День 21
Часть 21 из 36 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Откуда ты знаешь?
Кларк наконец отвела взгляд от тела и посмотрела на Сашу. Она то ли была недовольна тем, что ее медицинские знания подвергаются сомнениям, то ли возмущалась, что в их горе вторгается кто-то посторонний… Уэллс не мог сказать точно.
– Ее ступни, – тихо сказала Саша, указывая на них рукой.
До этого момента Уэллс не замечал, что Прийя боса. Он шагнул вперед и, прищурившись, пытался понять, о чем говорит Саша. На ступнях были отметины, которые Уэллс вначале принял за разводы грязи. Но, наклонившись, он понял, что там вырезаны буквы.
– О боже мой! – воскликнула Кларк.
На ногах Прийи было вырезано послание. По одному слову на каждой маленькой босой ступне.
Убирайтесь. Домой.
О том, как незаметно провести Сашу в хижину, можно было не беспокоиться. Когда звук шагов и шум голосов оповестили о том, что народ идет в лес выяснять, почему плачет Кларк, Уэллс велел пленнице вернуться в заросли и прокрасться на поляну, когда путь будет свободен. Когда распространится слух о гибели Прийи, начнется суматоха, и никто не заметит, что наземница куда-то пропадала.
Спустя десять минут Эрик и аркадийская девушка волокли тело Прийи вниз по холму, а Антонио вел в лагерь покачивающуюся Кларк, которая смотрела прямо перед собой широко раскрытыми глазами. Уэллс и сам бы не отказался ей помочь – особенно учитывая то, что она вдобавок расстроена из-за Беллами, – но кто-то должен был остаться на месте преступления и заняться расследованием, а сделать это надо было, пока не село солнце.
Уэллс проводил взглядом остальных ребят, которые потянулись следом за телом. Когда импровизированная похоронная процессия скрылась за деревьями, он принялся разглядывать почву, пытаясь понять, как было дело. Поймали ли Прийю прямо тут или притащили откуда-то из другого места? Уэллс старался не думать об ужасе, который девушка испытала перед смертью, или о том, что сделали наземники, чтобы она не кричала. Он старался не думать, чувствовала ли Прийя, как вонзается в ступни нож, или это произошло когда она уже была мертва.
Вскарабкавшись на дерево, Уэллс посмотрел, не осталось ли на ней волокон от веревки. Прийю повесили на одном из тех тонких нейлоновых тросов, которые вместе с прочим снаряжением были извлечены из контейнеров их челнока. А значит, наземники побывали в их лагере.
Мрачные мысли все больше брали верх над его усталостью, и тут из-за деревьев донесся крик, от которого сердце перевернулось в его груди.
Саша.
Одним рывком он очутился на земле и бросился бежать.
Крик раздался снова, на этот раз куда громче. Уэллс прибавил ходу, чертыхаясь каждый раз, когда нога оскальзывалась на грязном участке или запиналась о незаметный камень. Теперь он мчался по тропинке, которую они протоптали во время походов к ручью, глубже в лес, туда, откуда доносились крики.
Когда он продрался через кустарник и увидел Сашу и Беллами, то вначале почувствовал облегчение. Наверное, Беллами услышал крики девушки и примчался на помощь. Но затем он заметил кое-что еще: страх на Сашином лице и блеск металла у ее горла.
Беллами обхватил девушку сзади за шею и прижал к ее коже что-то острое, серебристое.
– Говори, куда твои дружки увели мою сестру? – говорил он, и глаза его были дикими. – Где они прячутся? Что они с ней делают?
Саша охнула и что-то прошептала, Уэллс не расслышал, что именно. Он с воплем бросился на Беллами и повалил того на землю.
– Ты свихнулся? – закричал он, выбивая из руки Беллами кусок металла – какой-то обломок челнока. Потом он повернулся к Саше, которая стояла, обхватив себя руками и дрожа. – Ты в порядке? – куда тише спросил Уэллс. Она кивнула, потянулась к шее, и ее пальцы окрасились кровью. – Дай посмотреть. – Уэллс отвел в сторону ее волосы и пригляделся. Вдоль основания шеи тянулся неглубокий порез. Так, царапина. С Сашей все будет нормально. О том, что было бы, опоздай он хоть немного, Уэллс даже думать не хотел. – Что за черт? – выпалил он, обращаясь к Беллами, который, покачиваясь, поднимался на ноги.
