Десять тысяч дверей
Часть 5 из 46 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Я почувствовала, как моя воля дрожит, поддается и угасает под тяжестью его взгляда. Но потом я подумала о словах, спрятанных на последней странице томика Киплинга: «Они с собакой стали неразлучны». Я покрепче обняла Бада и посмотрела в глаза мистеру Локку, упрямо сжав челюсти.
Прошла секунда, потом еще одна. У меня на шее выступил пот, как будто я поднимала тяжести. Потом мистер Локк рассмеялся.
– Ладно, оставь его, если так уж хочется.
С этого момента мисс Вильда стала постепенно исчезать из нашей жизни, выцветать, как газетный заголовок на солнце. У нее не было шансов против Бада, который рос с пугающей скоростью. Со мной он все так же был ласковым щенком, который засыпал у меня в ногах и пытался забраться на колени даже тогда, когда перестал туда помещаться. Но вот его отношение ко всем остальным представителям человеческого рода становилось просто опасным. За шесть месяцев он с успехом изгнал Вильду из нашей комнаты, заставив ее переселиться к прислуге, а к девятому месяцу большинство обитателей особняка предпочитали не соваться к нам на третий этаж.
В последний раз я видела Вильду, когда она торопливо шла через лужайку, озираясь на окно моей комнаты, – нянька напоминала генерала, бегущего с поля проигранной битвы. Я так крепко обняла Бада, что он взвизгнул, а потом мы весь вечер плескались на озере, охваченные головокружительным чувством свободы.
Теперь я лежала, пристроив голову на его нагретые солнцем ребра, и вдруг до меня донесся хруст и шум двигателя, означавшие, что к дому приближается машина.
Подъездная дорога, ведущая к особняку Локка, представляла собой длинную извилистую аллею из величавых дубов. Мы с Бадом обошли дом и вышли из-за угла как раз в тот момент, когда такси отъехало от входа. К парадной лестнице из красного камня уверенным шагом приближалась странная незнакомка.
В первое мгновение я подумала, что это какая-нибудь африканская королева, которая отправилась с визитом к президенту Тафту, но по ошибке прибыла в особняк Локка. Не сказать, что она выглядела так уж роскошно – бежевый дорожный плащ с ровным рядом блестящих черных пуговиц, один-единственный кожаный саквояж, скандально – или высокомерно – короткие волосы. Скорее, дело было в гордо расправленных плечах или, может, в том, каким взглядом она окинула особняк Локка – без толики восхищения и благоговения.
Она увидела нас и остановилась перед лестницей, видимо, в ожидании. Мы подошли ближе, и я положила руку на ошейник Бада на случай, если ему взбредет в голову безобразничать.
– Ты, наверное, Январри. – Она говорила с ритмичным иностранным акцентом. – Джулиан сказал мне искать девочку с непослушными волосами и злой собакой. – Женщина протянула мне руку, и я пожала ее. Ладонь незнакомки была покрыта мозолями, напоминавшими топографическую карту незнакомой страны.
В этот момент из парадной двери вышел мистер Локк и направился к своему новенькому «Бьюику» десятой модели. Это пришлось очень кстати, поскольку мой рот широко раскрылся от изумления и закрываться, похоже, не собирался. Мистер Локк был уже посередине лестницы, когда наконец заметил нас.
– Январри, сколько раз я тебе говорил сажать это дикое животное на поводок… а это еще кто? – Его представления о вежливости, судя по всему, не касались общения с темнокожими женщинами, которые неожиданно появлялись на его пороге.
– Я мисс Джейн Ириму. Мистер Джулиан Сколлер нанял меня в качестве компаньонки для своей дочери и оплачивает мои услуги из собственных средств в размере пяти долларов в неделю. Он выразил надежду, что вы любезно предоставите мне стол и кров. Полагаю, это письмо ясно объясняет мое положение.
Она протянула грязный потрепанный конверт мистеру Локку. Тот вскрыл его с выражением глубочайшего недоверия на лице. По мере чтения у него вырвалось несколько восклицаний:
– Ради блага его дочери, значит?.. Он сам нанял?..
Наконец он свернул письмо.
– И вы ждете, что я поверю, будто Джулиан выслал няньку для своей дочери с другого континента? Для дочери, которая, смею заметить, почти взрослая?
