взаперти.
– Ты все точно уловила, дорогуша. – Энди склонился к ней так близко, что она ощутила запах табачного дыма от его дыхания.
– Так вам известно, жив ли еще кто-то из здешних монахинь? – Она отвернулась от него в сторону.
– Ты так и не ответила на мой вопрос.
– На какой вопрос? – Она пока не понимала, чем был вызван приступ внезапно накатившей тошноты – присутствием Энди или гнетущей атмосферой бывшей прачечной.
– Выпьем вместе сегодня или как?
Она улыбнулась и всмотрелась в дальний конец коридора.
– А там что?
– Столовая. Только в ней ничего не осталось. – Он посмотрел на часы. – Оттуда все вывезли перед сносом. Сомневаюсь, что ты там хоть что-то найдешь.
– А там? – Сэм кивком головы указала на темную деревянную дверь.
Энди промолчал, и тогда она сама пересекла холл, чтобы открыть ее, проскользнув мимо него, в то время как он даже не пошевелился, чтобы пропустить ее. В контрасте с огромным залом прачечной небольшая комната вызывала приступ клаустрофобии, и почерневшие от времени деревянные панели стен почти полностью поглощали скудный свет, попадавший сюда через маленькое окно. Письменный стол из красного дерева был задвинут в самый угол, а на нем стоял большой портрет в позолоченной раме, изображавший монахиню в полном парадном облачении. Вытянутое лицо женщины казалось лишенным всяких эмоций, губы были поджаты, а когда Сэм поставила портрет вертикально, стало казаться, что холодные глаза монахини непрерывно наблюдают за ее передвижениями по комнате. На табличке внизу была надпись: «Мать Карлин, настоятельница с 1945 по 1965 год».
– Вам не известно, она еще жива? – Сэм указала на портрет. – Мать Карлин?
– Знаю только, что пара бывших монахинь отсюдова живут в доме престарелых, он находится дальше вдоль дороги. Но имен не назову. Послушай, дорогуша, нам нельзя долго здесь торчать. В девять заявится шеф строительной фирмы.
– Конечно, простите. Пойдемте. – Она в последний раз окинула комнату взглядом и повернулась к двери.
При этом один из ее каблуков зацепился за нечто вроде ручки, чуть заметно торчавшей из пола. Она резко остановилась.
– А это еще что такое?
Энди пожал плечами, достал из кармана еще одну сигарету и прикурил ее. Сэм присела на корточки, пропустила сквозь ручку пальцы, начав тянуть. Ей пришлось приложить немалые усилия, но после нескольких попыток крышка люка стала постепенно подниматься, издавая громкий скрип, эхом разносившийся по почти пустой комнате. Она сделала шаг назад, чтобы получше рассмотреть открывшейся внизу ров.
– Как вы думаете, для чего использовалась эта яма? – Она бросила взгляд на Энди.
– А сама-то не догадываешься? – Он выпустил табачный дым из ноздрей в сырой воздух комнаты.
Сэм ощутила прилив тошноты, когда поняла, что яма у нее под ногами имела такие размеры, чтобы в ней мог разместиться только один человек – скорее всего, молодая женщина: пять футов высотой и три шириной, оно напоминало вертикально поставленный гроб. Ее внезапно словно парализовало, когда она представила себя запертой на много часов в полной темноте. Ров в полу едва ли позволял шевелиться вообще. У нее было бы достаточно времени на то, чтобы все обдумать и хорошенько усвоить преподанный ей урок. Когда Энди жестом поторопил ее к выходу, она услышала тонкий плач девушки. Она не сразу поняла, что это был ее плач.
У нее возникла острая боль в груди, перехватило дыхание, пока он за руку тащил ее вдоль коридора, затем вновь через помещение прачечной, где ей мерещились неподвижные фигуры девушек, склонившихся над раковинами, и непрерывно наблюдавших за ней. Когда они добрались до выхода, она с трудом преодолела высокий порог и выбралась наружу, отчаянно хватая ртом свежий воздух.
– Ты в порядке, дорогуша? – Энди отпустил ее руку.
– Простите, мне нужна минута, чтобы прийти в себя. Это место действует слишком угнетающе. Вынести такое зрелище трудно. – Она отмахнулась от предложенной им сигареты.