Тот заметил кровь на Сашиной шее и слегка побледнел, но, когда он заговорил, в его голосе звучало негодование:
– Я делал то, что должен, чтобы вернуть Октавию. Ясно же, что, кроме меня, никому нет дела, что с ней будет. – Беллами бросил взгляд на Сашу. – Я не собирался ее ранить, просто хотел показать, что я с ней не в игрушки играю. Речь о жизни моей сестры.
– Держись, на хрен, от нее подальше, – сказал Уэллс, становясь между ним и Сашей.
Рот Беллами искривился в презрительной ухмылке.
– Ты серьезно? На чьей ты стороне, Уэллс? С каждым днем у меня все меньше шансов найти Октавию живой. Ты что, думаешь, она там чаи с наземниками гоняет? Они же, скорее всего, ее пытают!
Боль в его голосе высвободила что-то внутри Уэллса. Он знал, что чувствует Беллами, знал, что того толкают к последней черте ужас и отчаяние. Знал, потому что сам испытал то же самое, когда до него дошли вести, что Кларк должны казнить.
– Я знаю, – сказал он, стараясь не повышать голоса, – но сам не пытайся больше никого пытать, о’кей? Так дела не делаются.
– Я тебя умоляю! – огрызнулся Беллами. – Если бы я действительно хотел ранить эту наземницу, вся земля была бы в кровище.
– Хватит! – рявкнул Уэллс. – Я отведу Сашу в лагерь. А тебе лучше бы оставаться здесь до тех пор, пока ты не будешь готов рассуждать здраво.
Схватив Сашу за запястье, он повлек ее в сторону поляны и услышал, как Беллами буркнул себе под нос: «Предатель!» Уэллс был бы рад не обращать на это внимания, но подумал: а вдруг Беллами прав? Вдруг с его стороны глупо доверять Саше? Он посмотрел на наземницу. Лицо ее было отрешенным, глаза смотрели прямо перед собой. Перед внутренним взором Уэллса, непрошеный, возник образ висящего тела Прийи. Наземники побывали в лагере. Чтобы убить Прийю, они использовали принадлежавшую сотне веревку.
– Прости за то, что случилось, – тихо сказал Уэллс. – Ты как, ничего?
– Да, со мной все в порядке. – Но голос ее по-прежнему дрожал, и сама она дрожала тоже. Потом в его ладонь скользнула ладошка Саши, хотя глаза ее так и смотрели в никуда.
Они шли в лагерь, держась за руки. Уэллс молчал.
Глава 17
Гласс
– Не смотри туда, – сказал Люк, таща ее прочь от распростертого тела. Гласс поспешно отвела глаза, не успев понять, охранник это или штатский. Она даже не разобрала, мужчина это или женщина.
Гласс точно не знала, чего ждала. Неужели она и вправду думала, что, когда путь по крытому мосту будет свободен, аркадийцы и уолденцы чинно проследуют на Феникс, вежливо раскланиваясь с теми, кто обрек их на верную смерть? Нет, конечно, Гласс понимала, что все будет не так просто и организованно. Но ей и в голову не приходило, что, когда барьер уйдет вверх, поднимется такой шум, и рыдания сольются с криками в оглушительном хоре.
Она не ожидала, что из громкоговорителей вдруг раздастся мужской голос. В последние семнадцать лет система оповещения Феникса использовалась лишь для трансляции довольно-таки бессодержательных объявлений. Женский, какой-то слегка механический голос вещал: «Пожалуйста, не забывайте соблюдать комендантский час» или «При первых признаках заболевания обращайтесь в медицинскую службу».
Но когда первая людская волна затопила крытый мост, из динамиков, перекрывая беспорядочные вопли, вдруг зазвучал совсем другой голос: «Всем жителям Уолдена и Аркадии предлагается незамедлительно вернуться на свои корабли. Это единственное предупреждение. По нарушителям будет открыт огонь».
Мужской голос из громкоговорителя почти также шокировал, как заблокированный крытый мост. Но еще более тревожные ощущения вызывал вид десятка охранников, которые шли по мосту, держа наготове оружие.
Даже тогда Гласс не верила, что они действительно станут стрелять.
Она ошиблась.