Лицо мисс Ириму – совершенное, будто высеченное резцом скульптора, – напоминало разглаженный ветрами ландшафт. Казалось, ни улыбка, ни хмурый изгиб бровей не способны потревожить его неподвижность.
– Я попала в непростое положение. Как и сказано в письме, если я не ошибаюсь.
– Благотворительность, стало быть? Джулиан всегда был слишком жалостливым. – Мистер Локк хлопнул перчатками по ладони и недовольно фыркнул. – Ну ладно, мисс Как-вас-там. Я ни в коем случае не желаю вставать между отцом и дочерью. Но будь я проклят, если отдам вам хорошую гостевую комнату. Проводи ее в свою комнату, Январри. Пусть займет кровать, на которой спала Вильда. – С этими словами он удалился, качая головой.
Молчание, установившееся после его прихода, показалось мне скромным и робким, как будто оно хотело бы стать неловким, но не посмело этого сделать под уверенным взглядом мисс Ириму.
– Э-эм. – Я сглотнула. – Познакомьтесь, это Бад. В смысле, Синдбад. Я хотела назвать щенка в честь какого-нибудь великого первооткрывателя, но ни одно из имен ему не подходило. Доктор Ливингстон и мистер Стэнли были очевидным выбором (мистер Локк так восхищался ими, что даже приобрел личный револьвер Стэнли, узконосый «Энфилд», который держал у себя в кабинете, чистил и смазывал каждую неделю), но они напоминали мне о засушенной руке африканского воина, лежащей за стеклом. Магеллан – слишком длинно, Дрейк – слишком скучно, Колумб – неудобно произносить. В итоге я назвала его в честь единственного мореплавателя, в чьих путешествиях мир всякий раз представал все более странным и загадочным.
Джейн посмотрела на пса с опаской.
– Не беспокойтесь, он не кусается, – заверила я ее. Он, конечно, кусался, но не очень часто, и, как мне казалось, люди, которым от него доставалось, были сомнительными личностями и, скорее всего, заслуживали быть укушенными. Мистер Локк считал этот аргумент неубедительным.
– Мисс Ириму… – начала я.
– Можно просто Джейн.
– Мисс Джейн. Можно мне прочитать письмо отца?
Она окинула меня холодным беспристрастным взглядом, как ученый, изучающий новый вид плесени.
– Нет.
– Тогда не могли бы вы сказать, почему он нанял вас? Пожалуйста.
– Джулиан очень любит тебя. Он не хочет, чтобы ты была одна.
У меня на языке вертелось несколько недобрых фраз вроде «Ого, вот это новости», но я сжала зубы и промолчала. Джейн продолжала смотреть на меня все с тем же выражением лица. Наконец она добавила:
– Твой отец также хочет, чтобы тебе ничто не угрожало. Я за этим прослежу.
Я устремила взгляд на зеленые лужайки поместья Локка и безмятежную серость озера Шамплейн.
– Ясно.
Я пыталась придумать, как бы повежливее сказать: «Мой отец повредился рассудком. Вам, наверное, лучше уехать», – когда Бад потянулся к Джейн, обнюхивая ее. На его морде читался вечный вопрос: кусать или не кусать? Он помедлил, а потом боднул ее руку головой, требуя почесать его за ушком.
Собаки, разумеется, намного лучше разбираются в людях, чем сами люди.
– Э-эм. Добро пожаловать в особняк Локка, мисс Джейн. Надеюсь, вам здесь понравится.
Она склонила голову.
– Уверена, так и будет.
Но в первые несколько недель, проведенные в поместье, Джейн ничем не показывала, что ей нравится дом – или хотя бы я.
Каждый день она проводила почти в полном молчании, бродя по комнатам, как запертый в клетке зверь. Джейн смотрела на меня с окаменелым выражением обреченности на лице и время от времени с большим сомнением брала в руки прочитанные мной выпуски журналов «Детективы Стрэнда» и «Кавалиер: еженедельник о захватывающих приключениях!». Она напоминала мне одного из тех греческих героев, что вынуждены бесконечно биться над невыполнимой задачей: пить воду из исчезающей реки или катить камень в гору.
