Дети грозы. Зови меня Смерть

Но ведь сегодня Роне не принуждал ее, хотя мог бы. Сегодня она была согласна на все что угодно, лишь бы избавить Дайма от проклятия! И у них получилось. Как она могла забыть, ведь Дайм теперь свободен! В ее силах дать свободу Роне. Он заслужил свободу от Паука, она должна…

— Чуть меньше думай о том, что и кому ты должна, Шу.

От тихого голоса Дайма она вздрогнула и подняла взгляд, встретилась с грустными и понимающими бирюзовыми глазами.

— Я люблю тебя, Дайм, и сделаю все для твоей свободы.

— Я тоже люблю тебя, Шу.

Шагнув к ней, Дайм привлек ее к себе, склонился к ее губам, коснулся… От вспышки его боли Шу вздрогнула и тут же отстранилась, вгляделась в Дайма, не понимая…

— Почему? Откуда это взялось? Дайм! Как? Ведь Роне сказал, что мы справимся!

— Вы справились, Шу. Но Светлейший никогда не пренебрегает дублирующими контурами и запасными вариантами. Ты же не думаешь, что я сам не пытался что-то с этим сделать?

— Не думаю, но ведь ее не было! Вот только что!

Дайм пожал плечами.

— Это Роне у нас гений теоретической магии, я — практик, Шу. А практика показывает, что навсегда сломать то, что сделал шер-зеро, может только другой шер-зеро.

— Значит, мы проведем ритуал завтра же и станем зеро. Все трое.

— Ты — настоящая Гроза, — улыбнулся Дайм. — Я люблю тебя.

— Но сейчас нам пора, да? Ненавижу Люкреса. Он — упырь.

— Практика показывает, что еще ни один упырь не уходил из рук Магбезопасности, — подмигнул ей Дайм. — Позвольте помочь вашему прекрасному высочеству сесть на лошадь.

— Мы… мы могли бы вернуться так же, как Роне?

— Могли бы, но не будем. Мы приедем с прогулки, как нормальные шеры второй категории, а не воплощение Хисса.

— Почему?

— Потому что нам обоим нужно успокоиться, слить излишки энергии и не сиять на весь Суард, как стая взбесившихся болотных духов.

Шу только вздохнула. Дайм очень тактичен. Успокоиться и перестать сиять надо ей, вон, вокруг так и пляшут… феи? О боги… откуда тут феи?!

Маленькие ире, окружившие ее, со звонким смехом прянули в стороны, и до Шу внезапно дошло, что весь остров мерцает, словно обсыпанный крохотными звездочками.

— Дайм, что происходит? Откуда тут ире?

Но вместо Дайма ответил крылатый человечек, зависший прямо перед ее носом:

— Мы будем тут жить! Передай старшему из Суардисов благодарность волшебного народа! — Он поклонился, взмахнув ярко-зеленой шляпой с растущим на ней желтым цветком. — Приходите еще. Вы двое. Без темного.

Дайм хмыкнул и подставил человечку со стрекозиными крыльями ладонь. Шу не совсем поняла зачем и почему фей тяжело вздохнул, а потом кому-то махнул рукой. Впрочем, не понимала она недолго. Примерно пару секунд, пока к ним не полетела целая вереница фей. Каждая на мгновение зависала над рукой Дайма и сыпала в нее что-то — то из шляпы, то из ведерка, то из цветочного лепестка. Парад фей закончился, лишь когда горка мерцающей пыли перестала помещаться в ладони.

— Это фейская пыльца? — тихо-тихо, чтобы не спугнуть чудо, спросила Шу.

— Она самая, — так же тихо ответил Дайм. — Добудь какой-нибудь фиал, только осторожно.

Завороженно глядя на невесомое сокровище и краем уха улавливая смех фей, потешающихся над неуклюжими людьми, Шу призвала две колбы с притертыми крышками. А потом осторожно, чтобы не потерять ни крупинки, они с Даймом пересыпали драгоценную пыльцу. Правда, часть все равно прилипла к перчатке намертво. Кажется, даже пустила там корни.

