Дети Дюны
Часть 40 из 79 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Как же можно этого не заметить? — подала голос Венсиция. Фарад'н раздраженно посмотрел на мать. Зачем она всюду сует свой нос? Он снова обратился к Тиеканику.
— Защитный костюм — это ключ к пониманию характера обитателей планеты, Тиек. Это тавро Дюны, ее символ. Люди сконцентрированы на физических характеристиках: защитный костюм предохраняет организм от потери жидкости, обеспечивает ее рециркуляцию. Только в нем можно существовать на этой планете. Вы же знаете, что в обычае фрименов было иметь в доме защитные костюмы для каждого члена семьи, кроме собирателей пищи. Они представляли собой исключение, которое щадили. Но пожалуйста, заметьте оба… — при этих словах Фарад'н обернулся к матери, — что в последнее время по всей Империи распространилась мода на ношение имитации защитных костюмов. В настроениях людей доминирует желание подражать завоевателям!
— Вы действительно находите эту информацию ценной? — озадаченно спросил Тиеканик.
— Тиек, Тиек, да без такой информации невозможно править государством. Я сказал, что защитный костюм — ключ к пониманию характера, и это действительно так. Это — проявление консерватизма. Ошибки, которые они совершат, будут по своей природе консервативны.
Тиеканик бросил быстрый взгляд на Венсицию, которая, встревоженно нахмурившись, внимательно рассматривала сына. Характеристика, высказанная Фарад'ном привлекала и беспокоила башара. Как это не похоже на старого Шаддама! Перед ним сейчас стоял настоящий сардаукар: военный убийца, не знающий ненужных сомнений и колебаний. Шаддам пал под ударом Атрейдесов, которых вел проклятый Пауль. Действительно, то, что он читал о Пауле Атрейдесе, подтверждало характеристику, данную сейчас Фарад'ном. Возможно, Фарад'н, получивший воспитание сардаукара, будет меньше колебаться, чем Атрейдесы, будучи поставленным перед необходимостью совершить жестокость.
— Многие правили, не прибегая к таким тонкостям, — заметил Тиеканик.
Принц удивленно воззрился на башара.
— Правили и потерпели поражение, — сказал принц после недолгого молчания.
Тиеканик плотно сжал губы, поняв этот не слишком тонкий намек на правление Шаддама. То было и поражение сардаукаров, и ни один из них не мог легко относиться к подобным напоминаниям.
Фарад'н снова заговорил:
— Видите ли, Тиек, влияние планеты на подсознание массы обитателей никогда не оценивалось должным образом. Для того чтобы нанести поражение Атрейдесам, надо понимать не только Каладан, но и Арракис. На одной планете мягкие условия, на другой жесткие — эти условия приучают людей принимать столь же жесткие решения. То было уникальное событие — брак Атрейдеса и фрименки. Если мы не поймем природу этого явления, то не сможем не только нанести им поражение, но даже приспособиться к ним.
— Какое отношение имеют эти рассуждения к предложению Айдахо? — ехидно поинтересовалась Венсиция.
Фарад'н с жалостью взглянул на мать.
— Мы начнем поражать их, внеся смятение в их общество. Это очень мощное оружие: стресс смятения. Очень важно также отсутствие стресса. Вы не заметили, каким образом Атрейдесам удалось успокоить нашу планету?
Тиеканик коротко кивнул в знак согласия. Это был хороший знак. Сардаукар не должен быть излишне мягким. Однако предложение Айдахо продолжало тревожить принца.
— Пожалуй, нам стоит отклонить предложение, — сказал он.
— Давайте не будем спешить, — предложила Венсиция. — У нас есть выбор, наша задача — проанализировать весь спектр возможных решений. Мой сын прав: нам нужно больше информации.
Фарад'н внимательно посмотрел на мать, стараясь оценить ее намерения и значение сказанных ею слов.
— Но сможем ли мы понять, что нашли единственное верное решение? — спросил он.
До слуха Фарад'на донесся кислый смешок Тиеканика.