Мои первые попытки завести разговор закончились неудачей. Я задала несколько вежливых вопросов о ее прошлом и получила краткие сухие ответы, которые отбили у меня охоту спрашивать о чем-либо еще. Я узнала, что Джейн родилась в центральной высокогорной части Британской Восточной Африки в тысяча восемьсот семьдесят третьем году. Правда, тогда еще не было никакой Британской Восточной Африки. Еще я выяснила, что она провела шесть лет в церковной миссионерской школе в Найру, где выучила королевский английский, жила за счет королевской казны и молилась Богу, который хранил английскую королеву. Потом она оказалась в «непростой ситуации» и согласилась поработать на моего отца.
– Что ж, – выдавила я с напускным оптимизмом, – по крайней мере, здесь нет такой жары. Ну, как в Африке.
Джейн немного помолчала, уставившись в окно кабинета, откуда виднелась золотисто-зеленая гладь озера.
– Там, где я родилась, по утрам на траве лежал иней, – тихо ответила она, и на этом разговор умер, избавив нас обеих от дальнейших мук.
Кажется, я впервые увидела, как Джейн улыбается, только на празднике, устроенном мистером Локком по случаю ежегодного собрания Общества.
Вечеринка Археологического общества проходила каждый раз практически одинаково, лишь с незначительными изменениями: восемьдесят самых состоятельных приятелей мистера Локка из числа коллекционеров заполняли гостиные первого этажа и сады и громко хохотали, упражняясь в остроумии. Сотни коктейлей превращались в пропахшую эфиром испарину, смешивались с клубами сигаретного дыма, висевшего над головами душным облаком. В конце концов все члены Общества удалялись в курильную комнату, и тогда весь этаж заполняла вонь сигар. Иногда я старалась представить, будто все это празднество – на самом деле большая вечеринка в честь дня моего рождения, потому что между ними обычно было всего несколько дней. Но трудновато притворяться, словно это твой праздник, когда пьяные гости постоянно путают тебя с прислугой и требуют принести им еще шерри или скотча.
В тот год мое праздничное платье представляло собой бесформенное розовое облако из ленточек и кружев. В нем я напоминала сердитое пирожное. К сожалению, у меня есть доказательства: для особого лоска мистер Локк нанял фотографа. На этом снимке у меня весьма напряженный и загнанный вид, а мои волосы так туго приколоты шпильками, что я кажусь лысой. Одной рукой я обнимаю Бада, то ли нуждаясь в опоре, то ли пытаясь удержать своего питомца, чтобы он не кинулся на фотографа. На Рождество мистер Локк вручил моему отцу эту небольшую, вставленную в рамку фотокарточку, вероятно, полагая, что тот будет брать ее с собой в путешествия. Но папа подержал ее в руках, хмурясь, и сказал:
– Ты здесь не похожа на себя. Ты не похожа… на нее. – Видимо, он имел в виду мою мать.
Через несколько месяцев я обнаружила фотографию в ящике стола, перевернутую лицом вниз.
Даже в этом платье, похожем на свадебный торт, даже в сопровождении Бада и Джейн, которые держались по обе стороны от меня, словно мрачные часовые, затеряться на вечеринке было несложно. Большинство присутствующих делились на две группы: одни видели во мне непонятную диковинку, наслушавшись от Локка, что я дочь бурского добытчика алмазов и его готтентотской жены или наследница огромного состояния в Индии; другие – нарядную служанку. Все они не обращали на меня особенного внимания, чему я была рада, особенно потому, что тот самый неприятный рыжеволосый тип, мистер Бартоломью Илвейн, тоже присутствовал на празднике, вечно скользя где-то по периферии толпы. Я прижалась спиной к обоям на стене и на мгновение позволила себе погрузиться в пустую фантазию, в которой Сэмюэль был рядом со мной и нашептывал мне историю о волшебстве и принцессе на балу, обреченной снова превратиться в служанку, едва часы пробьют полночь.
Мистер Локк громко и воодушевленно приветствовал каждого из гостей. В его речи слышался легкий акцент: в молодости он учился где-то в Британии, поэтому, слегка подвыпив, начинал по-британски проглатывать звук «р» и растягивать гласные.
– А, мистер Хавермайер! Рад, что вы смогли приехать, ужасно рад! Вы ведь знакомы с моей воспитанницей Январри, верно? – Он махнул рукой в мою сторону, чуть не расплескав виски из своей любимой нефритовой чаши.