— Благодарю волшебный народ за щедрый дар, — поклонился Дайм куда-то в сторону эвкалипта, мерцающего всеми цветами радуги: на ветвях его висели разнокалиберные фонарики — от малюсеньких, с орех, до огромных, больше самой большой тыквы.

В ответ послышались переливы смеха и совиное уханье. А еще — ржание. И между Шу и Даймом просунулась белая лошадиная морда с хитрющими янтарными глазами, покосилась на Дайма и… длинным розовым языком облизала его перчатку.

Тут же к ним сунулась и вторая морда, черная с фиолетовыми глазами, и повторила фокус, при этом отпихнув белую морду. Феи, кружащиеся над Шу и Даймом, опять засмеялись, сверху посыпалась еще пыльца — в ночной темноте она светилась и переливалась, словно крупинки солнечного света.

Обе зверюги, не обращая больше внимания на хозяев, принялись ловить пыльцу разинутыми пастями и облизывать друг друга — там, где фейская пыльца оседала на черную и белую шкуры.

— Приходите к нам еще! Вы нам нравитесь! — зазвучало со всех сторон вместе с переливами смеха. — Чувствуйте себя как дома!

— Но не забывайте, что в гостях, — ворчливо добавил кто-то снизу, и Шуалейду что-то толкнуло под колено.

Опустив глаза, она обнаружила огромный гриб. Именно его шляпка ее толкала. Или не шляпка? О боги, на грибных шляпках не бывает дымовой трубы и слухового оконца! И балкончики, балкончики на толстой как бочонок грибной ножке!..

— Идем-ка скорее, — потянул ее к себе Дайм.

Это было так смешно! Так смешно! Что Шу не выдержала, расхохоталась — и из ее рта полетели радужные пузыри, тоже с окошками и дымовыми трубами…


— О боги… А ну прекратить безобразие! — рыкнул Дайм, и с эвкалипта посыпались листья, один из которых прилип к носу Шу и никак не желал отлепляться, сколько она на него ни дула.

— А мы что, а мы ничего, — защебетали мыльные пузыри, отращивая крылышки и упархивая куда-то вверх. — Не бейте, дяденька!

Под заливистый смех фей Дайм закинул ничего не понимающую Шу на спину Муаре, — которая недовольно ржала и пыталась дотянуться зубами до ближайшего мыльного пузыря, — и велел:

— Домой, быстро!





Глава 8. Луч солнца золотого





…жизнь и верность принадлежит Темному Брату. Нет для Руки Его другой жены, кроме службы Ему, и нет другого сына, кроме приказа Его.

Канон Полуночи



21-й день холодных вод (некоторое время назад), Суард

Рональд шер Бастерхази



В каждом городе есть улочка, не обозначенная ни на одной карте. Безымянный тупик.

Ветхие дома здесь жмутся друг к другу, нависают над мостовой разномастными балкончиками. Стены словно припорошены пылью забвения, тусклые окна слепы. Солнце никогда не заглядывает в Безымянный тупик, здесь не кричат дети и не лают собаки. Сюда не забредают случайные прохожие, а местных жителей никто и никогда не видел. Говорят, в Ночь между годами тупик полон призраков: раз в год Темный Хисс выпускает своих мертвых слуг из Бездны напиться света зеленой луны и собрать долги — обещанные ему души. Еще говорят, что, ступив однажды на древние камни этой мостовой, будешь приходить сюда снова и снова, пока не отдашь Хиссу все тепло своего сердца и не превратишься в холодного упыря. Много историй, одна другой страшнее, ходит про Безымянный тупик — улочку, которая есть в каждом городе. Улочку, которую может найти любой, если ему будет чем заплатить гильдии.

Рональд шер Бастерхази в страшные истории не верил — он творил их сам. Иногда.

Но не сегодня.

Ради сегодняшнего визита он надел новый образ: толстопузый ирсидский торговец в полосатых шальварах и круглой шапочке с кистями, смуглый до черноты и жадный до изумления. Полпред Конвента, призванный блюсти законность и благолепие, регулярно навещал ткацкую лавку, но ни разу не появился здесь в собственном облике, ибо не пристало благородным шерам иметь дело с ткачами.