Охранники открыли огонь по первой волне бегущих по мосту уолденцев, но даже этого оказалось недостаточно, чтобы остановить толпу, которая обрушилась на стрелявших и отобрала у них оружие. За считаные минуты Феникс заполонили уолденцы и аркадийцы. Поначалу большинству из них, казалось, достаточно было просто дышать полной грудью, наполняя легкие богатым кислородом воздухом. Но потом они разбрелись по всему Фениксу, вооружаясь тем, что попадалось под руку, и вламываясь в квартиры, чтобы чем-то поживиться. Ситуация стала очень жесткой и совершенно никем не контролировалась.
Люк оттащил Гласс к стене, когда мимо пробежали двое мужчин, и в руках у каждого из них было по громадной упаковке протеиновых брикетов. Потом из-за угла показалась еще парочка уолденцев. Эти не несли продуктов – они волокли бесчувственного молодого охранника.
Увидев, как болтается из стороны в сторону его голова, Гласс в ужасе прикрыла рот рукой. На щеке у охранника багровел здоровенный синяк, плечо кровоточило, и по полу за ним тянулся кровавый след. Почувствовав, как напрягся Люк, она схватила его за руку, чтобы остановить, и шепнула: «Не надо, пусть идут».
Люк проводил этих двоих глазами, пока они не скрылись за углом, хотя их смех все еще отдавался эхом в коридоре.
– Я бы их сделал, – гневно сказал он.
В другой ситуации Гласс, возможно, улыбнулась бы негодованию Люка, но сейчас ею владела растущая паника. Она могла думать лишь о матери да о том, как пробраться на взлетную палубу. Оставалось только надеяться, что мать дома, в безопасности, и у нее хватит здравого рассудка, чтобы не лезть в этот хаос.
Гласс любила маму, но в критических ситуациях от той было мало толку. За все эти годы Гласс поняла: есть битвы, в которые Соня никогда не вступает. Поэтому Гласс научилась сражаться за них обеих.
* * *
Казалось странным возвращаться из Обменника одной, без Коры или Хаксли, болтающих о своих покупках или строящих планы того, как сделать, чтобы родители не узнали, какое чудовищное количество рационных баллов потратила в этот раз их дочка. Их отсутствие делало для Гласс еще более очевидным ощущение того, что ее карман пуст. А всего несколько минут назад в нем лежало последнее мамино колье.
Мать Хаксли появилась в киоске ювелира, как раз когда Гласс начала торг относительно цены этого колье.
– Очаровательная вещица, дорогая, – промурлыкала она, одаривая девушку жалостливой улыбкой, а потом отвернулась сказать что-то женщине, которую Гласс не узнала.
Гласс вспыхнула, но торговаться не перестала. Им с матерью нужен каждый рационный балл.
Идя по Обменнику, Гласс чувствовала, что все взгляды обращены к ней. Весь Феникс пребывал в восторженном шоке от скандала, разыгравшегося в ее семье. В любовных интрижках ничего нового не было, а вот полный разрыв, учитывая дефицит жилья, – поступок весьма радикальный. К тому же, в соответствии с нормативными документами, два человека не могли занимать площадь, рассчитанную на троих, и поэтому Гласс и Соня были вынуждены переехать в меньшую квартиру, расположенную на неудобной палубе. Теперь, без отцовского запаса рационных баллов, который казался почти неисчерпаемым, им пришлось снести в Обменник практически все свое имущество, только чтобы не жить исключительно на воде и протеиновой пасте.
Свернув в свой коридор, Гласс облегченно вздохнула, когда увидела, что он пуст. Единственное преимущество их нового непрестижного жилья заключалось в том, что тут ей не приходилось прятаться от знакомых. Или от бывших знакомых. Та же Кора уже несколько недель при встречах ограничивается сдержанным кивком и хватает Хаксли под локоть, когда та улыбается Гласс. Только Уэллс ведет себя с ней по-прежнему, будто ничего не изменилось, но он почти всегда так занят на офицерских курсах, что едва успевает навестить мать в больнице. Где уж ему выкроить время на то, чтобы побыть с Гласс наедине!
Она прижала ладонь к дверному сенсору и вошла в квартиру, наморщив нос. В их старом жилище всегда пахло дорогими тепличными фруктами и духами ее матери, и теперь Гласс никак не могла привыкнуть к здешней спертой, душной атмосфере.