Мистер Хавермайер был высоким, истощенным с виду созданием с такой белой кожей, что у него на запястьях проглядывалась сеточка синих вен, уходивших под дорогие кожаные перчатки: состоятельные мужчины специально носят их напоказ, напоминая всем, что у них есть автомобиль.
Он помахал тростью с золотым набалдашником и ответил, даже не удостоив меня взглядом:
– Разумеется. Из-за всех этих забастовок я не был уверен, что смогу выбраться к вам, но в последний момент, слава богу, привезли новую партию кули.
– Мистер Хавермайер занимается производством сахара, – пояснил мистер Локк. – По полгода проводит на каком-то богом забытом островке в Карибском море.
– О, все не так ужасно. Мне подходит такая жизнь. – Он перевел взгляд на меня и Джейн, и его губы сложились в оскал в форме улыбки. – Присылайте этих двоих ко мне, если они вам наскучат. Теплые тела всегда пригодятся.
Я похолодела и застыла, точно фарфоровая. Не знаю почему – даже при том, что я росла под защитой мистера Локка и его состояния, мне не раз доводилось терпеть подобные выпады в свой адрес. Может, дело было в голодной жадности, которая тлела в голосе Хавермайера, словно спрятанные под землей залежи угля. Или в том, как резко вдохнула Джейн, стоявшая рядом со мной. Или, может быть, юные девочки похожи на верблюдов, и рано или поздно находится та самая соломинка, которая переломит их хребет.
В то мгновение я понимала лишь, что вся дрожу, похолодев, а потом Бад вскочил, как жуткая ожившая горгулья, оскалив зубы. Наверное, у меня была секунда, чтобы схватить его за ошейник, но я не могла заставить себя пошевелиться, и вот уже мистер Хавермайер закричал высоким, исполненным ярости голосом, мистер Локк выругался, а Бад зарычал, терзая зубами ногу Хавермайера. А потом я услышала еще один звук, низкий и переливчатый, настолько неуместный, что я не сразу в него поверила…
Это была Джейн. Она смеялась.
В итоге все закончилось не так уж плохо. После семнадцати швов и четырех рюмок абсента мистера Хавермайера увезли обратно в отель. Бада заперли в моей комнате «до скончания века» – но на самом деле его заточение закончилось уже через три недели, как только мистер Локк уехал по делам в Монреаль. Ну а мне досталась многочасовая лекция о природе гостеприимства, хороших манерах и власти.
– У власти, дорогая моя, есть особый язык. У нее есть своя география, валюта и – прости уж – цвет. Не следует принимать это близко к сердцу и возмущаться: это просто факты, и чем быстрее ты смиришься с ними, тем лучше. – В глазах мистера Локка читалась жалость. Я вышла из его кабинета, чувствуя себя ничтожной и побитой.
На следующий день Джейн исчезла на пару часов и вернулась с подарками: свиным окороком для Бада и свежим выпуском еженедельника «Сокровищница историй» для меня. Она присела в изножье жесткой, узкой кровати, на которой раньше спала Вильда.
Я хотела сказать спасибо, но вместо этого у меня вырвалось:
– С чего вдруг такая доброта?
Она улыбнулась, демонстрируя узкую озорную щелку между передними зубами.
– Потому что ты мне нравишься. И еще я не люблю, когда сильные обижают слабых.
С того дня наша судьба была решена (я люблю представлять, как усталая, умудренная годами Судьба подписывает решение о нашем будущем, убирает в конверт и запечатывает): мы с Джейн Ириму стали, можно сказать, подругами.
Два года мы обитали в укромных уголках особняка Локка: на чердаках, в забытых кладовках и заросших садах. Мы аккуратно обходили высшее общество по самому краю, словно шпионы или мыши, прячась в тени и лишь изредка попадаясь на глаза Локку, его гостям и слугам. Джейн оставалась несколько скрытной, будто застывшей в напряженном ожидании, но теперь я хотя бы чувствовала, что мы сидим в общей клетке.
О будущем я почти не задумывалась, а если такое и случалось, это были смутные детские мечты о грандиозных приключениях в сочетании с детской же уверенностью в том, что все останется неизменным. Какое-то время так и было.