– Об чем я тебе и толковал. Ты понятия не имела, куда суешься. Чем скорее этот дом сровняют с землей, тем лучше. А тебе сейчас нужно поскорее уносить отседа ноги.
Сэм глубоко вздохнула, кивая в ответ. Она до сих пор не могла понять, почему судьба Айви вызвала в ней столько бурных эмоций, а в тягостной атмосфере приюта она прониклась еще и страданиями, пережитыми другими девушками, когда-то ставшими здесь своего рода заключенными. Если же принять во внимание смерть отца Бенджамина и вероятную связь с ним Китти Кэннон, все ее журналистское нутро просто взывало к ней, принуждая расследовать эту историю до конца, докопаться до истины.
Если мать-настоятельница Карлин еще жива, Сэм обязана разыскать ее. Но сначала ей необходимо выяснить точную причину, по которой Китти Кэннон присутствовала при расследовании обстоятельств смерти отца Бенджамина. Она позвонит в пресс-службу Кэннон, чтобы прощупать почву. И если упоминание о Святой Маргарите вызовет хоть какую-то ответную реакцию, станет ясно: она напала на верный след. Затем останется только заставить одну из выживших монахинь пролить свет на связь Кэннон с приютом, и Сэм получит необходимую информацию для более детального изучения вопроса.
Она посмотрела на свои часы: 7:30 утра. Еще два с половиной часа до того момента, когда ей положено уже сидеть за рабочим столом в редакции. Если поторопиться, ей, возможно, удастся выяснить местонахождение матери Карлин прямо сейчас. Она посмотрела на Энди.
– Я буду рада угостить вас выпивкой сегодня вечером в благодарность за причиненное беспокойство. А если вы еще вспомните адрес и название упомянутого дома престарелых, с меня еще две большие порции виски.
Глава 9
5 февраля 2017 года, воскресенье
Ричард бросил взгляд на настенные часы и отметил про себя, что они потратили только половину времени, отведенного на прием, а затем снова обратил все свое внимание на Китти. Его ладони стали липкими от пота, и он сцепил их вокруг ноги, лежавшей поверх другой.
– Что же произошло, когда вы покинули церковь после завершения службы?
– Я недолго постояла совершенно одна, пока взрослые вокруг общались между собой. Затем уже собралась направиться к автобусной остановке. Как вдруг увидела ее.
Голос Китти дрогнул, и она замолчала.
Ричард глубоко вдохнул.
– Не волнуйтесь, Китти. Вас никто не торопит с рассказом.
Она откашлялась и прикусила губу.
– Сестра пряталась позади одного из надгробий, подавая мне знаки.
Китти поднялась и поставила снежный шар на то же место, откуда прежде взяла его.
– Вы сразу же поняли, что это ваша сестра?
Он говорил, не глядя на нее, устремив неподвижный взгляд в пустое кресло, словно пребывая в шоке.
– Нет. Я заметила только то, что она была примерно моя ровесница, но я понятия не имела, кто она такая. В любой другой день я бы приняла ее сигналы за приглашение поиграть с ней, но тогда я была слишком расстроена из-за мамы, и потому все это тут же насторожило меня. Я почему-то мгновенно почувствовала: здесь происходит что-то крайне необычное, глубоко неправильное. – Она снова сделала паузу. – Я огляделась по сторонам, проверяя, мне ли она машет или кому-то еще. Даже мелькнула мысль, что она мне померещилась, как призрак. Но затем она приложила палец к губам, чтобы я молчала, и позвала к себе.
– И вы пошли на зов? – чуть слышно спросил Ричард.
– Да. На меня никто не обращал внимания. В те годы взрослые уделяли чужим детям значительно меньше внимания, чем сейчас, а моих родителей вообще там не было. – Китти вернулась к балконной двери и обернулась, посмотрев на Ричарда. Он сидел сгорбившись, и его поза показалась неудобной для него самого. Она снова стала разглядывать сад.
– Что же она сказала, когда вы к ней подошли? – задал очередной вопрос Ричард.
Китти до сих пор живо помнила внешность сестры в тот момент, когда она подошла к ней вплотную. Хотя лицо сестры было испачкано грязью, волосы спутались, а коричневый балахон, который был велик ей на два размера, висел мешком, все равно Китти показалось, что она смотрится в зеркало. Увидев на ногах девочки совершенно открытые сандалии, ее обнаженные по плечи руки, она инстинктивно скинула свое пальто и накинула на нее. Сестра, дрожа всем телом, протянула ей ладонь, и Китти ухватилась за нее.