— Если бы спросили меня, то я бы сказал, что для нас дороги назад уже нет.
Фарад'н откинул голову и от души расхохотался.
— У нас есть еще альтернативные решения, Тиек! Когда мы дойдем до конца, то узнаем очень важные вещи!
~ ~ ~
В нашу эпоху, когда средства транспорта способны перемещать человека в глубинах космоса, минуя временные измерения, когда другие транспортные средства способны с головокружительной скоростью перемещаться по кажущимся непроходимыми ландшафтам, странно даже думать о пеших путешествиях. Тем не менее, пешее передвижение остается главным на Арракисе. Этот факт можно отчасти объяснить привычным предпочтением, а отчасти теми непомерными требованиями, которые эта планета предъявляет к механическим средствам передвижения. В структуре Арракиса человеческая плоть остается самым долговечным и надежным источником хаджа. Вероятно, имплицитное осознание этого факта делает Арракис несравненным зеркалом человеческой души.
Руководство по хаджу
Медленно и осторожно пробиралась Ганима к Табру, прячась в тени дюн и опускаясь на четвереньки в открытых местах. Она двигалась, обойдя поисковую группу, направившуюся к югу. Душа девочки была охвачена ужасом: червь, пожравший тела тигров и Лето; опасности, подстерегавшие ее на пути. Он ушел, ее брат ушел. Ганима перестала плакать, в душе ее вскипела ярость. В этом она была чистокровной фрименкой, и это радовало ее.
Ганима понимала отношение всех остальных к фрименам. Считалось, что у фрименов нет совести, что они потеряли ее, сжигаемые ненавистью к тем, кто вынудил их скитаться с планеты на планету. Конечно, это глупость. Только самые примитивные существа не имеют совести. У фрименов она была развита, может быть, больше, чем у других, и была направлена на процветание и благополучие собственного народа. Только чужакам фримены казались бессовестными и жестокими, так же как и чужаки казались жестокими фрименам. Каждый фримен знал, что может совершить жестокость, и не испытывал по этому поводу чувства вины. Фримены не испытывали этого чувства, совершая такие поступки, которые вызывали угрызения совести у представителей других планет. Ритуалы сурового быта освобождали людей от чувства вины, и это было залогом самого существования, иначе фримены могли бы просто погибнуть. В глубине души они сознавали, что любое прегрешение можно, по крайней мере частично, оправдать обстоятельствами: «слабостью власти» или «естественными дурными наклонностями», присущими всем людям, или «невезением», которое любое чувствующее создание способно идентифицировать, как столкновение между смертной плотью и внешним хаосом вселенной.
В этом контексте Ганима сознавала себя чистейшей фрименкой, несущей на себе отпечаток племенной жестокости. Нужна была только цель, и, естественно, этой целью был Дом Коррино. О, как жаждала Ганима увидеть кровь Фарад'на, текущую к ее ногам.
У канала Ганиму никто не ждал. Мимо прошла и поисковая группа. Девочка по мосту пересекла канал и по высокой траве поползла к тайному лазу в сиетч. Внезапно впереди вспыхнул свет, и Ганима стремительно распростерлась на земле, напряженно всматриваясь вперед сквозь стебли гигантской люцерны. Снаружи в потайной ход вошла женщина, при этом кто-то подготовил лаз так, как он и должен быть подготовлен. В тяжелые времена каждого пришельца приветствовали ярким светом, преследуя при этом двоякую цель — ослепить гостя и внимательно к нему присмотреться, прежде чем впустить. Однако это фрименское приветствие никогда не бывало таким явным, не допускалось, чтобы свет был виден далеко в Пустыне. Видимый свет означал, что сняты внешние заслоны стен.
Ганиме стало горько от такого забвения правил безопасности сиетча. Пусть все видят даму в кружевной рубашке!
Фонарь продолжал отбрасывать столб света к основанию скалы. Из темноты сада выскочила молоденькая девушка, в ее движениях сквозил испуг. Внутри прохода горел яркий свет, окруженный радужным ореолом, в котором кружились насекомые. Свет выхватывал из темноты две фигуры — мужскую и женскую.
