Дети Дюны

— Из моих лучших, — поправила она его.

Не в силах унять дрожь, Тиеканик вздохнул и спрятал нож.

— Что будет с пилотом? — поинтересовался он.

— Погибнет в катастрофе, — ответила принцесса. — Вы посоветуете ему принять все меры предосторожности при доставке зверей обратно к нам, и когда вы прибудете на место… — женщина выразительно посмотрела на нож.

— Это приказ, принцесса?

— Да.

— После этого я должен буду упасть на нож, не так ли, принцесса, или вы сами позаботитесь о деталях?

Принцесса заговорила с деланным спокойствием, но в голосе ее таилась угроза.

— Тиеканик, если бы я не была уверена, что вы по первому моему приказу броситесь на нож, то вы не стояли бы рядом со мной — с оружием.

Он поперхнулся и посмотрел на экран. Кошки снова ели. Принцесса же не отрываясь смотрела на Тиеканика. Помолчав, она заговорила.

— Кроме того, вы сообщите покупателям, чтобы они больше не доставляли нам детей, похожих на интересующих нас.

— Как прикажете, принцесса.

— Не говорите со мной таким тоном, Тиеканик.

— Слушаюсь, принцесса.

Губы женщины вытянулись в узкую полоску.

— Сколько у нас осталось костюмов?

— Шесть наборов вместе с защитными костюмами и обувью, на всех вещах геральдические знаки Атрейдесов.

— Хорош ли материал?

— Материал годится для царского наряда, принцесса.

— Внимание к деталям, — сказала она. — Одежду надо послать на Арракис в дар нашим царственным кузенам. Это будут дары моего сына, вы поняли меня, Тиеканик?

— Я все понял, принцесса.

— Пусть он составит приличествующее случаю письмо. Надо написать, что эти скромные одежды в знак своей преданности Дому Атрейдес или что-нибудь в этом роде.

— А случай?

— Пусть это будет день рождения или праздник, или еще что-нибудь. Это я предоставляю вам, Тиеканик. Я полностью доверяю вам, мой друг.

Он молча смотрел на принцессу. Лицо его стало жестким.

— Вы точно хотите это знать? Но на кого я еще могу положиться, кроме вас, после смерти моего мужа?

Тиеканик пожал плечами, думая о том, что принцесса пытается опутать его своей сетью. Ни в коем случае нельзя сближаться с ней, как это, по-видимому, сделал Левенбрех.

— Да, Тиеканик, еще одна деталь.

— Слушаю вас, принцесса.

— Моему сыну пора учиться править. Скоро придет время, когда ему надо будет взять в руки меч. Вы знаете, когда настанет этот момент, и, как только он наступит, немедленно известите меня.

— Повинуюсь, принцесса.

Женщина откинулась на спинку кресла и испытующе посмотрела на Тиеканика.

— Я вижу, что вы не одобряете мои действия, но для меня это не важно до тех пор, пока вы будете помнить урок Левенбреха.

— Он был чудесным дрессировщиком, но вполне заменимым человеком, принцесса.

— Это совсем не то, что я хотела сказать!

— Нет? Но тогда… я не понимаю.

— Армия, — изрекла принцесса, — состоит из сменных частей. Вот в чем заключается урок Левенбреха.


— Взаимозаменяемых частей, — проговорил Тиеканик, — включая высшее командование.

— Без высшего командования нет смысла содержать армию, Тиеканик. Поэтому займитесь религией Махди и обращением моего сына.

— Я не стану медлить, принцесса. Полагаю, что вы не хотите, чтобы я пожертвовал военными искусствами ради этой… э-э-э… религии?

Принцесса резко встала и, обойдя Тиеканика, словно неодушевленный предмет, направилась к двери.

— Вы слишком часто начинаете испытывать мое терпение, Тиеканик. — С этими словами она вышла.





~ ~ ~




Перед нами стоит дилемма: либо мы оставляем почитающуюся непогрешимой теорию относительности, либо расстаемся с верой в нашу способность точно и воспроизводимо предсказывать будущее. В самом деле, проблема знания будущего порождает массу вопросов, ответить на которые, принимая общепринятые допущения, невозможно, если только исследователь, во-первых, не поставит наблюдателя вне времени и, во-вторых, не сведет к нулю всякое движение. Если вы принимаете теорию относительности, то должны признать, что в ее рамках время и наблюдатель находятся в строго определенном взаимодействии; в противном случае в расчеты вкрадываются неточности. Может, таким образом, показаться, что точное предсказание будущего невозможно в принципе. Но как тогда объяснить то, что люди находят за пределами видимых целей уважаемых ученых? Как в таком случае можем мы объяснить феномен Муад'Диба?

Лекции о предзнании, Харка аль-Ада





— Мне надо кое-что сказать тебе, хотя я понимаю, что мои слова напомнят о многих опытах нашего совместного прошлого, а это может принести тебе определенный вред.