Внутри было темно, значит, Соня куда-то ушла. Освещение было связано с датчиками движения, но, когда Гласс зашла в квартиру, свет не загорелся. Это было странно. Девушка помахала в воздухе рукой, однако ничего не изменилось. Она застонала. Теперь придется посылать запрос в ремонтную службу, и на починку освещения уйдет вечность. Раньше отец просто связался бы со своим другом Джессамином, начальником ремонтной службы, и все сразу же исправили бы. Но Гласс не допускала даже мысли о том, чтобы просить отца об одолжении.
– Гласс, это ты? – Соня поднялась с дивана – неясный силуэт в тусклом свете. Она двинулась было в сторону Гласс, но споткнулась обо что-то звякнувшее и вскрикнула.
– Почему ты сидишь в темноте? – настойчиво спросила Гласс. – Ты отправила заявку ремонтникам? – Соня ничего не ответила. – Ладно, сама отправлю, – раздраженно сказала девушка.
– Не надо, это не поможет. – Голос Сони звучал устало.
– Что ты такое говоришь? – рявкнула Гласс. Она знала, что должна быть с матерью терпеливее, но в последнее время та ее просто бесила.
– Сенсор не сломан. Мы превысили квоту на энергию, а у меня нет рационных баллов, чтобы это оплатить.
– Что? – переспросила Гласс. – Но это просто нелепо. Они не могут так с нами поступить.
– Ничего не поделаешь. Нужно просто подождать, пока…
– Не будем мы ждать, – возмущенно сказала Гласс, развернулась на пятках и быстро вышла из темной квартиры.
Кабинет отца Коры находился в конце длинного коридора, где размещались офисы глав большинства департаментов. Тут было не слишком-то людно – Гласс по опыту знала, что назначенные Советом большие шишки проводят на своих рабочих местах не особо много времени, – но тем не менее у нее все переворачивалось внутри при мысли о том, что она может наткнуться на кого-то из отцовских друзей.
Помощник мистера Дрейка, не знакомый Гласс молодой человек, сидел за столом и возился с какими-то написанными от руки документами. Он уставился на нее и приподнял бровь:
– Чем могу помочь?
Кларк наконец отвела взгляд от тела и посмотрела на Сашу. Она то ли была недовольна тем, что ее медицинские знания подвергаются сомнениям, то ли возмущалась, что в их горе вторгается кто-то посторонний… Уэллс не мог сказать точно.
– Ее ступни, – тихо сказала Саша, указывая на них рукой.
До этого момента Уэллс не замечал, что Прийя боса. Он шагнул вперед и, прищурившись, пытался понять, о чем говорит Саша. На ступнях были отметины, которые Уэллс вначале принял за разводы грязи. Но, наклонившись, он понял, что там вырезаны буквы.
– О боже мой! – воскликнула Кларк.
На ногах Прийи было вырезано послание. По одному слову на каждой маленькой босой ступне.
Убирайтесь. Домой.
О том, как незаметно провести Сашу в хижину, можно было не беспокоиться. Когда звук шагов и шум голосов оповестили о том, что народ идет в лес выяснять, почему плачет Кларк, Уэллс велел пленнице вернуться в заросли и прокрасться на поляну, когда путь будет свободен. Когда распространится слух о гибели Прийи, начнется суматоха, и никто не заметит, что наземница куда-то пропадала.
Спустя десять минут Эрик и аркадийская девушка волокли тело Прийи вниз по холму, а Антонио вел в лагерь покачивающуюся Кларк, которая смотрела прямо перед собой широко раскрытыми глазами. Уэллс и сам бы не отказался ей помочь – особенно учитывая то, что она вдобавок расстроена из-за Беллами, – но кто-то должен был остаться на месте преступления и заняться расследованием, а сделать это надо было, пока не село солнце.
Уэллс проводил взглядом остальных ребят, которые потянулись следом за телом. Когда импровизированная похоронная процессия скрылась за деревьями, он принялся разглядывать почву, пытаясь понять, как было дело. Поймали ли Прийю прямо тут или притащили откуда-то из другого места? Уэллс старался не думать об ужасе, который девушка испытала перед смертью, или о том, что сделали наземники, чтобы она не кричала. Он старался не думать, чувствовала ли Прийя, как вонзается в ступни нож, или это произошло когда она уже была мертва.