Пока накануне своего семнадцатого дня рождения я не нашла книгу в кожаном переплете, лежавшую в синем сундучке.
– Мисс Сколлер.
Прошла секунда, потом еще одна. У меня на шее выступил пот, как будто я поднимала тяжести. Потом мистер Локк рассмеялся.
– Ладно, оставь его, если так уж хочется.
С этого момента мисс Вильда стала постепенно исчезать из нашей жизни, выцветать, как газетный заголовок на солнце. У нее не было шансов против Бада, который рос с пугающей скоростью. Со мной он все так же был ласковым щенком, который засыпал у меня в ногах и пытался забраться на колени даже тогда, когда перестал туда помещаться. Но вот его отношение ко всем остальным представителям человеческого рода становилось просто опасным. За шесть месяцев он с успехом изгнал Вильду из нашей комнаты, заставив ее переселиться к прислуге, а к девятому месяцу большинство обитателей особняка предпочитали не соваться к нам на третий этаж.
В последний раз я видела Вильду, когда она торопливо шла через лужайку, озираясь на окно моей комнаты, – нянька напоминала генерала, бегущего с поля проигранной битвы. Я так крепко обняла Бада, что он взвизгнул, а потом мы весь вечер плескались на озере, охваченные головокружительным чувством свободы.
Теперь я лежала, пристроив голову на его нагретые солнцем ребра, и вдруг до меня донесся хруст и шум двигателя, означавшие, что к дому приближается машина.
Подъездная дорога, ведущая к особняку Локка, представляла собой длинную извилистую аллею из величавых дубов. Мы с Бадом обошли дом и вышли из-за угла как раз в тот момент, когда такси отъехало от входа. К парадной лестнице из красного камня уверенным шагом приближалась странная незнакомка.
В первое мгновение я подумала, что это какая-нибудь африканская королева, которая отправилась с визитом к президенту Тафту, но по ошибке прибыла в особняк Локка. Не сказать, что она выглядела так уж роскошно – бежевый дорожный плащ с ровным рядом блестящих черных пуговиц, один-единственный кожаный саквояж, скандально – или высокомерно – короткие волосы. Скорее, дело было в гордо расправленных плечах или, может, в том, каким взглядом она окинула особняк Локка – без толики восхищения и благоговения.
Она увидела нас и остановилась перед лестницей, видимо, в ожидании. Мы подошли ближе, и я положила руку на ошейник Бада на случай, если ему взбредет в голову безобразничать.
– Ты, наверное, Январри. – Она говорила с ритмичным иностранным акцентом. – Джулиан сказал мне искать девочку с непослушными волосами и злой собакой. – Женщина протянула мне руку, и я пожала ее. Ладонь незнакомки была покрыта мозолями, напоминавшими топографическую карту незнакомой страны.
В этот момент из парадной двери вышел мистер Локк и направился к своему новенькому «Бьюику» десятой модели. Это пришлось очень кстати, поскольку мой рот широко раскрылся от изумления и закрываться, похоже, не собирался. Мистер Локк был уже посередине лестницы, когда наконец заметил нас.
– Январри, сколько раз я тебе говорил сажать это дикое животное на поводок… а это еще кто? – Его представления о вежливости, судя по всему, не касались общения с темнокожими женщинами, которые неожиданно появлялись на его пороге.
– Я мисс Джейн Ириму. Мистер Джулиан Сколлер нанял меня в качестве компаньонки для своей дочери и оплачивает мои услуги из собственных средств в размере пяти долларов в неделю. Он выразил надежду, что вы любезно предоставите мне стол и кров. Полагаю, это письмо ясно объясняет мое положение.
Она протянула грязный потрепанный конверт мистеру Локку. Тот вскрыл его с выражением глубочайшего недоверия на лице. По мере чтения у него вырвалось несколько восклицаний:
– Ради блага его дочери, значит?.. Он сам нанял?..
Наконец он свернул письмо.
– И вы ждете, что я поверю, будто Джулиан выслал няньку для своей дочери с другого континента? Для дочери, которая, смею заметить, почти взрослая?
Лицо мисс Ириму – совершенное, будто высеченное резцом скульптора, – напоминало разглаженный ветрами ландшафт. Казалось, ни улыбка, ни хмурый изгиб бровей не способны потревожить его неподвижность.
