Дети Подземелья

Наверное, если бы не стойкая неприязнь к этому парню, она бы еще отметила его внешность. Наверное, он бы даже был в ее вкусе, если бы не все остальные бонусы, которые прилагались к его внешности в виде характера и репутации.

Бросив на спящего еще один быстрый взгляд, Эрика наконец приступила к главному — осмотру раны на левой руке Дмитрия. Она извлекла из кармана халата хирургические перчатки, простерилизованные ножницы и марлевый бинт.

«Альберт наверняка сочтет меня легковерной дурочкой», — подумала она, осторожно разрезая бинт на руке Лескова. «Но в любом случае, уже все равно пора делать перевязку».

Наконец ткань послушно разошлась в стороны, открывая рану, и в тот же миг девушка едва не выронила ножницы от изумления. Сильно побледнев, она не сводила испуганного взгляда с той самой «корки», о которой рассказывала Кристина. Вот только это не было «коркой». Эрика отчетливо видела пластины чешуи, которые плотно покрывали рану. Они были благородного темно-синего цвета, который у основания пластины плавно перетекал в черный. Эту чешую можно было сравнить с рыбной, так как чешуйки частично покрывали друг друга, но были заметно крупнее. Узор, подобно змеиному, на них отсутствовал.

Потрясенная, Эрика так и замерла, словно боялась пошевелиться.

«Что это такое?» — лихорадочно думала она. Впервые за всю свою практику она видела нечто подобное. Ходили слухи, что американские и японские ученые ставили опыты на людях, пытаясь придать им какую-то новую способность, но ничего из этого до сих пор не подтвердилось. Но, быть может, все было настолько засекречено, что любая утечка немедленно высмеивалась и поэтому воспринималась, как очередная «сенсация» желтой прессы. Ведь так было всегда. Если хочешь обмануть человека, положи правду перед его лицом и начни смеяться над ней. Быть может, «процветающие» что-то вкалывали и себе? Что-то такое, что каким-то образом препятствовать потери крови? Ведь, если подумать, с таким количеством ран переливание Лескову было жизненно необходимым. Но вместо этого Альберт сцепился с другими врачами, запер Лескова в отдельной палате и запретил к нему заходить. То, что Вайнштейн был в курсе, что происходит с Дмитрием, девушка уже не сомневалась.

Эрика снова бросила быстрый взгляд на Лескова, но, к счастью, тот продолжал безмятежно спать.

«Что же они с тобой делали?» — подумала девушка. Впервые за все это время она внезапно посмотрела на Лескова не как на жадного до денег «процветающего», а как на человека, над которым проводились какие-то непонятные эксперименты. Вайнштейн как-то упоминал, что Лесков был выходцем из детдома. У него не было родителей, которые могли за него заступиться, и он не обладал громкой фамилией. Скорее всего его использовали, как лабораторную крысу, еще в детстве, зная, что всем наплевать на какого-то там безродного ребенка.

Девушка продолжала изучать взглядом странную чешую, не смея коснуться ее без перчатки. Но ей было ужасно интересно, какая она на ощупь. Выглядела грубой и жесткой.

«Из чего же она состоит?», — думала девушка. Она осторожно провела пальцем по краю раны. «Господи, неужели такое действительно существует?»

В тот же миг она вздрогнула. Дмитрий пошевелился и приоткрыл глаза. На секунду в них отразилось удивление.

«Что здесь делает эта женщина?»

А затем боковым зрением он заметил темно-синее пятно на своей левой руке и к своему ужасу понял, что эта Эрика видела то, что он и Альберт так отчаянно пытались скрыть — злополучную чешую.

Дмитрий дернулся и здоровой рукой поспешно натянул одеяло, пытаясь скрыть рану.

— Какого черта вы здесь делаете? — с трудом сдерживая злость, спросил он. Его глаза встретились с глазами Эрики, вот только испуг, который было промелькнул на лице девушке, уже исчез.

— Не слишком вежливо так разговаривать с тем, кто проявил о вас заботу, — нарочито холодно произнесла она.

— Вас никто не просил. Альберт знает, что вы здесь?

— Думаю, вы ему расскажете, — девушка мысленно порадовалась тому, что Лесков слаб и вряд ли сможет ей что-то сделать.

— Тогда я повторю свой вопрос: какого черта вам здесь надо?

— А чем вы, собственно, недовольны? — спросила девушка.

— Сначала вместе с Вайнштейном сочиняете какую-то невнятную историю, видимо, решив, что все вокруг вас — беспросветные идиоты. А потом удивляетесь, что кто-то вам не поверил?

— Так это любопытство, — с насмешкой в голосе произнес Дмитрий. — А я думал, это вас папочка сюда прислал.

— Оставим моего папочку в покое, — прохладным тоном ответила Эрика. — Он вообще не в курсе, что я здесь. Никто не в курсе. Так что вместо того, чтобы закатывать сцену, мы могли бы договориться.

«Вот сука!» — зло подумал Лесков. «Мне еще с тобой договариваться?»