– Когда я первый раз подошла к ней, она не сказала ничего. Мы побежали к пристройке во дворе и оставались там всю ночь, – она боялась куда-либо выйти оттуда. Она назвала мне свое имя. Эльвира. Объяснила, что сбежала из монашеского приюта Святой Маргариты. Ей пришлось простоять на снегу несколько часов, дожидаясь на погосте моего прихода на утреннюю службу. Я знала, насколько будет обеспокоен отец моим отсутствием, но она не хотела, чтобы я ушла и привела кого-нибудь на помощь. Все время твердила: «Они меня убьют, если поймают. Они убьют меня». – Голос Китти опять сорвался. Она скрестила руки, обхватив себя и глядя в окно. – Она была измученной и голодной. Мне отчаянно хотелось помочь ей, но она не отпускала меня от себя.
– Но потом вы все же отправились за помощью? – спросил Ричард, наконец осмелившись поднять глаза.
– Да. В какой-то момент она разрешила мне уйти, но при одном условии. Я не должна была поднимать шума, сделать все тихо. В противном случае нас бы точно нашли. Показала мне ключ, который использовала для побега. Затем вынула расшатавшийся кирпич из стены пристройки и спрятала ключ за ним. Сказала, что, если я вернусь и не застану ее на прежнем месте, нам с отцом следует воспользоваться ключом, чтобы открыть люк на кладбище, что там мы ее и найдем.
– И вы воспользовались ключом? – все так же тихо спросил Ричард.
Китти повернулась и посмотрела на него. Он в очередной раз не выдержал ее прямого взгляда, отвел глаза в сторону, а его дрожащая рука потянулась за стаканом с водой.
– Отец Бенджамин заявил, что она умерла. Но, быть может, она была еще жива, а священник нам солгал? Я обязана была вернуться, я могла спасти ее.
– С тех пор вы когда-нибудь возвращались в приют Святой Маргариты, Китти? – Плечи Ричарда поникли еще ниже, а слова давались ему с трудом.
Она же медленно помотала головой.
– Вы думаете, ключ по-прежнему спрятан там же? Наверное, считаете, что именно это внушает вам ваш сон?
Китти до сих пор помнила пугающую темноту ночи, посреди которой она тогда оказалась. Черную дыру, поглотившую ее, наполненную криками филинов на деревьях, шуршанием таинственных тварей в траве. Пока она бежала, спотыкаясь и падая во мраке, холод начал представляться ей в образе человека, пытавшегося тащить ее назад, замедляя ее бег, стремясь сделать своей пленницей. Она почти перестала ощущать свое лицо и руки. Она вспомнила отца. Это он закутал ее в пальто, оставшееся теперь на Эльвире, застегнул пуговицы, улыбался, помогая надеть на голову шляпку.
– Мне казалось, я хорошо помнила путь обратно к церкви и к дороге. Надеялась, что отец уже разыскивает меня. Но было так темно. Я почти ничего не могла разглядеть. Мною завладел безумный страх. Мне пришлось долго искать выход к дороге. Голова кружилась. Я то и дело падала. Промерзла, насквозь промокла и испытывала непередаваемый ужас. Мне ведь было всего восемь лет. Я попыталась вернуться к Эльвире, но сбилась с пути. И тогда я сделала то, чего она умоляла меня не делать ни в коем случае. Я стала кричать и звать хоть кого-то на помощь.
Китти посмотрела на свою руку, на палец, где из крошечного заусенца показалась капелька крови. Обводя кончик пальца красным кровавым кружком, она снова слышала звяканье вилок по тарелкам, видела своего отца, стоявшего у окна кухни их маленького и неотапливаемого дома. Она пристально наблюдала за ним, замечая, как он то и дело отдергивает тюль, чтобы посмотреть на заросшую сорняками дорожку, которая вела к входной двери. Она снова ощущала во рту вкус дешевого и слишком жирного мяса. Сердобольная соседка приготовила для них двоих жаркое, чтобы покормить, пока мама все еще лежала в больнице. Китти и саму всего несколько дней назад выписали из клиники после того, как ее полумертвой нашли в придорожной канаве, куда она свалилась в попытке позвать помощь для сестры. Сестры-близняшки, о чьем существовании она даже не подозревала всего двумя неделями раньше.