Мужчина и женщина, держась за руки, смотрели друг другу в глаза.
Что-то в этой сцене было не так. Это были не любовники, улучившие момент для свидания. Слишком яркий свет горел в проходе. Парочка беседовала в проходе на фоне яркого света и была видна любому, кто мог бы оказаться поблизости. Мужчина то и дело высвобождал руку и показывал на лампы быстрыми и одновременно робкими движениями.
Тишину нарушали лишь крики ночных животных, но Ганима отмела этот отвлекающий фактор.
Кто эти двое и что они здесь делают?
Движения мужчины были очень осторожны.
Вот он обернулся. Отражение от платья женщины упало на его лицо — красное лицо с большим угреватым носом. Ганима едва не задохнулась, узнав этого человека. Палимбаша! Внук наиба, чьи сыновья пали на службе у Атрейдесов. При движении одежда мужчины распахнулась, и Ганима увидела пояс, к которому был пристегнут прибор с кнопками и наборными дисками. Этот инструмент сработали или на Тлейлаксу или на Иксиане. Скорее всего это передатчик, с помощью которого управляют тиграми. Палимбаша. Это означает, что еще один наиб переметнулся к Дому Коррино.
Кто же тогда женщина? Впрочем, это неважно. Просто женщина, которую использовал Палимбаша.
Невольно в голову Ганиме пришла афористическая мысль Бене Гессерит: Каждая планета, как и человек, проходит в жизни разные периоды.
Наблюдая сейчас Палимбашу с женщиной, передатчиком и пугливыми движениями, Ганима отчетливо вспомнила этого человека. Палимбаша преподавал в сиетче математику. Этот человек был, если можно так сказать, математическим грубияном. Он пытался объяснить феномен Муад'Диба с точки зрения математики, но священники запретили ему заниматься этим. Это был раб мысли, и это порабощение можно было объяснить очень просто и исчерпывающе: он переносил на явления техническое знание, но не переносил человеческие ценности.
Я могла бы заподозрить его и раньше, подумала Ганима. — Признаки предательства были налицо.
Девочка внезапно почувствовала прилив желчи. Он убил моего брата!
Она силой заставила себя успокоиться. Палимбаша убьет и ее, если она попытается проскользнуть мимо него по проходу. Теперь стало ясно, почему столь нагло попран старинный фрименский обычай, и проход освещен, как ярмарка. В этом свете Палимбаша надеялся увидеть, не избежал ли кто-то из жертв смерти. Должно быть, это самые ужасные часы в их жизни, подумала Ганима. Теперь девочка могла объяснить движения мужчины — он периодически со злостью нажимал на кнопки прибора.
Присутствие этой парочки многое сказало Ганиме. Видимо, такие наблюдатели были выставлены во всех потайных проходах в сиетч.
В ноздри попала пыль, и Ганима почесала нос. Боль пульсировала в раненой ноге и в руке. Пальцы онемели и по-прежнему ничего не чувствовали. Если придется пустить в ход нож, то надо будет работать левой рукой.
Ганима подумала о пистолете, но характерный звук выстрела может привлечь нежелательных свидетелей. Надо искать другой выход.
Палимбаша снова отвернулся, его силуэт чернел на фоне яркого света. Женщина что-то говорила, внимательно осматривая ночную Пустыню. В женщине чувствовалась сноровка и умение наблюдать ночь, пользуясь боковым зрением. Это был не просто полезный инструмент, она тоже была частью обширного заговора.
Ганима вспомнила и то, что Палимбаша прочили на пост правителя при регенте. Теперь ясно, что план заговорщиков просто грандиозен. У них масса сторонников даже здесь, в Табре. Ганима попыталась понять суть возникших проблем. Если удастся захватить живым хотя бы одного из этих двоих, то поплатятся и остальные.