Ему наконец удалось немного приподняться на постели, и он мрачно поинтересовался:

— И вы якобы будете молчать?

— На определенных условиях.

— Ну так озвучьте, будьте любезны.

Сарказм в голосе Лескова девушке не понравился, и она ответила ему той же насмешкой:

— Главное, не нервничайте. Вам сейчас вредно… Так и быть, я буду милой и очаровательной и никому не скажу, кто вы. А вы взамен дадите мне полную информацию касательно вашей странной чешуи и позволите мне провести несколько исследований.

Давно Дмитрия так не выводили из себя. Ему безумно захотелось внушить этой самоуверенной дряни что-нибудь настолько издевательское, чтобы она потом до конца жизни сгорала от стыда. Вот только этим ничего не исправишь. Стерва знала про чешую и теперь ей нужно было либо внушить желание выпить цианистый калий либо согласиться на ее условия.

— Несколько исследований? — переспросил он.

— Да, всего несколько невинных исследований. Обещаю, вас никто не обидит.

— Послушай меня, девочка, — начал было Лесков, но Эрика немедленно перебила его.

— Я вам — не девочка! — ледяным тоном произнесла она. — Если ваш организм может хоть как-то помочь разработать лекарство для ускорения регенерации у раненых солдат, клянусь Богом, я сделаю все, чтобы вы стали моей лабораторной крысой!

— Ты даже не понимаешь, с кем связываешься, — угрожающе тихо произнес Лесков.

— Ну вот и проверим. Подумайте над моими словами. Вечером я снова вас навещу. Я бы предложила перевязать вам рану…


— Убирайтесь отсюда!

— Выздоравливайте, Дмитрий.

С этими словами девушка обворожительно улыбнулась, после чего покинула комнату. В коридоре она столкнулась с Альбертом и, с трудом сдерживая гнев, произнесла:

— Если ты хочешь сохранить наши дружеские отношения, встретимся через полчаса в твоем кабинете. И не вздумай мне больше врать!

— Эрика, а что слу…, - начал было ошарашенный Вайнштейн, но тут же осекся. До него вдруг дошло, что дочь полковника явно неспроста разгуливает по этому коридору. Больше не проронив ни слова, он поспешил в палату Дмитрия.

— Она была у тебя? — вырвалось у Альберта, когда он увидел мрачного, как грозовое небо, Лескова, рядом с которым на полу валялась разрезанная повязка. — Только не говори, что это она сделала…

— Альберт, — голос Дмитрия тоже прозвучал совсем недружелюбно, а глаза окрасились в медно-янтарный цвет. — Если ты не хочешь до конца жизни считать себя фламинго, окажи любезность: почини этот гребаный замок!





Глава VIII




Следующие несколько дней Дмитрий провел в госпитале на Спасской. Время снова замедлило свой бег, а весь мир сузился до пределов одной небольшой комнатки с низким потолком. Часы протекали в круговороте тревог, вопросов и сомнений. Хоть Альберт и говорил, что Эрика не нарушит своего обещания и не расскажет о «неведанной болезни» Дмитрия своему отцу, Лесков в этом сомневался. Он и прежде не особо доверял людям, а сейчас и вовсе предпочитал держаться только своих друзей.

Шумиха по поводу неизвестного биологического оружия, якобы использованного на нем, постепенно утихла. Альберт предъявил достаточно доказательств, чтобы успокоить самых дотошных коллег, и Эрика немало ему в этом подсобила. Она сослалась на то, что лично провела осмотр ран Дмитрия и ничего странного не обнаружила. Наверное, именно ее слова и стали решающими. В отличие от Вайнштейна, который зарекомендовал себя, как друг «процветающего», дочь полковника пользовалась куда большим доверием в глазах общественности. К тому же девушка оказалась гораздо более решительной, и в отличие от Альберта, без всякого зазрения совести подпортила безупречную репутацию Кристине, ассистентке хирурга, которая первой обнаружила подозрительные наросты на теле Лескова.

Казалось бы, все слухи развеялись, однако некоторые люди по-прежнему задавались вопросом, почему «процветающего» до сих пор не перевели в общую палату. Поговаривали, что руководство подземного города нарочно предпочло умолчать какие-то факты касательно состояния Дмитрия, чтобы не сеять панику. Людей озадачивало еще и то, что ранами Лескова до сих пор занимались исключительно Эрика и Альберт, хотя его уже можно было перепоручить обычным медсестрам. Подобное поведение Вайнштейна и Воронцовой откровенно возмущало их коллег. В то время как госпитали были переполнены ранеными, эти двое интересовались исключительно состоянием Дмитрия.

Спустя несколько дней было решено перевезти Лескова обратно на Адмиралтейскую. Альберт посчитал, что, когда Диму смогут навещать его друзья, все страхи людей по поводу вируса окончательно рассеются. Эрика поддержала своего коллегу, но руководствовалась она исключительно желанием вернуться в собственную лабораторию и поскорее приступить к исследованиям.