«Ешь поскорее, Китти, уже поздно». – Отец почти сразу забрал у нее тарелку и вывалил остатки пищи в мусорное ведро. Китти взглянула на часы: без десяти семь. Больше часа до того времени, когда ей обычно положено было ложиться спать.
«Что такое, папа?» – почти испуганным шепотом спросила она.
«Хватит лишних вопросов, Китти, – резко сказал отец. – Тебе пора в постель».
Он почти силком заставил ее подняться в спальню, переодеться в ночную рубашку, затем выключил свет и ушел, даже не поинтересовавшись, не нужно ли ей сначала посетить туалет, расположенный во дворе. Она слышала, как он наводит порядок, звяканье тарелок друг о друга, звон ножей, вилок и ложек, укладываемых в ящик кухонного стола. Внезапно донесся стук во входную дверь дома.
Она сначала села в кровати, затем спустила ноги на холодный дощатый пол и прокралась к скрипучей двери своей спальни. Очень осторожно она приоткрыла дверь так широко, насколько осмелилась, чтобы ей стал виден отец Бенджамин, топтавшийся на выцветшем синем коврике в их прихожей.
«Заходите, святой отец».
Она так глубоко погрузилась в свои мысли, что почти забыла о своем попутчике. Разбитое стекло хрустнуло у нее под ногами, когда она вошла в дверной проем и посмотрела на огромный зал, залитый светом из двух высоких сводчатых окон. Вдоль стен здесь располагались большие керамические раковины для стирки, а не менее крупных размеров машина для отжима лежала на боку посреди потемневшего пола. Она стояла в дверях и представляла фигуры женщин, годами тонувших здесь в облаках пара, утиравших ладонями пот с лиц, стиравших в раковинах грязные простыни и пропускавших скатерти сквозь валики отжимного катка.
На задней стене высилось распятие, а над раковинами висел сильно изъеденный молью гобелен. Мурашки пробежали у Сэм по спине, когда она прочитала четко вышитый на нем текст.
«О, Благословенный Иисус, владыка всех душ. Молю Тебя во имя агонии, пережитой Твоим Священным Сердцем, и печалей Твоей Непорочной Матери: очисти Твоей Кровью всех грешников мира сего, кому суждено умереть в день нынешний.
И если Тебе угодно будет ниспослать мне сегодня страдания ради обретения милости Твоей, это тоже принесет мне блаженство, и возблагодарю я тебя, Добрейший Иисус, Пастырь и Владыка душ наших. Спасибо Тебе за несказанную радость самой творить благостные дела, путь к которым указал мне Ты своими благодеяниями. Аминь».
– Жуткое место. С ума сойти можно, – сказала Сэм. – Ощущение такое, будто девушки так и остались здесь взаперти.
– Ты все точно уловила, дорогуша. – Энди склонился к ней так близко, что она ощутила запах табачного дыма от его дыхания.
– Так вам известно, жив ли еще кто-то из здешних монахинь? – Она отвернулась от него в сторону.
– Ты так и не ответила на мой вопрос.
– На какой вопрос? – Она пока не понимала, чем был вызван приступ внезапно накатившей тошноты – присутствием Энди или гнетущей атмосферой бывшей прачечной.
– Выпьем вместе сегодня или как?
Она улыбнулась и всмотрелась в дальний конец коридора.
– А там что?
– Столовая. Только в ней ничего не осталось. – Он посмотрел на часы. – Оттуда все вывезли перед сносом. Сомневаюсь, что ты там хоть что-то найдешь.
– А там? – Сэм кивком головы указала на темную деревянную дверь.
Энди промолчал, и тогда она сама пересекла холл, чтобы открыть ее, проскользнув мимо него, в то время как он даже не пошевелился, чтобы пропустить ее. В контрасте с огромным залом прачечной небольшая комната вызывала приступ клаустрофобии, и почерневшие от времени деревянные панели стен почти полностью поглощали скудный свет, попадавший сюда через маленькое окно. Письменный стол из красного дерева был задвинут в самый угол, а на нем стоял большой портрет в позолоченной раме, изображавший монахиню в полном парадном облачении. Вытянутое лицо женщины казалось лишенным всяких эмоций, губы были поджаты, а когда Сэм поставила портрет вертикально, стало казаться, что холодные глаза монахини непрерывно наблюдают за ее передвижениями по комнате. На табличке внизу была надпись: «Мать Карлин, настоятельница с 1945 по 1965 год».