Вскарабкавшись на дерево, Уэллс посмотрел, не осталось ли на ней волокон от веревки. Прийю повесили на одном из тех тонких нейлоновых тросов, которые вместе с прочим снаряжением были извлечены из контейнеров их челнока. А значит, наземники побывали в их лагере.
Мрачные мысли все больше брали верх над его усталостью, и тут из-за деревьев донесся крик, от которого сердце перевернулось в его груди.
Саша.
Одним рывком он очутился на земле и бросился бежать.
Крик раздался снова, на этот раз куда громче. Уэллс прибавил ходу, чертыхаясь каждый раз, когда нога оскальзывалась на грязном участке или запиналась о незаметный камень. Теперь он мчался по тропинке, которую они протоптали во время походов к ручью, глубже в лес, туда, откуда доносились крики.
Когда он продрался через кустарник и увидел Сашу и Беллами, то вначале почувствовал облегчение. Наверное, Беллами услышал крики девушки и примчался на помощь. Но затем он заметил кое-что еще: страх на Сашином лице и блеск металла у ее горла.
Беллами обхватил девушку сзади за шею и прижал к ее коже что-то острое, серебристое.
– Говори, куда твои дружки увели мою сестру? – говорил он, и глаза его были дикими. – Где они прячутся? Что они с ней делают?
Саша охнула и что-то прошептала, Уэллс не расслышал, что именно. Он с воплем бросился на Беллами и повалил того на землю.
– Ты свихнулся? – закричал он, выбивая из руки Беллами кусок металла – какой-то обломок челнока. Потом он повернулся к Саше, которая стояла, обхватив себя руками и дрожа. – Ты в порядке? – куда тише спросил Уэллс. Она кивнула, потянулась к шее, и ее пальцы окрасились кровью. – Дай посмотреть. – Уэллс отвел в сторону ее волосы и пригляделся. Вдоль основания шеи тянулся неглубокий порез. Так, царапина. С Сашей все будет нормально. О том, что было бы, опоздай он хоть немного, Уэллс даже думать не хотел. – Что за черт? – выпалил он, обращаясь к Беллами, который, покачиваясь, поднимался на ноги.
Тот заметил кровь на Сашиной шее и слегка побледнел, но, когда он заговорил, в его голосе звучало негодование:
– Я делал то, что должен, чтобы вернуть Октавию. Ясно же, что, кроме меня, никому нет дела, что с ней будет. – Беллами бросил взгляд на Сашу. – Я не собирался ее ранить, просто хотел показать, что я с ней не в игрушки играю. Речь о жизни моей сестры.
– Держись, на хрен, от нее подальше, – сказал Уэллс, становясь между ним и Сашей.
Рот Беллами искривился в презрительной ухмылке.
– Ты серьезно? На чьей ты стороне, Уэллс? С каждым днем у меня все меньше шансов найти Октавию живой. Ты что, думаешь, она там чаи с наземниками гоняет? Они же, скорее всего, ее пытают!
Боль в его голосе высвободила что-то внутри Уэллса. Он знал, что чувствует Беллами, знал, что того толкают к последней черте ужас и отчаяние. Знал, потому что сам испытал то же самое, когда до него дошли вести, что Кларк должны казнить.
– Я знаю, – сказал он, стараясь не повышать голоса, – но сам не пытайся больше никого пытать, о’кей? Так дела не делаются.
– Я тебя умоляю! – огрызнулся Беллами. – Если бы я действительно хотел ранить эту наземницу, вся земля была бы в кровище.
– Хватит! – рявкнул Уэллс. – Я отведу Сашу в лагерь. А тебе лучше бы оставаться здесь до тех пор, пока ты не будешь готов рассуждать здраво.
Схватив Сашу за запястье, он повлек ее в сторону поляны и услышал, как Беллами буркнул себе под нос: «Предатель!» Уэллс был бы рад не обращать на это внимания, но подумал: а вдруг Беллами прав? Вдруг с его стороны глупо доверять Саше? Он посмотрел на наземницу. Лицо ее было отрешенным, глаза смотрели прямо перед собой. Перед внутренним взором Уэллса, непрошеный, возник образ висящего тела Прийи. Наземники побывали в лагере. Чтобы убить Прийю, они использовали принадлежавшую сотне веревку.
