Дети грозы. Зови меня Смерть

— Большие неприятности, — так же тихо ответил Стриж. — Он знал, что артефакт опасен. Знал, что мы идем вместе. Шис.

— Похоже, мне крупно повезло, — усмехнулся Шорох и тут же велел: — Домой, быстро. Успеем, пока Седой занят артефактом, — наше счастье.

Стриж кивнул и первым перепрыгнул через забор. Шорох последовал за ним, и они помчались к улице Серебряного Ландыша. Стрижу хотелось надеяться, что Седой не рискнет убивать их своими руками, но после того, как западня не сработала, все может статься.

— Ладно. Придется рассказать наставнику, да? — Стриж не ожидал ответа: и так было ясно, что самим им не выкрутиться.

— Во время игры в сову и мышь, значит? Рассказывай.

— Да. Хисс позвал…

Стриж коротко, на ходу, рассказал брату о договоре и сегодняшней стычке. При этом он не забывал прислушиваться к каждому звуку и ежеминутно касаться Тени, проверяя, нет ли поблизости Седого или Угря со товарищи. Он бы не удивился сейчас ни брошенному в спину ножу, ни арбалетному болту, ни камню с крыши. Похоже, Хиссу надоело ждать, и он устроил им с братом испытания на полтора года раньше срока.

— Шисов дысс. Надо было убить Волчка.

— Надо, — согласился Стриж. — Что делать будем?

— Что Наставник скажет, то и будем.

До улицы Серебряного Ландыша они, против ожидания, добрались спокойно. Никто их не подстерегал, не плевался отравленными иглами, не науськивал патруль.

Суардцы мирно торговали, гуляли по освещенным жучиными фонарями улицам, употребляли чай с вечерними газетами на открытых террасах рестораций и бросали монетки в берет уличного скрипача. Единственным, кто проявил внимание к двум спешащим по своим делам юношам, был бродячий проповедник.

У подножия статуи Эстебано Первого собралась целая толпа: святоша в потрепанном белом балахоне вещал усталым после рабочего дня ремесленникам и лавочникам о наступающей Тьме, проснувшемся Мертвом боге и забытых заветах предков. Горожане принимали деятельное участие в проповеди: то переиначивали его слова и смеялись, то сочувственно хлопали по спине и предлагали пива из своих кружек, то требовали вместе спеть про веселую вдову.

— …поздно будет! Воцарится на престоле отродье Ургаша, прервется род истинных королей! — надрывно закричал проповедник, хватая дюжего кожевенника за рубаху.

Детина недовольно замычал и отпихнул мелкого святошу. Тот, не удержавшись на ногах, отлетел в сторону, прямо под ноги братьям.

— Вставайте, почтенный.

Шорох ловко подхватил проповедника под мышки, поставил на ноги и хотел идти дальше, но святоша схватил его за рукав.

— Погодите, юноши! Я вижу, Тьма еще не поселилась в ваших сердцах!

Только сейчас Стриж разглядел осунувшееся темное лицо и нездорово горящие глаза проповедника.

— Простите, почтенный, мы спешим, — ровно ответил Шорох и отцепил сухую, похожую на птичью лапу руку.

— Идите на север! Святой пророк покажет вам истинный путь к Свету! Не допустите осквернения родины отродьями Тьмы! — не унимался оборванец.

— Сумасшедший, — пробормотал Шорох, ускоряя шаг. — Да призрит его Сестра.

Он осенил лоб малым окружьем, Стриж последовал его примеру. Дурные, отдающие Хиссовым смрадом слова проповедника гудели и бились в голове, обещая продолжение неприятностей.



Мастер выслушал Шороха и Стрижа равнодушно, словно Посвящение без испытаний и ритуалов — самое обычное дело.

— Никому, никогда. Даже настоятелю Риллаху, — распорядился он. — С учениками разберетесь сами, а Седой вас не тронет.

Стрижа передернуло от обещания, сквозящего в тихом голосе наставника. Не хотел бы он быть на месте Седого, если тот попадется на горячем.