– Я попала в непростое положение. Как и сказано в письме, если я не ошибаюсь.
– Благотворительность, стало быть? Джулиан всегда был слишком жалостливым. – Мистер Локк хлопнул перчатками по ладони и недовольно фыркнул. – Ну ладно, мисс Как-вас-там. Я ни в коем случае не желаю вставать между отцом и дочерью. Но будь я проклят, если отдам вам хорошую гостевую комнату. Проводи ее в свою комнату, Январри. Пусть займет кровать, на которой спала Вильда. – С этими словами он удалился, качая головой.
Молчание, установившееся после его прихода, показалось мне скромным и робким, как будто оно хотело бы стать неловким, но не посмело этого сделать под уверенным взглядом мисс Ириму.
– Э-эм. – Я сглотнула. – Познакомьтесь, это Бад. В смысле, Синдбад. Я хотела назвать щенка в честь какого-нибудь великого первооткрывателя, но ни одно из имен ему не подходило. Доктор Ливингстон и мистер Стэнли были очевидным выбором (мистер Локк так восхищался ими, что даже приобрел личный револьвер Стэнли, узконосый «Энфилд», который держал у себя в кабинете, чистил и смазывал каждую неделю), но они напоминали мне о засушенной руке африканского воина, лежащей за стеклом. Магеллан – слишком длинно, Дрейк – слишком скучно, Колумб – неудобно произносить. В итоге я назвала его в честь единственного мореплавателя, в чьих путешествиях мир всякий раз представал все более странным и загадочным.
Джейн посмотрела на пса с опаской.
– Не беспокойтесь, он не кусается, – заверила я ее. Он, конечно, кусался, но не очень часто, и, как мне казалось, люди, которым от него доставалось, были сомнительными личностями и, скорее всего, заслуживали быть укушенными. Мистер Локк считал этот аргумент неубедительным.
– Мисс Ириму… – начала я.
– Можно просто Джейн.
– Мисс Джейн. Можно мне прочитать письмо отца?
Она окинула меня холодным беспристрастным взглядом, как ученый, изучающий новый вид плесени.
– Нет.
– Тогда не могли бы вы сказать, почему он нанял вас? Пожалуйста.
– Джулиан очень любит тебя. Он не хочет, чтобы ты была одна.
У меня на языке вертелось несколько недобрых фраз вроде «Ого, вот это новости», но я сжала зубы и промолчала. Джейн продолжала смотреть на меня все с тем же выражением лица. Наконец она добавила:
– Твой отец также хочет, чтобы тебе ничто не угрожало. Я за этим прослежу.
Я устремила взгляд на зеленые лужайки поместья Локка и безмятежную серость озера Шамплейн.
– Ясно.
Я пыталась придумать, как бы повежливее сказать: «Мой отец повредился рассудком. Вам, наверное, лучше уехать», – когда Бад потянулся к Джейн, обнюхивая ее. На его морде читался вечный вопрос: кусать или не кусать? Он помедлил, а потом боднул ее руку головой, требуя почесать его за ушком.
Собаки, разумеется, намного лучше разбираются в людях, чем сами люди.
– Э-эм. Добро пожаловать в особняк Локка, мисс Джейн. Надеюсь, вам здесь понравится.
Она склонила голову.
– Уверена, так и будет.
Но в первые несколько недель, проведенные в поместье, Джейн ничем не показывала, что ей нравится дом – или хотя бы я.
Каждый день она проводила почти в полном молчании, бродя по комнатам, как запертый в клетке зверь. Джейн смотрела на меня с окаменелым выражением обреченности на лице и время от времени с большим сомнением брала в руки прочитанные мной выпуски журналов «Детективы Стрэнда» и «Кавалиер: еженедельник о захватывающих приключениях!». Она напоминала мне одного из тех греческих героев, что вынуждены бесконечно биться над невыполнимой задачей: пить воду из исчезающей реки или катить камень в гору.