Посвистывание маленького ночного животного, подошедшего напиться к каналу, привлекло внимание Ганимы. Естественный звук, естественное явление. Память преодолела некий барьер молчания, и перед мысленным взором девочки возник образ жрицы Иовафа, плененной ассирийским царем Сеннахерибом. Память этой жрицы подсказала Ганиме, что надо делать. Палимбаша и эта женщина — просто дети, капризные и опасные. Они ничего не ведают об Иовафе и даже о той планете, на которой и Сеннахериб, и жрица давно обратились в прах. Если бы пришлось объяснять этой паре заговорщиков, что именно с ними произойдет, то пришлось бы говорить о том, что все началось здесь.
И здесь же кончится.
Перевернувшись на бок, Ганима извлекла из корзины фримпакет, достала из него трубку, из которой удалила длинный тонкий фильтр. Теперь это была тонкая полая трубка. Из набора Ганима достала иглу подходящего диаметра, вытащила из ножен отравленный клинок и погрузила острие иглы в тонкое отверстие на лезвии, куда был налит яд. Боль в правой руке тормозила работу. Ганима достала из набора марлевый шарик и воткнула в него основание иглы. Полученный снаряд она вставила в трубку. Получилось древнее оружие.
Держа его на весу, Ганима осторожно подползла поближе к проходу, стараясь не шевелить стебли люцерны. Присмотревшись, девочка увидела, что вокруг парочки вьются сливовые мухи, большие охотники до человеческой плоти. Отравленная игла ударит незаметно, ее примут за укусившую муху. Осталось принять решение: кого из этих двоих убить — мужчину или женщину?
Мюриз. Имя всплыло в памяти невольно и словно ниоткуда. Так звали эту женщину. Вспомнила Ганима и то, что о ней говорили. Это была одна из многочисленных дам, которые увивались вокруг Палимбаши, словно мухи вокруг свечи. С ней легко справиться, она слаба.
Что ж, очень хорошо. Палимбаша выбрал себе сегодня неудачную компанию.
Ганима набрала в легкие побольше воздуха, вставила трубку в рот и изо всех сил дунула, вызвав в памяти ощущения достославной жрицы Иовафа.
Палимбаша ударил себя по щеке, на ладони осталось пятнышко крови. Иглы не было видно, Палимбаша отбросил ее движением руки.
Женщина что-то сказала, и Палимбаша рассмеялся. Он все еще смеялся, когда ноги его стали подкашиваться, а сам он грузно повалился на пытавшуюся удержать его женщину. Она, все еще дрожа от напряжения, не давала упасть телу мужчины, когда рядом с ней появилась Ганима и приставила кончик ножа к спине женщины.
— Не делай резких движений, Мюриз. Нож отравлен. Можешь отпустить Палимбашу — он мертв, — произнесла Ганима, не повышая голоса.
~ ~ ~
Внутри всех главных общественных сил вы найдете глубинные течения, которые можно усилить, чтобы поддержать власть, пользуясь словами. Это касается всех — от шарлатана-знахаря и священника до бюрократа. Управляемая масса должна быть обработана таким образом, чтобы она воспринимала слова, как нечто реальное, то есть перепутала систему символов с истинной материальной вселенной. Для поддержания такой структуры власти определенные символы должны быть выведены за пределы общего понимания — например, это касается символов, предназначенных для экономического манипулирования массой или символов, определяющих критерии ясного мышления. Таинственность символических форм такого рода приводит к формированию фрагментарных подъязыков. Каждый такой подъязык является сигналом того, что его пользователь обладает той или иной формой власти. Если взглянуть на природу власти под таким углом зрения, то нашим Силам Имперской Безопасности надо быть готовыми к разработке и внедрению в массовое сознание таких подъязыков.
Из лекции принцессы Ирулан в Арракинском военном училище
— Возможно, нет никакой необходимости напоминать вам об этом, — сказал принц Фарад'н, — но во избежание недоразумений я объявляю вам, что вы оба будете немедленно убиты, как только вздумаете начать заниматься колдовством.
