Демонтаж патриархата, или Женщины берут верх. Книга для мужчин
Часть 95 из 155 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
по-немецки, хотя учила язык в американской школе. Когда принималось решение об
установлении дипломатических отношений с Федеративной Республикой Германия, ей
пришлось пережить, как она сама выразилась, «тяжелую внутреннюю борьбу сердца и ума».
Знавшие ее люди говорили, что она была цельной натурой и потому ей трудно давались
внутренние компромиссы.
Ее непреклонность и язвительность сочетались с теплотой и сердечностью. Но в политике она
знала только две краски – черную или белую. Если человек ей нравился, она его поддерживала, прощая любые ошибки и неудачи. Если ей кто-то не нравился, она не успокаивалась до тех пор, пока он не исчезал из ее поля зрения. Ее сотрудники делились на два лагеря: почитатели ею
восторгались, несогласные считали ее амбициозной и мстительной.
Голда Меир предпочитала высказываться прямо и откровенно. Она обладала даром видеть
мир в черно-белом свете, без всяких там полутонов, которые только мешают политику
принимать быстрые и решительные меры. Выступая в кнессете, Голда Меир сказала:
– У нас нет иного выбора, кроме как наносить удары по террористическим организациям
повсюду, где мы сможем их обнаружить. Это наш долг перед нами самими и перед миром. И мы
исполним свой долг.
И тогда она приказала своим спецслужбам найти и уничтожить всех террористов, которые
убили безоружных спортсменов на Олимпиаде в Мюнхене.
Сомнения редко посещали Голду Меир. Она отличалась редкой способностью быть
абсолютно уверенной в собственной правоте и внушать эту уверенность другим. К тому же она
обладала завидной работоспособностью (в ее-то возрасте), умением мгновенно схватывать суть
дела и принимать неожиданные решения, не боясь ответственности.
Полемизировать с ней было трудно, политический спор она мгновенно переносила на личную
почву. Всякий несогласный с ней начинал чувствовать, что выступает против нее лично, а этого
многим хотелось избежать. Она не пыталась опровергнуть мнения, противоречившие ее точке
139
зрения. Она просто поражалась тому, что другое мнение, отличное от ее, вообще может
существовать. Она не была выдающимся оратором, но ее убежденность производила сильное
впечатление на слушателей.
Она сумела изменить отношение к Израилю американских политиков, которые с подозрением
относились к еврейскому государству. Соединенные Штаты отказывались продавать Израилю
оружие и предпочитали поддерживать тесные отношения с богатыми нефтью арабскими
странами.
В декабре 1962 года она приехала в Палм-Бич (штат Флорида), где ее принял президент Джон
Кеннеди. Они проговорили больше часа.
– Соединенные Штаты, – твердо сказал Кеннеди, – будут поддерживать с Израилем особые
отношения.
Он взял Голду Меир за руку и добавил:
– Не беспокойтесь. С Израилем ничего не случится.
В 1965 году она покинула министерский пост, намереваясь отдохнуть от бурной
политической деятельности. Она сказала, что намерена пожить спокойной жизнью счастливой
бабушки:
«Я осталась депутатом кнессета и членом ЦК партии. Но впервые за долгие годы я могла сама
ходить за покупками, ездить в автобусе, не думая о том, что в любую погоду меня ожидает
шофер. Я готовила, я гладила, я убирала – и все это с огромным удовольствием.
Я ушла в отставку вовремя, раньше, чем кто-нибудь мог бы сказать: «Господи, когда же эта
старуха поймет, что ей пора уходить».
Но она явно поспешила уходить в отставку. Ее действия почти всегда соответствовали
настроениям и чувствам израильтян. Они иногда иронически относились к Голде Меир, но не
могли не признавать ее политического чутья и искренности. Даже когда у нее были сильные
противники, она не смущалась:
– Никакая кампания против меня не может мне повредить. Когда я еду, дети, как и прежде, машут мне. Ни один солдат не отказался проехать со мной в машине. Мне не на что обижаться…
До Шестидневной войны 1967 года Иерусалим был разделен, как и Берлин, на две части.