Мои первые попытки завести разговор закончились неудачей. Я задала несколько вежливых вопросов о ее прошлом и получила краткие сухие ответы, которые отбили у меня охоту спрашивать о чем-либо еще. Я узнала, что Джейн родилась в центральной высокогорной части Британской Восточной Африки в тысяча восемьсот семьдесят третьем году. Правда, тогда еще не было никакой Британской Восточной Африки. Еще я выяснила, что она провела шесть лет в церковной миссионерской школе в Найру, где выучила королевский английский, жила за счет королевской казны и молилась Богу, который хранил английскую королеву. Потом она оказалась в «непростой ситуации» и согласилась поработать на моего отца.
– Что ж, – выдавила я с напускным оптимизмом, – по крайней мере, здесь нет такой жары. Ну, как в Африке.
Джейн немного помолчала, уставившись в окно кабинета, откуда виднелась золотисто-зеленая гладь озера.
– Там, где я родилась, по утрам на траве лежал иней, – тихо ответила она, и на этом разговор умер, избавив нас обеих от дальнейших мук.
Кажется, я впервые увидела, как Джейн улыбается, только на празднике, устроенном мистером Локком по случаю ежегодного собрания Общества.
Вечеринка Археологического общества проходила каждый раз практически одинаково, лишь с незначительными изменениями: восемьдесят самых состоятельных приятелей мистера Локка из числа коллекционеров заполняли гостиные первого этажа и сады и громко хохотали, упражняясь в остроумии. Сотни коктейлей превращались в пропахшую эфиром испарину, смешивались с клубами сигаретного дыма, висевшего над головами душным облаком. В конце концов все члены Общества удалялись в курильную комнату, и тогда весь этаж заполняла вонь сигар. Иногда я старалась представить, будто все это празднество – на самом деле большая вечеринка в честь дня моего рождения, потому что между ними обычно было всего несколько дней. Но трудновато притворяться, словно это твой праздник, когда пьяные гости постоянно путают тебя с прислугой и требуют принести им еще шерри или скотча.
В тот год мое праздничное платье представляло собой бесформенное розовое облако из ленточек и кружев. В нем я напоминала сердитое пирожное. К сожалению, у меня есть доказательства: для особого лоска мистер Локк нанял фотографа. На этом снимке у меня весьма напряженный и загнанный вид, а мои волосы так туго приколоты шпильками, что я кажусь лысой. Одной рукой я обнимаю Бада, то ли нуждаясь в опоре, то ли пытаясь удержать своего питомца, чтобы он не кинулся на фотографа. На Рождество мистер Локк вручил моему отцу эту небольшую, вставленную в рамку фотокарточку, вероятно, полагая, что тот будет брать ее с собой в путешествия. Но папа подержал ее в руках, хмурясь, и сказал:
– Ты здесь не похожа на себя. Ты не похожа… на нее. – Видимо, он имел в виду мою мать.
Через несколько месяцев я обнаружила фотографию в ящике стола, перевернутую лицом вниз.
Даже в этом платье, похожем на свадебный торт, даже в сопровождении Бада и Джейн, которые держались по обе стороны от меня, словно мрачные часовые, затеряться на вечеринке было несложно. Большинство присутствующих делились на две группы: одни видели во мне непонятную диковинку, наслушавшись от Локка, что я дочь бурского добытчика алмазов и его готтентотской жены или наследница огромного состояния в Индии; другие – нарядную служанку. Все они не обращали на меня особенного внимания, чему я была рада, особенно потому, что тот самый неприятный рыжеволосый тип, мистер Бартоломью Илвейн, тоже присутствовал на празднике, вечно скользя где-то по периферии толпы. Я прижалась спиной к обоям на стене и на мгновение позволила себе погрузиться в пустую фантазию, в которой Сэмюэль был рядом со мной и нашептывал мне историю о волшебстве и принцессе на балу, обреченной снова превратиться в служанку, едва часы пробьют полночь.
Мистер Локк громко и воодушевленно приветствовал каждого из гостей. В его речи слышался легкий акцент: в молодости он учился где-то в Британии, поэтому, слегка подвыпив, начинал по-британски проглатывать звук «р» и растягивать гласные.
– А, мистер Хавермайер! Рад, что вы смогли приехать, ужасно рад! Вы ведь знакомы с моей воспитанницей Январри, верно? – Он махнул рукой в мою сторону, чуть не расплескав виски из своей любимой нефритовой чаши.