Впрочем, он не ждал, что его слова окажут какое-то воздействие на стоявших перед ним людей, и госпожа Джессика, и Айдахо вполне оправдали его ожидания.
— Защитный костюм — это ключ к пониманию характера обитателей планеты, Тиек. Это тавро Дюны, ее символ. Люди сконцентрированы на физических характеристиках: защитный костюм предохраняет организм от потери жидкости, обеспечивает ее рециркуляцию. Только в нем можно существовать на этой планете. Вы же знаете, что в обычае фрименов было иметь в доме защитные костюмы для каждого члена семьи, кроме собирателей пищи. Они представляли собой исключение, которое щадили. Но пожалуйста, заметьте оба… — при этих словах Фарад'н обернулся к матери, — что в последнее время по всей Империи распространилась мода на ношение имитации защитных костюмов. В настроениях людей доминирует желание подражать завоевателям!
— Вы действительно находите эту информацию ценной? — озадаченно спросил Тиеканик.
— Тиек, Тиек, да без такой информации невозможно править государством. Я сказал, что защитный костюм — ключ к пониманию характера, и это действительно так. Это — проявление консерватизма. Ошибки, которые они совершат, будут по своей природе консервативны.
Тиеканик бросил быстрый взгляд на Венсицию, которая, встревоженно нахмурившись, внимательно рассматривала сына. Характеристика, высказанная Фарад'ном привлекала и беспокоила башара. Как это не похоже на старого Шаддама! Перед ним сейчас стоял настоящий сардаукар: военный убийца, не знающий ненужных сомнений и колебаний. Шаддам пал под ударом Атрейдесов, которых вел проклятый Пауль. Действительно, то, что он читал о Пауле Атрейдесе, подтверждало характеристику, данную сейчас Фарад'ном. Возможно, Фарад'н, получивший воспитание сардаукара, будет меньше колебаться, чем Атрейдесы, будучи поставленным перед необходимостью совершить жестокость.
— Многие правили, не прибегая к таким тонкостям, — заметил Тиеканик.
Принц удивленно воззрился на башара.
— Правили и потерпели поражение, — сказал принц после недолгого молчания.
Тиеканик плотно сжал губы, поняв этот не слишком тонкий намек на правление Шаддама. То было и поражение сардаукаров, и ни один из них не мог легко относиться к подобным напоминаниям.
Фарад'н снова заговорил:
— Видите ли, Тиек, влияние планеты на подсознание массы обитателей никогда не оценивалось должным образом. Для того чтобы нанести поражение Атрейдесам, надо понимать не только Каладан, но и Арракис. На одной планете мягкие условия, на другой жесткие — эти условия приучают людей принимать столь же жесткие решения. То было уникальное событие — брак Атрейдеса и фрименки. Если мы не поймем природу этого явления, то не сможем не только нанести им поражение, но даже приспособиться к ним.
— Какое отношение имеют эти рассуждения к предложению Айдахо? — ехидно поинтересовалась Венсиция.
Фарад'н с жалостью взглянул на мать.
— Мы начнем поражать их, внеся смятение в их общество. Это очень мощное оружие: стресс смятения. Очень важно также отсутствие стресса. Вы не заметили, каким образом Атрейдесам удалось успокоить нашу планету?
Тиеканик коротко кивнул в знак согласия. Это был хороший знак. Сардаукар не должен быть излишне мягким. Однако предложение Айдахо продолжало тревожить принца.
— Пожалуй, нам стоит отклонить предложение, — сказал он.
— Давайте не будем спешить, — предложила Венсиция. — У нас есть выбор, наша задача — проанализировать весь спектр возможных решений. Мой сын прав: нам нужно больше информации.
Фарад'н внимательно посмотрел на мать, стараясь оценить ее намерения и значение сказанных ею слов.
— Но сможем ли мы понять, что нашли единственное верное решение? — спросил он.
До слуха Фарад'на донесся кислый смешок Тиеканика.
— Если бы спросили меня, то я бы сказал, что для нас дороги назад уже нет.
Фарад'н откинул голову и от души расхохотался.