24-й день холодных вод, Суард

Рональд шер Бастерхази



Круживший над парком вокруг особняка ястреб спикировал на ветку платана, аккурат напротив раскрытого окна на втором этаже. А Роне откинулся в любимом кресле и закрыл глаза: от наслоения птичьего и человеческого зрения у него слишком быстро начинала кружиться голова.

— …приятная неожиданность! — донесся из окна кабинета голос герцога Альгредо. — Дру Милль, чем обязан?

— И зачем вам понадобился наш Дракон? — холодно осведомился гном.

Роне нахмурился, а ястреб на ветке приоткрыл один глаз.

Дру Милль врос в пол посреди кабинета, топорща переплетенную цветными лентами бороду и постукивая унизанными перстнями пальцами по рукоятке заткнутого за пояс церемониального кайла. Альгредо, одетый по вечернему времени в бархатный халат, замер напротив него, спиной к окну, в растерянности схватив себя за мочку уха.

— Ваш Дракон? — переспросил он и снова замолчал, но теперь недоумение в его позе и голосе сменилось злостью.


Через несколько мгновений гном кивнул, словно выяснив что-то для себя, и снял руку с рукоятки кайла.

— Да. Просыпающийся Дракон клана Миллей. Помните такого?

— Разумеется, помню. — Голос Альгредо снова был ровен, только напряженные плечи выдавали его гнев. — Окажите любезность, дру Милль, расскажите по порядку.

Альгредо повел ухоженной рукой в сторону низких кресел. Гном сел, удобно развалившись и поставив ноги на скамеечку.

— Бренди? — Хозяин кабинета достал из книжного шкафа начатую пузатую бутылку и два бокала.

— Шестьдесят лет выдержки, неплохо, — кивнул гном.

В молчании Альгредо разлил жидкий янтарь по бокалам, протянул собеседнику. В молчании оба пригубили.

Роне скривился: такая изящная интрига пошла Мертвому под хвост! Наверняка гильдия ткачей наломала дров, уж слишком дру Милль уверен, что его родовую святыню похитил не Альгредо. А было так заманчиво лишить его поддержки не только Первого Гномьего Банка, но и всех горных кланов Валанты — когда речь идет о святынях, гномы на диво несговорчивы и злопамятны.

— …нашли сегодня утром у вашего человека. К сожалению, допросить его не удалось. Бравые городские стражи убили при попытке сопротивления закону, — держа бокал в ладонях, рассказывал дру Милль. — Но украл Дракона не он. В банке был Рука Хисса, причем совсем мальчишка. К тому же никаких признаков контакта с Драконом на трупе не было. — Поймав недоуменный взгляд Альгредо, гном пояснил: — Вы же догадываетесь, что это не просто статуэтка.

Альгредо кивнул и отпил бренди.

— Когда горы были молодыми и не было в мире ни гномов, ни людей, ни эльфов, один из перворожденных Драконов, повелитель земли и недр, увидел сон. Проснувшись, он дохнул пламенем на кусок оникса, и из камня родился первый гном. И наделил его Дракон чутьем камня и металла, трудолюбием и удачей, даром приумножать богатства и красоту, и повелел хранить подземное царство. А чтобы гномы не тосковали без своего прародителя, отломил чешуйку со своего хвоста, выплавил из нее собственное подобие и оставил нам. Было это двадцать тысяч зим назад. А когда пройдет еще двадцать тысяч зим, Оранжевый Дракон вернется к своим детям и спросит, хорошо ли мы хранили и приумножали воплощенную в камне и металле красоту…

Гном вздохнул, пригубил бренди, а ястреб на ветке отвернулся: раз уж Милль взялся цитировать священные книги, то все — ссоры не будет. Досадно, ну да ладно. Альгредо в любом случае свое получит рано или поздно, так или иначе.

— …за себя постоять. Любого, кто задумал обмануть или обворовать Миллей, Дракон убьет, стоит его коснуться.