– Вам не известно, она еще жива? – Сэм указала на портрет. – Мать Карлин?
– Знаю только, что пара бывших монахинь отсюдова живут в доме престарелых, он находится дальше вдоль дороги. Но имен не назову. Послушай, дорогуша, нам нельзя долго здесь торчать. В девять заявится шеф строительной фирмы.
– Конечно, простите. Пойдемте. – Она в последний раз окинула комнату взглядом и повернулась к двери.
При этом один из ее каблуков зацепился за нечто вроде ручки, чуть заметно торчавшей из пола. Она резко остановилась.
– А это еще что такое?
Энди пожал плечами, достал из кармана еще одну сигарету и прикурил ее. Сэм присела на корточки, пропустила сквозь ручку пальцы, начав тянуть. Ей пришлось приложить немалые усилия, но после нескольких попыток крышка люка стала постепенно подниматься, издавая громкий скрип, эхом разносившийся по почти пустой комнате. Она сделала шаг назад, чтобы получше рассмотреть открывшейся внизу ров.
– Как вы думаете, для чего использовалась эта яма? – Она бросила взгляд на Энди.
– А сама-то не догадываешься? – Он выпустил табачный дым из ноздрей в сырой воздух комнаты.
Сэм ощутила прилив тошноты, когда поняла, что яма у нее под ногами имела такие размеры, чтобы в ней мог разместиться только один человек – скорее всего, молодая женщина: пять футов высотой и три шириной, оно напоминало вертикально поставленный гроб. Ее внезапно словно парализовало, когда она представила себя запертой на много часов в полной темноте. Ров в полу едва ли позволял шевелиться вообще. У нее было бы достаточно времени на то, чтобы все обдумать и хорошенько усвоить преподанный ей урок. Когда Энди жестом поторопил ее к выходу, она услышала тонкий плач девушки. Она не сразу поняла, что это был ее плач.
У нее возникла острая боль в груди, перехватило дыхание, пока он за руку тащил ее вдоль коридора, затем вновь через помещение прачечной, где ей мерещились неподвижные фигуры девушек, склонившихся над раковинами, и непрерывно наблюдавших за ней. Когда они добрались до выхода, она с трудом преодолела высокий порог и выбралась наружу, отчаянно хватая ртом свежий воздух.
– Ты в порядке, дорогуша? – Энди отпустил ее руку.
– Простите, мне нужна минута, чтобы прийти в себя. Это место действует слишком угнетающе. Вынести такое зрелище трудно. – Она отмахнулась от предложенной им сигареты.
– Об чем я тебе и толковал. Ты понятия не имела, куда суешься. Чем скорее этот дом сровняют с землей, тем лучше. А тебе сейчас нужно поскорее уносить отседа ноги.
Сэм глубоко вздохнула, кивая в ответ. Она до сих пор не могла понять, почему судьба Айви вызвала в ней столько бурных эмоций, а в тягостной атмосфере приюта она прониклась еще и страданиями, пережитыми другими девушками, когда-то ставшими здесь своего рода заключенными. Если же принять во внимание смерть отца Бенджамина и вероятную связь с ним Китти Кэннон, все ее журналистское нутро просто взывало к ней, принуждая расследовать эту историю до конца, докопаться до истины.
Если мать-настоятельница Карлин еще жива, Сэм обязана разыскать ее. Но сначала ей необходимо выяснить точную причину, по которой Китти Кэннон присутствовала при расследовании обстоятельств смерти отца Бенджамина. Она позвонит в пресс-службу Кэннон, чтобы прощупать почву. И если упоминание о Святой Маргарите вызовет хоть какую-то ответную реакцию, станет ясно: она напала на верный след. Затем останется только заставить одну из выживших монахинь пролить свет на связь Кэннон с приютом, и Сэм получит необходимую информацию для более детального изучения вопроса.