– Прости за то, что случилось, – тихо сказал Уэллс. – Ты как, ничего?
– Да, со мной все в порядке. – Но голос ее по-прежнему дрожал, и сама она дрожала тоже. Потом в его ладонь скользнула ладошка Саши, хотя глаза ее так и смотрели в никуда.
Они шли в лагерь, держась за руки. Уэллс молчал.
Глава 17
Гласс
– Не смотри туда, – сказал Люк, таща ее прочь от распростертого тела. Гласс поспешно отвела глаза, не успев понять, охранник это или штатский. Она даже не разобрала, мужчина это или женщина.
Гласс точно не знала, чего ждала. Неужели она и вправду думала, что, когда путь по крытому мосту будет свободен, аркадийцы и уолденцы чинно проследуют на Феникс, вежливо раскланиваясь с теми, кто обрек их на верную смерть? Нет, конечно, Гласс понимала, что все будет не так просто и организованно. Но ей и в голову не приходило, что, когда барьер уйдет вверх, поднимется такой шум, и рыдания сольются с криками в оглушительном хоре.
Она не ожидала, что из громкоговорителей вдруг раздастся мужской голос. В последние семнадцать лет система оповещения Феникса использовалась лишь для трансляции довольно-таки бессодержательных объявлений. Женский, какой-то слегка механический голос вещал: «Пожалуйста, не забывайте соблюдать комендантский час» или «При первых признаках заболевания обращайтесь в медицинскую службу».
Но когда первая людская волна затопила крытый мост, из динамиков, перекрывая беспорядочные вопли, вдруг зазвучал совсем другой голос: «Всем жителям Уолдена и Аркадии предлагается незамедлительно вернуться на свои корабли. Это единственное предупреждение. По нарушителям будет открыт огонь».
Мужской голос из громкоговорителя почти также шокировал, как заблокированный крытый мост. Но еще более тревожные ощущения вызывал вид десятка охранников, которые шли по мосту, держа наготове оружие.
Даже тогда Гласс не верила, что они действительно станут стрелять.
Она ошиблась.
Охранники открыли огонь по первой волне бегущих по мосту уолденцев, но даже этого оказалось недостаточно, чтобы остановить толпу, которая обрушилась на стрелявших и отобрала у них оружие. За считаные минуты Феникс заполонили уолденцы и аркадийцы. Поначалу большинству из них, казалось, достаточно было просто дышать полной грудью, наполняя легкие богатым кислородом воздухом. Но потом они разбрелись по всему Фениксу, вооружаясь тем, что попадалось под руку, и вламываясь в квартиры, чтобы чем-то поживиться. Ситуация стала очень жесткой и совершенно никем не контролировалась.
Люк оттащил Гласс к стене, когда мимо пробежали двое мужчин, и в руках у каждого из них было по громадной упаковке протеиновых брикетов. Потом из-за угла показалась еще парочка уолденцев. Эти не несли продуктов – они волокли бесчувственного молодого охранника.
Увидев, как болтается из стороны в сторону его голова, Гласс в ужасе прикрыла рот рукой. На щеке у охранника багровел здоровенный синяк, плечо кровоточило, и по полу за ним тянулся кровавый след. Почувствовав, как напрягся Люк, она схватила его за руку, чтобы остановить, и шепнула: «Не надо, пусть идут».
Люк проводил этих двоих глазами, пока они не скрылись за углом, хотя их смех все еще отдавался эхом в коридоре.
– Я бы их сделал, – гневно сказал он.
В другой ситуации Гласс, возможно, улыбнулась бы негодованию Люка, но сейчас ею владела растущая паника. Она могла думать лишь о матери да о том, как пробраться на взлетную палубу. Оставалось только надеяться, что мать дома, в безопасности, и у нее хватит здравого рассудка, чтобы не лезть в этот хаос.
Гласс любила маму, но в критических ситуациях от той было мало толку. За все эти годы Гласс поняла: есть битвы, в которые Соня никогда не вступает. Поэтому Гласс научилась сражаться за них обеих.
* * *
Казалось странным возвращаться из Обменника одной, без Коры или Хаксли, болтающих о своих покупках или строящих планы того, как сделать, чтобы родители не узнали, какое чудовищное количество рационных баллов потратила в этот раз их дочка. Их отсутствие делало для Гласс еще более очевидным ощущение того, что ее карман пуст. А всего несколько минут назад в нем лежало последнее мамино колье.