— У нас есть еще альтернативные решения, Тиек! Когда мы дойдем до конца, то узнаем очень важные вещи!
~ ~ ~
В нашу эпоху, когда средства транспорта способны перемещать человека в глубинах космоса, минуя временные измерения, когда другие транспортные средства способны с головокружительной скоростью перемещаться по кажущимся непроходимыми ландшафтам, странно даже думать о пеших путешествиях. Тем не менее, пешее передвижение остается главным на Арракисе. Этот факт можно отчасти объяснить привычным предпочтением, а отчасти теми непомерными требованиями, которые эта планета предъявляет к механическим средствам передвижения. В структуре Арракиса человеческая плоть остается самым долговечным и надежным источником хаджа. Вероятно, имплицитное осознание этого факта делает Арракис несравненным зеркалом человеческой души.
Руководство по хаджу
Медленно и осторожно пробиралась Ганима к Табру, прячась в тени дюн и опускаясь на четвереньки в открытых местах. Она двигалась, обойдя поисковую группу, направившуюся к югу. Душа девочки была охвачена ужасом: червь, пожравший тела тигров и Лето; опасности, подстерегавшие ее на пути. Он ушел, ее брат ушел. Ганима перестала плакать, в душе ее вскипела ярость. В этом она была чистокровной фрименкой, и это радовало ее.
Ганима понимала отношение всех остальных к фрименам. Считалось, что у фрименов нет совести, что они потеряли ее, сжигаемые ненавистью к тем, кто вынудил их скитаться с планеты на планету. Конечно, это глупость. Только самые примитивные существа не имеют совести. У фрименов она была развита, может быть, больше, чем у других, и была направлена на процветание и благополучие собственного народа. Только чужакам фримены казались бессовестными и жестокими, так же как и чужаки казались жестокими фрименам. Каждый фримен знал, что может совершить жестокость, и не испытывал по этому поводу чувства вины. Фримены не испытывали этого чувства, совершая такие поступки, которые вызывали угрызения совести у представителей других планет. Ритуалы сурового быта освобождали людей от чувства вины, и это было залогом самого существования, иначе фримены могли бы просто погибнуть. В глубине души они сознавали, что любое прегрешение можно, по крайней мере частично, оправдать обстоятельствами: «слабостью власти» или «естественными дурными наклонностями», присущими всем людям, или «невезением», которое любое чувствующее создание способно идентифицировать, как столкновение между смертной плотью и внешним хаосом вселенной.
В этом контексте Ганима сознавала себя чистейшей фрименкой, несущей на себе отпечаток племенной жестокости. Нужна была только цель, и, естественно, этой целью был Дом Коррино. О, как жаждала Ганима увидеть кровь Фарад'на, текущую к ее ногам.
У канала Ганиму никто не ждал. Мимо прошла и поисковая группа. Девочка по мосту пересекла канал и по высокой траве поползла к тайному лазу в сиетч. Внезапно впереди вспыхнул свет, и Ганима стремительно распростерлась на земле, напряженно всматриваясь вперед сквозь стебли гигантской люцерны. Снаружи в потайной ход вошла женщина, при этом кто-то подготовил лаз так, как он и должен быть подготовлен. В тяжелые времена каждого пришельца приветствовали ярким светом, преследуя при этом двоякую цель — ослепить гостя и внимательно к нему присмотреться, прежде чем впустить. Однако это фрименское приветствие никогда не бывало таким явным, не допускалось, чтобы свет был виден далеко в Пустыне. Видимый свет означал, что сняты внешние заслоны стен.
Ганиме стало горько от такого забвения правил безопасности сиетча. Пусть все видят даму в кружевной рубашке!
Фонарь продолжал отбрасывать столб света к основанию скалы. Из темноты сада выскочила молоденькая девушка, в ее движениях сквозил испуг. Внутри прохода горел яркий свет, окруженный радужным ореолом, в котором кружились насекомые. Свет выхватывал из темноты две фигуры — мужскую и женскую.