Она посмотрела на свои часы: 7:30 утра. Еще два с половиной часа до того момента, когда ей положено уже сидеть за рабочим столом в редакции. Если поторопиться, ей, возможно, удастся выяснить местонахождение матери Карлин прямо сейчас. Она посмотрела на Энди.
– Я буду рада угостить вас выпивкой сегодня вечером в благодарность за причиненное беспокойство. А если вы еще вспомните адрес и название упомянутого дома престарелых, с меня еще две большие порции виски.
Глава 9
5 февраля 2017 года, воскресенье
Ричард бросил взгляд на настенные часы и отметил про себя, что они потратили только половину времени, отведенного на прием, а затем снова обратил все свое внимание на Китти. Его ладони стали липкими от пота, и он сцепил их вокруг ноги, лежавшей поверх другой.
– Что же произошло, когда вы покинули церковь после завершения службы?
– Я недолго постояла совершенно одна, пока взрослые вокруг общались между собой. Затем уже собралась направиться к автобусной остановке. Как вдруг увидела ее.
Голос Китти дрогнул, и она замолчала.
Ричард глубоко вдохнул.
– Не волнуйтесь, Китти. Вас никто не торопит с рассказом.
Она откашлялась и прикусила губу.
– Сестра пряталась позади одного из надгробий, подавая мне знаки.
Китти поднялась и поставила снежный шар на то же место, откуда прежде взяла его.
– Вы сразу же поняли, что это ваша сестра?
Он говорил, не глядя на нее, устремив неподвижный взгляд в пустое кресло, словно пребывая в шоке.
– Нет. Я заметила только то, что она была примерно моя ровесница, но я понятия не имела, кто она такая. В любой другой день я бы приняла ее сигналы за приглашение поиграть с ней, но тогда я была слишком расстроена из-за мамы, и потому все это тут же насторожило меня. Я почему-то мгновенно почувствовала: здесь происходит что-то крайне необычное, глубоко неправильное. – Она снова сделала паузу. – Я огляделась по сторонам, проверяя, мне ли она машет или кому-то еще. Даже мелькнула мысль, что она мне померещилась, как призрак. Но затем она приложила палец к губам, чтобы я молчала, и позвала к себе.
– И вы пошли на зов? – чуть слышно спросил Ричард.
– Да. На меня никто не обращал внимания. В те годы взрослые уделяли чужим детям значительно меньше внимания, чем сейчас, а моих родителей вообще там не было. – Китти вернулась к балконной двери и обернулась, посмотрев на Ричарда. Он сидел сгорбившись, и его поза показалась неудобной для него самого. Она снова стала разглядывать сад.
– Что же она сказала, когда вы к ней подошли? – задал очередной вопрос Ричард.
Китти до сих пор живо помнила внешность сестры в тот момент, когда она подошла к ней вплотную. Хотя лицо сестры было испачкано грязью, волосы спутались, а коричневый балахон, который был велик ей на два размера, висел мешком, все равно Китти показалось, что она смотрится в зеркало. Увидев на ногах девочки совершенно открытые сандалии, ее обнаженные по плечи руки, она инстинктивно скинула свое пальто и накинула на нее. Сестра, дрожа всем телом, протянула ей ладонь, и Китти ухватилась за нее.
– Когда я первый раз подошла к ней, она не сказала ничего. Мы побежали к пристройке во дворе и оставались там всю ночь, – она боялась куда-либо выйти оттуда. Она назвала мне свое имя. Эльвира. Объяснила, что сбежала из монашеского приюта Святой Маргариты. Ей пришлось простоять на снегу несколько часов, дожидаясь на погосте моего прихода на утреннюю службу. Я знала, насколько будет обеспокоен отец моим отсутствием, но она не хотела, чтобы я ушла и привела кого-нибудь на помощь. Все время твердила: «Они меня убьют, если поймают. Они убьют меня». – Голос Китти опять сорвался. Она скрестила руки, обхватив себя и глядя в окно. – Она была измученной и голодной. Мне отчаянно хотелось помочь ей, но она не отпускала меня от себя.
– Но потом вы все же отправились за помощью? – спросил Ричард, наконец осмелившись поднять глаза.