Мать Хаксли появилась в киоске ювелира, как раз когда Гласс начала торг относительно цены этого колье.
– Очаровательная вещица, дорогая, – промурлыкала она, одаривая девушку жалостливой улыбкой, а потом отвернулась сказать что-то женщине, которую Гласс не узнала.
Гласс вспыхнула, но торговаться не перестала. Им с матерью нужен каждый рационный балл.
Идя по Обменнику, Гласс чувствовала, что все взгляды обращены к ней. Весь Феникс пребывал в восторженном шоке от скандала, разыгравшегося в ее семье. В любовных интрижках ничего нового не было, а вот полный разрыв, учитывая дефицит жилья, – поступок весьма радикальный. К тому же, в соответствии с нормативными документами, два человека не могли занимать площадь, рассчитанную на троих, и поэтому Гласс и Соня были вынуждены переехать в меньшую квартиру, расположенную на неудобной палубе. Теперь, без отцовского запаса рационных баллов, который казался почти неисчерпаемым, им пришлось снести в Обменник практически все свое имущество, только чтобы не жить исключительно на воде и протеиновой пасте.
Свернув в свой коридор, Гласс облегченно вздохнула, когда увидела, что он пуст. Единственное преимущество их нового непрестижного жилья заключалось в том, что тут ей не приходилось прятаться от знакомых. Или от бывших знакомых. Та же Кора уже несколько недель при встречах ограничивается сдержанным кивком и хватает Хаксли под локоть, когда та улыбается Гласс. Только Уэллс ведет себя с ней по-прежнему, будто ничего не изменилось, но он почти всегда так занят на офицерских курсах, что едва успевает навестить мать в больнице. Где уж ему выкроить время на то, чтобы побыть с Гласс наедине!
Она прижала ладонь к дверному сенсору и вошла в квартиру, наморщив нос. В их старом жилище всегда пахло дорогими тепличными фруктами и духами ее матери, и теперь Гласс никак не могла привыкнуть к здешней спертой, душной атмосфере.
Внутри было темно, значит, Соня куда-то ушла. Освещение было связано с датчиками движения, но, когда Гласс зашла в квартиру, свет не загорелся. Это было странно. Девушка помахала в воздухе рукой, однако ничего не изменилось. Она застонала. Теперь придется посылать запрос в ремонтную службу, и на починку освещения уйдет вечность. Раньше отец просто связался бы со своим другом Джессамином, начальником ремонтной службы, и все сразу же исправили бы. Но Гласс не допускала даже мысли о том, чтобы просить отца об одолжении.
– Гласс, это ты? – Соня поднялась с дивана – неясный силуэт в тусклом свете. Она двинулась было в сторону Гласс, но споткнулась обо что-то звякнувшее и вскрикнула.
– Почему ты сидишь в темноте? – настойчиво спросила Гласс. – Ты отправила заявку ремонтникам? – Соня ничего не ответила. – Ладно, сама отправлю, – раздраженно сказала девушка.
– Не надо, это не поможет. – Голос Сони звучал устало.
– Что ты такое говоришь? – рявкнула Гласс. Она знала, что должна быть с матерью терпеливее, но в последнее время та ее просто бесила.
– Сенсор не сломан. Мы превысили квоту на энергию, а у меня нет рационных баллов, чтобы это оплатить.
– Что? – переспросила Гласс. – Но это просто нелепо. Они не могут так с нами поступить.
– Ничего не поделаешь. Нужно просто подождать, пока…
– Не будем мы ждать, – возмущенно сказала Гласс, развернулась на пятках и быстро вышла из темной квартиры.
Кабинет отца Коры находился в конце длинного коридора, где размещались офисы глав большинства департаментов. Тут было не слишком-то людно – Гласс по опыту знала, что назначенные Советом большие шишки проводят на своих рабочих местах не особо много времени, – но тем не менее у нее все переворачивалось внутри при мысли о том, что она может наткнуться на кого-то из отцовских друзей.
Помощник мистера Дрейка, не знакомый Гласс молодой человек, сидел за столом и возился с какими-то написанными от руки документами. Он уставился на нее и приподнял бровь:
– Чем могу помочь?