Мистер Хавермайер был высоким, истощенным с виду созданием с такой белой кожей, что у него на запястьях проглядывалась сеточка синих вен, уходивших под дорогие кожаные перчатки: состоятельные мужчины специально носят их напоказ, напоминая всем, что у них есть автомобиль.
Он помахал тростью с золотым набалдашником и ответил, даже не удостоив меня взглядом:
– Разумеется. Из-за всех этих забастовок я не был уверен, что смогу выбраться к вам, но в последний момент, слава богу, привезли новую партию кули.
– Мистер Хавермайер занимается производством сахара, – пояснил мистер Локк. – По полгода проводит на каком-то богом забытом островке в Карибском море.
– О, все не так ужасно. Мне подходит такая жизнь. – Он перевел взгляд на меня и Джейн, и его губы сложились в оскал в форме улыбки. – Присылайте этих двоих ко мне, если они вам наскучат. Теплые тела всегда пригодятся.
Я похолодела и застыла, точно фарфоровая. Не знаю почему – даже при том, что я росла под защитой мистера Локка и его состояния, мне не раз доводилось терпеть подобные выпады в свой адрес. Может, дело было в голодной жадности, которая тлела в голосе Хавермайера, словно спрятанные под землей залежи угля. Или в том, как резко вдохнула Джейн, стоявшая рядом со мной. Или, может быть, юные девочки похожи на верблюдов, и рано или поздно находится та самая соломинка, которая переломит их хребет.
В то мгновение я понимала лишь, что вся дрожу, похолодев, а потом Бад вскочил, как жуткая ожившая горгулья, оскалив зубы. Наверное, у меня была секунда, чтобы схватить его за ошейник, но я не могла заставить себя пошевелиться, и вот уже мистер Хавермайер закричал высоким, исполненным ярости голосом, мистер Локк выругался, а Бад зарычал, терзая зубами ногу Хавермайера. А потом я услышала еще один звук, низкий и переливчатый, настолько неуместный, что я не сразу в него поверила…
Это была Джейн. Она смеялась.
В итоге все закончилось не так уж плохо. После семнадцати швов и четырех рюмок абсента мистера Хавермайера увезли обратно в отель. Бада заперли в моей комнате «до скончания века» – но на самом деле его заточение закончилось уже через три недели, как только мистер Локк уехал по делам в Монреаль. Ну а мне досталась многочасовая лекция о природе гостеприимства, хороших манерах и власти.
– У власти, дорогая моя, есть особый язык. У нее есть своя география, валюта и – прости уж – цвет. Не следует принимать это близко к сердцу и возмущаться: это просто факты, и чем быстрее ты смиришься с ними, тем лучше. – В глазах мистера Локка читалась жалость. Я вышла из его кабинета, чувствуя себя ничтожной и побитой.
На следующий день Джейн исчезла на пару часов и вернулась с подарками: свиным окороком для Бада и свежим выпуском еженедельника «Сокровищница историй» для меня. Она присела в изножье жесткой, узкой кровати, на которой раньше спала Вильда.
Я хотела сказать спасибо, но вместо этого у меня вырвалось:
– С чего вдруг такая доброта?
Она улыбнулась, демонстрируя узкую озорную щелку между передними зубами.
– Потому что ты мне нравишься. И еще я не люблю, когда сильные обижают слабых.
С того дня наша судьба была решена (я люблю представлять, как усталая, умудренная годами Судьба подписывает решение о нашем будущем, убирает в конверт и запечатывает): мы с Джейн Ириму стали, можно сказать, подругами.
Два года мы обитали в укромных уголках особняка Локка: на чердаках, в забытых кладовках и заросших садах. Мы аккуратно обходили высшее общество по самому краю, словно шпионы или мыши, прячась в тени и лишь изредка попадаясь на глаза Локку, его гостям и слугам. Джейн оставалась несколько скрытной, будто застывшей в напряженном ожидании, но теперь я хотя бы чувствовала, что мы сидим в общей клетке.
О будущем я почти не задумывалась, а если такое и случалось, это были смутные детские мечты о грандиозных приключениях в сочетании с детской же уверенностью в том, что все останется неизменным. Какое-то время так и было.
Пока накануне своего семнадцатого дня рождения я не нашла книгу в кожаном переплете, лежавшую в синем сундучке.
– Мисс Сколлер.