– Да. В какой-то момент она разрешила мне уйти, но при одном условии. Я не должна была поднимать шума, сделать все тихо. В противном случае нас бы точно нашли. Показала мне ключ, который использовала для побега. Затем вынула расшатавшийся кирпич из стены пристройки и спрятала ключ за ним. Сказала, что, если я вернусь и не застану ее на прежнем месте, нам с отцом следует воспользоваться ключом, чтобы открыть люк на кладбище, что там мы ее и найдем.
– И вы воспользовались ключом? – все так же тихо спросил Ричард.
Китти повернулась и посмотрела на него. Он в очередной раз не выдержал ее прямого взгляда, отвел глаза в сторону, а его дрожащая рука потянулась за стаканом с водой.
– Отец Бенджамин заявил, что она умерла. Но, быть может, она была еще жива, а священник нам солгал? Я обязана была вернуться, я могла спасти ее.
– С тех пор вы когда-нибудь возвращались в приют Святой Маргариты, Китти? – Плечи Ричарда поникли еще ниже, а слова давались ему с трудом.
Она же медленно помотала головой.
– Вы думаете, ключ по-прежнему спрятан там же? Наверное, считаете, что именно это внушает вам ваш сон?
Китти до сих пор помнила пугающую темноту ночи, посреди которой она тогда оказалась. Черную дыру, поглотившую ее, наполненную криками филинов на деревьях, шуршанием таинственных тварей в траве. Пока она бежала, спотыкаясь и падая во мраке, холод начал представляться ей в образе человека, пытавшегося тащить ее назад, замедляя ее бег, стремясь сделать своей пленницей. Она почти перестала ощущать свое лицо и руки. Она вспомнила отца. Это он закутал ее в пальто, оставшееся теперь на Эльвире, застегнул пуговицы, улыбался, помогая надеть на голову шляпку.
– Мне казалось, я хорошо помнила путь обратно к церкви и к дороге. Надеялась, что отец уже разыскивает меня. Но было так темно. Я почти ничего не могла разглядеть. Мною завладел безумный страх. Мне пришлось долго искать выход к дороге. Голова кружилась. Я то и дело падала. Промерзла, насквозь промокла и испытывала непередаваемый ужас. Мне ведь было всего восемь лет. Я попыталась вернуться к Эльвире, но сбилась с пути. И тогда я сделала то, чего она умоляла меня не делать ни в коем случае. Я стала кричать и звать хоть кого-то на помощь.
Китти посмотрела на свою руку, на палец, где из крошечного заусенца показалась капелька крови. Обводя кончик пальца красным кровавым кружком, она снова слышала звяканье вилок по тарелкам, видела своего отца, стоявшего у окна кухни их маленького и неотапливаемого дома. Она пристально наблюдала за ним, замечая, как он то и дело отдергивает тюль, чтобы посмотреть на заросшую сорняками дорожку, которая вела к входной двери. Она снова ощущала во рту вкус дешевого и слишком жирного мяса. Сердобольная соседка приготовила для них двоих жаркое, чтобы покормить, пока мама все еще лежала в больнице. Китти и саму всего несколько дней назад выписали из клиники после того, как ее полумертвой нашли в придорожной канаве, куда она свалилась в попытке позвать помощь для сестры. Сестры-близняшки, о чьем существовании она даже не подозревала всего двумя неделями раньше.
«Ешь поскорее, Китти, уже поздно». – Отец почти сразу забрал у нее тарелку и вывалил остатки пищи в мусорное ведро. Китти взглянула на часы: без десяти семь. Больше часа до того времени, когда ей обычно положено было ложиться спать.
«Что такое, папа?» – почти испуганным шепотом спросила она.
«Хватит лишних вопросов, Китти, – резко сказал отец. – Тебе пора в постель».
Он почти силком заставил ее подняться в спальню, переодеться в ночную рубашку, затем выключил свет и ушел, даже не поинтересовавшись, не нужно ли ей сначала посетить туалет, расположенный во дворе. Она слышала, как он наводит порядок, звяканье тарелок друг о друга, звон ножей, вилок и ложек, укладываемых в ящик кухонного стола. Внезапно донесся стук во входную дверь дома.
Она сначала села в кровати, затем спустила ноги на холодный дощатый пол и прокралась к скрипучей двери своей спальни. Очень осторожно она приоткрыла дверь так широко, насколько осмелилась, чтобы ей стал виден отец Бенджамин, топтавшийся на выцветшем синем коврике в их прихожей.
«Заходите, святой отец».