Восточную часть Иерусалима присоединила к себе Иордания. Верующим евреям был закрыт
доступ к Стене Плача – это единственная уцелевшая часть разрушенного римлянами второго
Храма, самая почитаемая иудейская святыня.
«На третий день войны, – вспоминала Голда Меир, – пронеслась весть, что наши солдаты
освободили Старый город и Стена плача опять в наших руках. Я подошла к стене вместе с
группой солдат. Наши десантники приникли к стене так тесно, что, казалось, их невозможно от
нее отделить. Они только что вышли из боя, где погибли их товарищи.
Я взяла листок бумаги, написала на нем слово «мир» и сунула между камней. Один из солдат
неожиданно обнял меня, положил голову на плечо, и мы плакали вместе. Наверное, ему нужна
была передышка, а для меня это была одна из трогательных минут моей жизни».
Через полгода после Шестидневной войны, в феврале 1968 года, скоропостижно скончался
премьер-министр Леви Эшкол. На его место единодушно избрали Голду Меир:
«Я помню, что у меня по щекам текли слезы, что я закрыла лицо руками, когда голосование
закончилось. Я не думала о должностях, когда ехала в Палестину. Я собиралась трудиться в
киббуце и участвовать в рабочем движении… Ну что ж, стала премьер-министром – и стала, точно так же, как наш молочник во время войны стал командиром заставы на сирийской границе.
Ни ему, ни мне особого удовольствия эта работа не доставляла; и он, и я старались выполнить ее
как можно лучше».
Самые сложные вопросы она предпочитала обсуждать в неформальной обстановке. Став
премьер-министром, она разрешила курить во время заседаний правительства, чтобы сделать их
как можно менее казенными.
В свободное время возилась в садике у себя дома. Вечером сама готовила ужин и охотно
кормила гостей. В просторной гостиной на бульваре Бен-Маймон в Иерусалиме Голда Меир
любила собирать ближний круг своих советников, угощала чаем и кофе и заставляла решать
самые важные проблемы. Иногда посиделки затягивались далеко за полночь. На этих встречах
установлении дипломатических отношений с Федеративной Республикой Германия, ей
пришлось пережить, как она сама выразилась, «тяжелую внутреннюю борьбу сердца и ума».
Знавшие ее люди говорили, что она была цельной натурой и потому ей трудно давались
внутренние компромиссы.
Ее непреклонность и язвительность сочетались с теплотой и сердечностью. Но в политике она
знала только две краски – черную или белую. Если человек ей нравился, она его поддерживала, прощая любые ошибки и неудачи. Если ей кто-то не нравился, она не успокаивалась до тех пор, пока он не исчезал из ее поля зрения. Ее сотрудники делились на два лагеря: почитатели ею
восторгались, несогласные считали ее амбициозной и мстительной.
Голда Меир предпочитала высказываться прямо и откровенно. Она обладала даром видеть
мир в черно-белом свете, без всяких там полутонов, которые только мешают политику
принимать быстрые и решительные меры. Выступая в кнессете, Голда Меир сказала:
– У нас нет иного выбора, кроме как наносить удары по террористическим организациям
повсюду, где мы сможем их обнаружить. Это наш долг перед нами самими и перед миром. И мы
исполним свой долг.
И тогда она приказала своим спецслужбам найти и уничтожить всех террористов, которые
убили безоружных спортсменов на Олимпиаде в Мюнхене.
Сомнения редко посещали Голду Меир. Она отличалась редкой способностью быть
абсолютно уверенной в собственной правоте и внушать эту уверенность другим. К тому же она
обладала завидной работоспособностью (в ее-то возрасте), умением мгновенно схватывать суть
дела и принимать неожиданные решения, не боясь ответственности.
Полемизировать с ней было трудно, политический спор она мгновенно переносила на личную
почву. Всякий несогласный с ней начинал чувствовать, что выступает против нее лично, а этого
многим хотелось избежать. Она не пыталась опровергнуть мнения, противоречившие ее точке
139
зрения. Она просто поражалась тому, что другое мнение, отличное от ее, вообще может
существовать. Она не была выдающимся оратором, но ее убежденность производила сильное
впечатление на слушателей.