Мужчина и женщина, держась за руки, смотрели друг другу в глаза.
Что-то в этой сцене было не так. Это были не любовники, улучившие момент для свидания. Слишком яркий свет горел в проходе. Парочка беседовала в проходе на фоне яркого света и была видна любому, кто мог бы оказаться поблизости. Мужчина то и дело высвобождал руку и показывал на лампы быстрыми и одновременно робкими движениями.
Тишину нарушали лишь крики ночных животных, но Ганима отмела этот отвлекающий фактор.
Кто эти двое и что они здесь делают?
Движения мужчины были очень осторожны.
Вот он обернулся. Отражение от платья женщины упало на его лицо — красное лицо с большим угреватым носом. Ганима едва не задохнулась, узнав этого человека. Палимбаша! Внук наиба, чьи сыновья пали на службе у Атрейдесов. При движении одежда мужчины распахнулась, и Ганима увидела пояс, к которому был пристегнут прибор с кнопками и наборными дисками. Этот инструмент сработали или на Тлейлаксу или на Иксиане. Скорее всего это передатчик, с помощью которого управляют тиграми. Палимбаша. Это означает, что еще один наиб переметнулся к Дому Коррино.
Кто же тогда женщина? Впрочем, это неважно. Просто женщина, которую использовал Палимбаша.
Невольно в голову Ганиме пришла афористическая мысль Бене Гессерит: Каждая планета, как и человек, проходит в жизни разные периоды.
Наблюдая сейчас Палимбашу с женщиной, передатчиком и пугливыми движениями, Ганима отчетливо вспомнила этого человека. Палимбаша преподавал в сиетче математику. Этот человек был, если можно так сказать, математическим грубияном. Он пытался объяснить феномен Муад'Диба с точки зрения математики, но священники запретили ему заниматься этим. Это был раб мысли, и это порабощение можно было объяснить очень просто и исчерпывающе: он переносил на явления техническое знание, но не переносил человеческие ценности.
Я могла бы заподозрить его и раньше, подумала Ганима. — Признаки предательства были налицо.
Девочка внезапно почувствовала прилив желчи. Он убил моего брата!
Она силой заставила себя успокоиться. Палимбаша убьет и ее, если она попытается проскользнуть мимо него по проходу. Теперь стало ясно, почему столь нагло попран старинный фрименский обычай, и проход освещен, как ярмарка. В этом свете Палимбаша надеялся увидеть, не избежал ли кто-то из жертв смерти. Должно быть, это самые ужасные часы в их жизни, подумала Ганима. Теперь девочка могла объяснить движения мужчины — он периодически со злостью нажимал на кнопки прибора.
Присутствие этой парочки многое сказало Ганиме. Видимо, такие наблюдатели были выставлены во всех потайных проходах в сиетч.
В ноздри попала пыль, и Ганима почесала нос. Боль пульсировала в раненой ноге и в руке. Пальцы онемели и по-прежнему ничего не чувствовали. Если придется пустить в ход нож, то надо будет работать левой рукой.
Ганима подумала о пистолете, но характерный звук выстрела может привлечь нежелательных свидетелей. Надо искать другой выход.
Палимбаша снова отвернулся, его силуэт чернел на фоне яркого света. Женщина что-то говорила, внимательно осматривая ночную Пустыню. В женщине чувствовалась сноровка и умение наблюдать ночь, пользуясь боковым зрением. Это был не просто полезный инструмент, она тоже была частью обширного заговора.
Ганима вспомнила и то, что Палимбаша прочили на пост правителя при регенте. Теперь ясно, что план заговорщиков просто грандиозен. У них масса сторонников даже здесь, в Табре. Ганима попыталась понять суть возникших проблем. Если удастся захватить живым хотя бы одного из этих двоих, то поплатятся и остальные.