С любопытством разини «торговец» разглядывал отвалившуюся мозаику и выщербленные булыжники мостовой, пыльные витрины и кем-то забытую посреди мостовой телегу без колес. Остановившись напротив мануфактурной лавки, такой же ветхой и заброшенной, как все в Безымянном тупике, он толкнул дверь под облупившейся вывеской, на которой только и можно было разобрать, что грубо нарисованные портняжные ножницы. Звякнул колокольчик. Торговец, ловко обходя спрятавшиеся в полумраке груды ящиков, тюки и рулоны, направился к конторке, освещенной фонарными жуками в стеклянном шаре.

Смуглый, выдубленный ветрами ирсидец за конторкой мало походил на мирного торговца мануфактурой. В его длинной косице седых прядей было больше, чем черных, кисть левой руки заменял протез гномьей работы, а левую бровь наискось пересекал шрам, приподнимая уголок глаза и придавая лицу недоверчивое и недоброе выражение. Но главной достопримечательностью его был не шрам, а глаза. Такие черные, что невозможно было различить зрачков. Знающие люди говорили, что если заглянуть бие Махшуру в глаза, в ответ на тебя посмотрит Ургаш.

Когда-то бие Махшур был гробовщиком, затем — лучшим убийцей во всей Валанте, а при нынешнем Мастере Ткаче ведал казной и служил управляющим.

— Приветствую, достопочтенный соотечественник! Да пребудет благословение Двуединых над вашим славным домом! — с гортанным ирсидским акцентом поздоровался гость и, разумеется, прямо посмотрел бие Махшуру в глаза. Ему всегда было интересно, посмотрит ли Бездна на него или дождется личной встречи.

Не посмотрела. Глаза как глаза. Никакой печати Тьмы и прочих так любимых беллетристами эффектов, разве что застарелая усталость и пустота, свойственная всем убийцам.

Едва кинув взгляд на «торговца», Махшур встал и поклонился — как благородному шеру. Роне давно интересовало, как Хиссовы слуги распознают шеров под личиной. Среди ткачей не бывает одаренных, первый из ритуалов посвящения Хиссу магов то ли убивает, то ли сводит с ума. Но ведь распознают! Даже Дюбрайна, даром что шер-дуо, можно обмануть, но не этих. Как-нибудь надо поймать одного ткача и изучить, наверняка результаты будут более чем интересными.

— Приветствую, уважаемый. Я доложу Мастеру о вас.

— Не утруждайтесь, любезный, — отмахнулся Роне.

Обогнув конторку и благополучно миновав все ловушки, поставленные Махшуром исключительно для поддержания навыка, Роне толкнул неприметную дверь и спустился по истертой за века темной лестнице.



Диего бие Морелле, Мастер Ткач

Там же и тогда же



Диего бие Морелле, владелец преуспевающей конторы перевозок «Морелле и сыновья», узнал о госте, едва тот ступил на выщербленную мостовую Безымянного тупика. Страницы тома Хроник Мертвой Войны, которые Диего привычно читал перед обедом, подернулись рябью, и сквозь строки проступило единственное слово: «Заказ».

Вдохнув доносящийся снизу аппетитный запах паэльи, Диего крикнул:

— Фаина, не садитесь без меня, я скоро!

Снизу отозвались недовольным, но понимающим звоном кастрюль. А Диего бросил печальный взгляд на залитый солнцем абрикосовый сад за окном и, прихватив том Хроник, шагнул за дверь-картину. Фонарные жуки почуяли человека и зашуршали в колбах по стенам, освещая винтовую лестницу и подземный ход, соединяющий респектабельный двухэтажный особняк на улице Серебряного Ландыша с замшелой развалюхой. Триста двадцать три быстрых шага, едва слышный скрип механизма, отодвигающего стенную панель, и Мастер Ткач оказался на месте.

В серой холодной комнате без окон не было мебели, кроме двух каменных стульев и каменного же стола между ними. Пустого стола, если не считать письменного прибора, массивного бронзового колокольчика и таких же портновских ножниц. На дальней от двери стене тускло светился сдвоенный треугольник Хисса, прямо в середину его были вделаны простые портняжные ножницы с обернутыми кожей кольцами. Собственно, больше никаких украшений в комнате и не было.