— Весьма предусмотрительно, — кивнул Альгредо. — Проверять партнеров до, а не после. Думаю, это избавляет вас…

Ястреб с сердитым клекотом взлетел с ветки и устремился прочь, в родной лес. А Рональд зажмурился и потер глаза. Смотреть, как Альгредо обращает ошибку ткачей в свою пользу? Еще чего. Вот если бы можно было самому заполучить того Дракона и не поиметь неприятностей! Но лучше перестраховаться. Кто знает, какие еще сюрпризы таит статуэтка. Гном не так наивен, чтобы рассказывать Альгредо все. Да и навлекать на себя гнев Дракона, пусть и спящего где-то под горами последние десять тысяч лет, полнейшая глупость.

— Эйты, принести мне все тома Истории Яшмового Трона! — велел Роне.

Наверняка там найдется не одно упоминание о Просыпающемся Драконе, а информация никогда не бывает лишней. Заодно, быть может, Роне осенит новая идея, как избавить Альгредо от скуки и лишнего времени. А то повадился писать жалобы в Конвент, требовать внеочередных отчетов на совете министров или вовсе — уплаты налогов с продажи артефактов. С него, истинного темного шера, налоги! Пф!





Глава 14. Огненная кровь





2-й день каштанового цвета

Шуалейда



Больше всего на свете Шу хотелось превратить барона Уго в лягушку. Розовую, как его сюртук. А чтобы ему было не скучно в болоте, добавить ему в компанию белую с золотым галуном жабу, сотворенную из Люкреса, и ярко-лазурную томную гадюку по имени Ристана. На листьях кувшинок они бы смотрелись просто великолепно! Куда лучше, чем на лужайке Королевского парка. И квакали бы сами, а не слушали придворных музыкантов.

То есть музыканты-то как раз Шу понравились, особенно скрипач — настоящий золотой шер. Дар его был слабым, но его музыка! О, как он играл! Скрипичная песня даже немножко примиряла Шу с необходимостью смотреть на Люкреса влюбленной овцой и делать вид, что ей совершенно наплевать на комплименты, которые Дайм отвешивает Ристане. И на то, что он то и дело целует ее затянутую в белое кружево руку. И заглядывает в пышное декольте.

Проклятье.

Она перевела взгляд на Каетано, который вовсю любезничал с шерой Альгредо. Та же самая картина, что и на вчерашней прогулке.

Ну почему, почему брату можно делать то, что ему нравится, а она вынуждена притворяться? Вот уже час длится ширхабом нюханный завтрак на природе, и весь этот час ее реплики в основном состоят из «да, мой светлый принц» и «конечно, мой светлый принц». Разве что в самом начале он спросил ее об острове фей, и Шуалейда, хлопая глазками, поведала животрепещущую историю о своих девичьих мечтах…

История этой дурацкой истории была проста.

Под утро к ней в сон пришли Дайм с Роне и подробно объяснили, что соврать императорскому высочеству, чтобы объяснить странное поведение Дайма прошедшим вечером и еще более странные новости из Суарда. Потому что с рассветом к полпреду Конвента потянулись взволнованные горожане, обнаружившие крылья у своих кошек, светящихся лис на рыночной помойке и надписи вроде «улица Горшечников, 12» на спинках разноцветных крыс, придушенных крылатыми кошками. Само собой, кронпринцу о загадочных крысах тоже доложили, да и он сам вчера мог видеть эффектное зарево над островом посреди Вали Эр.

— Надеюсь, ваши художества вскоре развеются, мои прекрасные шеры, — неубедительно пытаясь сохранить серьезность, сказал Роне. — Это ж надо надраться фейской пыльцой! Чтоб ты знала, моя придумчивая Гроза, наш светлый шер вчера устроил для брата такой спектакль… о…



Роне восхищенно поднял взгляд, а Дайм бессовестно засмеялся.

— Оно само, честно-честно!

Получилось так похоже на нее, что Шу тоже засмеялась. А почему бы нет? Весело же! И вообще, жизнь прекрасна. Мама, конечно же, наговорила ей всякого разного, но вот насчет Роне она не права. Шу точно знает. Она расскажет о маминых сомнениях Роне, но не прямо сейчас. Сейчас ей слишком хорошо — с ними обоими, в их общем на троих сне. Даже жаль, что скоро уже просыпаться и они успеют только обсудить ближайшие планы.

— Так что вчера от тебя хотел Люкрес? — спросила она Дайма.