Джессика помолчала и посмотрела на Ганиму, стараясь понять, какое впечатление произвело на девочку ее предупреждение.

Они сидели вдвоем на низких подушках в покоях сиетча Табр. Потребовалось немалое искусство, чтобы устроить эту встречу наедине, и Джессика не была уверена, что это искусство потребовалось от нее одной. Ганима проявляла недюжинную способность к предчувствию и обостренному пониманию.

Прошло почти два часа после восхода солнца, время приветствий и восторгов осталось позади. Джессика успокоила неистовое биение сердца и постаралась сосредоточить внимание на грубых стенах покоев, украшенных темными занавесями и желтыми подушками. Напряжение тем не менее росло, и впервые за многие годы Джессика вспомнила Литанию против страха, усвоенную в Бене Гессерит.

«Я не должна бояться. Страх убивает ум. Страх — это маленькая смерть, которая несет с собой полное оцепенение. Я смело встречу свой страх. Пусть он охватит меня и пройдет через меня. И только когда он пройдет, я обращу свой внутренний взор на его путь. Там, где прошел страх, не остается ничего. Остаюсь только Я».

Мысленно повторив литанию, Джессика, успокоившись, глубоко вздохнула.

— Иногда это помогает, — сказала вдруг Ганима. — Я имею в виду литанию.

Джессика прикрыла глаза, чтобы скрыть то потрясение, которое вызвала у нее поразительная способность девочки к инсайту. Уже много лет не приходилось Джессике встречать людей, которые могли бы читать ее сокровенные мысли. Такое понимание и проникновение смущали еще больше, поскольку таились за маской детского личика.

Встретив свой страх, Джессика открыла глаза. Теперь она поняла источник этого страха: Я боюсь за своих внуков. У детей не было ни одной стигмы Мерзости, которая столь явно проступала в облике Алие, однако Лето проявлял пугающую скрытность. Именно поэтому его Джессика под благовидным предлогом исключила из этой встречи.

Повинуясь внезапному импульсу, Джессика отбросила эмоциональную маску, защитный барьер, понимая при этом, что от него в данном случае мало пользы. Она не делала этого с тех времен, когда общалась со своим возлюбленным герцогом, и испытала одновременно облегчение и боль. Оставались факты, которые невозможно устранить ни молитвой, ни литанией. От упрямых фактов не спасешься позорным бегством. Их нельзя игнорировать. Стихия видения Пауля видоизменилась и коснулась его детей. В пустоте Ничто есть магнетическое притяжение; над головами детей сгущались тучи зла и досадного неумения пользоваться властью.

Ганима, наблюдая за игрой чувств на лице бабушки, поняла, что Джессика отбросила всякую осторожность.

Синхронно, как автоматы, внучка и бабушка взглянули в глаза друг другу, и между ними начался обмен мыслями, разговор без слов, но исполненный глубокого смысла.

Джессика: Я хочу, чтобы ты видела мой страх.

Ганима: Теперь я вижу, что ты любишь меня.

Это был момент наивысшего взаимного доверия.

Джессика заговорила вслух:

— Когда твой отец был еще ребенком, я привезла на Каладан Преподобную Мать, чтобы испытать его.

Ганима кивнула. Память об этом была жива в сознании девочки.

— Мы, Бене Гессерит, принимали все меры предосторожности, чтобы быть уверенными в том, что дети, которых мы воспитываем, — люди, а не животные. По внешним же признакам не всегда можно об этом судить.

— Так вас учили, — сказала Ганима, и память захлестнула ее: старая Бене Гессерит, Гайя-Елена Мохийам, прибывшая в Замок Каладана с гом джаббаром и ящиком жгучей боли. Рука Пауля (а сейчас рука Ганимы) корчилась от невыносимой боли, а стоявшая рядом старуха спокойным голосом говорила о неминуемой смерти при попытке выдернуть руку из ящика. И какое могло быть сомнение в неминуемой смерти, если к детской шее была приставлена смертоносная игла. Старческий голос между тем продолжал свое объяснение:

«Ты слышал о животных, которые перекусывают свои лапы, попав в капкан. Но так поступают именно животные. Человек должен остаться в ловушке, пережить боль, презирая смерть и отгоняя ее возможностью убить самого охотника, расставляющего капканы, и тем отвести угрозу от своего рода».

Ганима, вспоминая страшную боль, исступленно затрясла головой. Огонь! Огонь! Пауль видел, как кожа сворачивается и чернеет, плоть трескается и отделяется от обугленных костей. Но все это было видением — рука осталась невредимой. Однако при одном воспоминании об этом ужасе на лбу Ганимы выступил холодный пот.

— Конечно, ты можешь помнить об этом событии то, что не могу помнить я, — сказала Джессика.

В какой-то момент, увлеченная притяжением памяти, Ганима увидела бабушку в совершенно ином свете: насколько глубоко эта женщина была закалена ранними формами обучения у Бене Гессерит! Но это породило еще больше вопросов о причинах возвращения Джессики на Арракис.