Посвистывание маленького ночного животного, подошедшего напиться к каналу, привлекло внимание Ганимы. Естественный звук, естественное явление. Память преодолела некий барьер молчания, и перед мысленным взором девочки возник образ жрицы Иовафа, плененной ассирийским царем Сеннахерибом. Память этой жрицы подсказала Ганиме, что надо делать. Палимбаша и эта женщина — просто дети, капризные и опасные. Они ничего не ведают об Иовафе и даже о той планете, на которой и Сеннахериб, и жрица давно обратились в прах. Если бы пришлось объяснять этой паре заговорщиков, что именно с ними произойдет, то пришлось бы говорить о том, что все началось здесь.
И здесь же кончится.
Перевернувшись на бок, Ганима извлекла из корзины фримпакет, достала из него трубку, из которой удалила длинный тонкий фильтр. Теперь это была тонкая полая трубка. Из набора Ганима достала иглу подходящего диаметра, вытащила из ножен отравленный клинок и погрузила острие иглы в тонкое отверстие на лезвии, куда был налит яд. Боль в правой руке тормозила работу. Ганима достала из набора марлевый шарик и воткнула в него основание иглы. Полученный снаряд она вставила в трубку. Получилось древнее оружие.
Держа его на весу, Ганима осторожно подползла поближе к проходу, стараясь не шевелить стебли люцерны. Присмотревшись, девочка увидела, что вокруг парочки вьются сливовые мухи, большие охотники до человеческой плоти. Отравленная игла ударит незаметно, ее примут за укусившую муху. Осталось принять решение: кого из этих двоих убить — мужчину или женщину?
Мюриз. Имя всплыло в памяти невольно и словно ниоткуда. Так звали эту женщину. Вспомнила Ганима и то, что о ней говорили. Это была одна из многочисленных дам, которые увивались вокруг Палимбаши, словно мухи вокруг свечи. С ней легко справиться, она слаба.
Что ж, очень хорошо. Палимбаша выбрал себе сегодня неудачную компанию.
Ганима набрала в легкие побольше воздуха, вставила трубку в рот и изо всех сил дунула, вызвав в памяти ощущения достославной жрицы Иовафа.
Палимбаша ударил себя по щеке, на ладони осталось пятнышко крови. Иглы не было видно, Палимбаша отбросил ее движением руки.
Женщина что-то сказала, и Палимбаша рассмеялся. Он все еще смеялся, когда ноги его стали подкашиваться, а сам он грузно повалился на пытавшуюся удержать его женщину. Она, все еще дрожа от напряжения, не давала упасть телу мужчины, когда рядом с ней появилась Ганима и приставила кончик ножа к спине женщины.
— Не делай резких движений, Мюриз. Нож отравлен. Можешь отпустить Палимбашу — он мертв, — произнесла Ганима, не повышая голоса.
~ ~ ~
Внутри всех главных общественных сил вы найдете глубинные течения, которые можно усилить, чтобы поддержать власть, пользуясь словами. Это касается всех — от шарлатана-знахаря и священника до бюрократа. Управляемая масса должна быть обработана таким образом, чтобы она воспринимала слова, как нечто реальное, то есть перепутала систему символов с истинной материальной вселенной. Для поддержания такой структуры власти определенные символы должны быть выведены за пределы общего понимания — например, это касается символов, предназначенных для экономического манипулирования массой или символов, определяющих критерии ясного мышления. Таинственность символических форм такого рода приводит к формированию фрагментарных подъязыков. Каждый такой подъязык является сигналом того, что его пользователь обладает той или иной формой власти. Если взглянуть на природу власти под таким углом зрения, то нашим Силам Имперской Безопасности надо быть готовыми к разработке и внедрению в массовое сознание таких подъязыков.
Из лекции принцессы Ирулан в Арракинском военном училище
— Возможно, нет никакой необходимости напоминать вам об этом, — сказал принц Фарад'н, — но во избежание недоразумений я объявляю вам, что вы оба будете немедленно убиты, как только вздумаете начать заниматься колдовством.
Впрочем, он не ждал, что его слова окажут какое-то воздействие на стоявших перед ним людей, и госпожа Джессика, и Айдахо вполне оправдали его ожидания.