Что касается Полковника, то новость о том, что Альберт лично занимается раненым Лесковым, его не удивила. Вайнштейн всегда защищал его и, видимо, несмотря на недолгий период их знакомства, все же считал своим другом. А вот поведение дочери привело военного в бешенство.

— Найди себе другую игрушку! — эти слова были первыми, которые он сказал Эрике по ее возвращению на Адмиралтейскую. — Я запрещаю тебе связываться с «процветающим». Слышишь меня? Не смей даже приближаться к его палате.

— С чего такая категоричность? — мягко поинтересовалась девушка.

— А ты как будто не понимаешь?

— Если тебя беспокоит, что всеобщая ненависть перекинется и на меня, то не стоит. Коллеги и так не пылают ко мне безудержной любовью, так что я легко переживу еще какое-то количество недоброжелателей.

— Эрика, — Полковник взял ее за плечи и заставил посмотреть себе в глаза. — Ты не просто сотрудница местного НИИ, ты — моя дочь. И, каждый раз заходя в комнату к «процветающему», ты должна помнить, что он ненавидит твоего отца. И сделает все, чтобы до меня добраться. Он опасен!

— Пока что это мы представляем для него опасность. Заметь, сначала хотели расстрелять его, потом отправили на поверхность, где его чуть не убили, — девушка спокойно выдержала пристальный взгляд отца.

— Идет война. Люди гибнут. Так почему же он и его друзья должны отсиживаться в безопасности? Он — чертов шантажист.

— Он — загнанный зверь. Само собой рычит и огрызается. Ты просто не нашел к нему подхода.

Услышав эти слова, Полковник переменился в лице.

— А ты, значит, нашла? — рявкнул он.

В глазах Эрики промелькнуло легкое удивление. Видимо, ее отец как-то по-своему истолковал ее последние слова, и это толкование явно отличалось от того, что было на самом деле.

Девушка была недалека от истины: тот факт, что его дочь интересуется «процветающим», не нравился Полковнику еще и потому, что он опасался, как бы его дочка не увлеклась Дмитрием. С самого начала она проявляла к нему какую-то необъяснимую симпатию. Сначала упорно уговаривала не убивать его, а сейчас и вовсе захотела лично выхаживать. Полковник не считал Эрику легкомысленной, однако он подозревал, что Вайнштейн мог выставить «процветающего» рыцарем, которого оболгали, и девушка могла повестись на его россказни. К тому же Дмитрий мог привлечь ее еще и внешностью.

— Папа, ничего плохого не случится, — чуть помолчав, ответила Эрика. — Я прекрасно понимаю, с кем имею дело. Но рядом со мной всегда Альберт, и ему я доверяю. А что касается «подхода», то мне показалось, что будет правильнее попробовать нам всем примириться. В конце концов, у нас общий враг. Быть может, если у тебя не получается наладить с Лесковым отношения, получится у меня.

— Не лезь в то, что тебя не касается. Ты — химик, а не врач, поэтому занимайся своими делами. А если тебе так уж хочется помочь раненым, отправляйся в общую палату и помогай тем, кто этого действительно заслуживает.

Эрика не ответила. Она не желала продолжать этот спор, но и отказываться от предстоящего исследования тем более не собиралась. Если бы отец только знал, кто такой этот Дмитрий Лесков, то не был бы так категоричен.

Тем временем виновник их спора разместился в новой одиночной палате, но теперь уже в госпитале на Адмиралтейской. Однако наедине со своими мыслями он находился недолго. Уже спустя пятнадцать минут в его палату ворвались Рома, Иван и Георгий, на лице которого красовался здоровенный синяк. В тот же миг комната утонула в бурных восклицаниях. Все трое были настолько рады видеть своего друга живым, что забыли даже о страшном биологическом заражении, которому по слухам подвергся Лесков. Вопросы сыпались на Диму раньше, чем он успевал ответить, поэтому вскоре парень сдался и начал ограничиваться кивками головы.

— Б-б-больше не ход-ди н-наверх од-д-дин, — от волнения Рома снова начал заикаться. — Л-л… Лл-люди з-з-знают…

Парень прервался, чувствуя, как вспыхнуло его лицо. Он хотел сказать Диме, что люди на Адмиралтейской знают, что для них сделал «процветающий».

— Морозов рассказал всем, сколько машин ты для нас достал, — с улыбкой сказал Иван, усаживаясь на единственный стул. — С такими цифрами трудно продолжать тебя ненавидеть. А с поддержкой Лосенко тебя так вообще скоро к святым причислят… Если он, конечно, хотя бы раз в неделю будет выходить из карцера для разнообразия.

— А я и не жалею, — хмыкнул Лось, невольно расправляя плечи и выпячивая грудь. — Раскатал пару морд, чтобы остальным неповадно было. Сейчас реально все свои челюсти позавинчивали, вообще шугаются на вас прогон устраивать.

— Постой, ты дерешься с солдатами из-за меня? — Дмитрий озадаченно посмотрел на борца за свои права.