Она сумела изменить отношение к Израилю американских политиков, которые с подозрением
относились к еврейскому государству. Соединенные Штаты отказывались продавать Израилю
оружие и предпочитали поддерживать тесные отношения с богатыми нефтью арабскими
странами.
В декабре 1962 года она приехала в Палм-Бич (штат Флорида), где ее принял президент Джон
Кеннеди. Они проговорили больше часа.
– Соединенные Штаты, – твердо сказал Кеннеди, – будут поддерживать с Израилем особые
отношения.
Он взял Голду Меир за руку и добавил:
– Не беспокойтесь. С Израилем ничего не случится.
В 1965 году она покинула министерский пост, намереваясь отдохнуть от бурной
политической деятельности. Она сказала, что намерена пожить спокойной жизнью счастливой
бабушки:
«Я осталась депутатом кнессета и членом ЦК партии. Но впервые за долгие годы я могла сама
ходить за покупками, ездить в автобусе, не думая о том, что в любую погоду меня ожидает
шофер. Я готовила, я гладила, я убирала – и все это с огромным удовольствием.
Я ушла в отставку вовремя, раньше, чем кто-нибудь мог бы сказать: «Господи, когда же эта
старуха поймет, что ей пора уходить».
Но она явно поспешила уходить в отставку. Ее действия почти всегда соответствовали
настроениям и чувствам израильтян. Они иногда иронически относились к Голде Меир, но не
могли не признавать ее политического чутья и искренности. Даже когда у нее были сильные
противники, она не смущалась:
– Никакая кампания против меня не может мне повредить. Когда я еду, дети, как и прежде, машут мне. Ни один солдат не отказался проехать со мной в машине. Мне не на что обижаться…
До Шестидневной войны 1967 года Иерусалим был разделен, как и Берлин, на две части.
Восточную часть Иерусалима присоединила к себе Иордания. Верующим евреям был закрыт
доступ к Стене Плача – это единственная уцелевшая часть разрушенного римлянами второго
Храма, самая почитаемая иудейская святыня.
«На третий день войны, – вспоминала Голда Меир, – пронеслась весть, что наши солдаты
освободили Старый город и Стена плача опять в наших руках. Я подошла к стене вместе с
группой солдат. Наши десантники приникли к стене так тесно, что, казалось, их невозможно от
нее отделить. Они только что вышли из боя, где погибли их товарищи.
Я взяла листок бумаги, написала на нем слово «мир» и сунула между камней. Один из солдат
неожиданно обнял меня, положил голову на плечо, и мы плакали вместе. Наверное, ему нужна
была передышка, а для меня это была одна из трогательных минут моей жизни».
Через полгода после Шестидневной войны, в феврале 1968 года, скоропостижно скончался
премьер-министр Леви Эшкол. На его место единодушно избрали Голду Меир:
«Я помню, что у меня по щекам текли слезы, что я закрыла лицо руками, когда голосование
закончилось. Я не думала о должностях, когда ехала в Палестину. Я собиралась трудиться в
киббуце и участвовать в рабочем движении… Ну что ж, стала премьер-министром – и стала, точно так же, как наш молочник во время войны стал командиром заставы на сирийской границе.
Ни ему, ни мне особого удовольствия эта работа не доставляла; и он, и я старались выполнить ее
как можно лучше».
Самые сложные вопросы она предпочитала обсуждать в неформальной обстановке. Став
премьер-министром, она разрешила курить во время заседаний правительства, чтобы сделать их
как можно менее казенными.
В свободное время возилась в садике у себя дома. Вечером сама готовила ужин и охотно
кормила гостей. В просторной гостиной на бульваре Бен-Маймон в Иерусалиме Голда Меир
любила собирать ближний круг своих советников, угощала чаем и кофе и заставляла решать
самые важные проблемы. Иногда посиделки затягивались далеко за полночь. На этих встречах