Делай, что можешь
Часть 11 из 37 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Если это был намек, то реагировать я не стал. Мне хватало своих, пусть и фабричных. Дома все равно босиком для меньшей потертости.
– Так где его искать?
– Я ж сказал, в моем доме. На чердаке.
– Извините, – после паузы признался в неведении, – а как пройти?
– Не запомнил? Хотя да, маленький был и не столь разговорчивый, – догадался сапожник. – Все молчал, как с Ермолаем захаживал. Значит, идешь в рабочий поселок, – показал вбок, – у Пахры, а не Заводской. Доходные дома Никольского. Они квадратом, – показал руками, – не ошибешься. Третий подъезд со двора. Ну, этаж уже сказал.
– Большое спасибо.
– Смотри, Мишка человек неплохой, сильно не торгуйся!
Найти нужный район оказалось несложно. Демонстрировать полную тупость в топографии города не стал, за первым поворотом по направлению взмаха руки остановил прохожего и уточнил дорогу. Все оказалось достаточно близко, причем даже булыжная мостовая исчезла моментально с пересечением невидимой границы. Их почти деревня и то была лучше. Здесь много больше народу живет в трех- и четырехэтажных коробках. Никаких деревьев, скотины, притом грязь кругом. Дощатые уборные прямо во дворе, о чем доложил исправно нос. К тому же помои, похоже, с размаху выливали прямо из окон во двор. А там не было каких-либо стоков, из-за чего образовались глубокие лужи. Вокруг обложенной досками помойки залегали высокие холмы отбросов, и воняли они так сильно, что меня затошнило. А дети играли спокойно рядом, не обращая внимания на жуткий запах. Они охотно показали, где живет безногий сапожник (подвальное помещение), и продолжили бегать друг за другом с дикими воплями. Интереса чужак не вызвал. Одежда на нем не отличалась от обычной для здешних.
Внутри дома оказалось не лучше. Стены облупленные, на полу грязь и мусор, перила на втором этаже липкие, будто вымазали чем, а на третьем следы неубранной рвоты. Взрослых на улице почти не было видно, разве женщины попадались. Все-таки жили в основном работяги и дома не сидели. Потому очень удивило, когда, поднимаясь по лестнице, встретил вывалившегося из квартиры растрепанного человека в одних подштанниках на подтяжках. Зато волосы, как в недавнем фильме у негодяя, расчесаны на пробор и щедро намазаны чем-то жирным. Дохнув на меня мощным выхлопом перегара, он схватил случайно попавшегося встречного в моем лице за плечо и проникновенным голосом заявил:
– Да, я пью! И что?
– На здоровье! – отвечаю, пытаясь обогнуть.
– Пить следует за исчезнувших в горниле войны русских, – продолжая загораживать дорогу, провозгласил, – потому что нынешние делятся не на героев и трусов, а на бесчестных и ленивых гадов. Нет! Сукиных сынов! Когда мы теряли здоровье на полях сражений, они в тылу возделывали ниву ловкачества. Как раз из таких фартовых парней, обворовывающих своих товарищей, и берутся партийные функционеры и прочая богатая сволота!
Поскольку оратор энергично жестикулировал, мешая пройти, и не собирался отодвигаться, я его взял под мышки и аккуратно переставил к перилам. Хорошо быть здоровым, как грузчик. Еще не хватает, чтоб навернулся с этажа, считая ступеньки боками по моей вине.
Из-за спины продолжали нестись гневные фразы:
– Пока честный человек в трудах праведных добывает хлеб насущий, эти сукины дети не менее усердно соображают, как бы ничего не делать и тоже нажраться.
Я не выдержал и обернулся, проверяя, перед кем речь держит. Нет, на площадке ничего не изменилось. В гордом одиночестве находится и изливает негодование в пустоту. Не иначе кто-то посмел не позвать на банкет.
Выход на чердак был по лесенке, прикрученной к стене, из пяти ступенек. Но сначала требовалось позвонить. Жилец вывел наружу провод, к концу которого была приделана маленькая пуговка. Эти штуки я уже знал и без колебаний нажал. Где-то наверху достаточно громко механически задребезжало. Через пару минут люк открылся, и оттуда выглянул хозяин. Он был черняв, кучеряв, с карими глазами, в очках и с горбатым носом. Прямо родственник изображению с недавно виденного на улице плаката: «Выезжайте! У вас есть куда! Пускай каждый будет у себя!» и какие-то домики, к которым шел такой тип с мешком и счастливой улыбкой.
– Меня сапожник прислал, – сообщил, с запозданием сообразив, что имени того так и не выяснил. – Репетитор нужен.
– Поднимайтесь, – пригласил жилец.
Чердак был немалых размеров и почти пустой. Кроме двух топчанов с матрацами, стола с табуретками, ведра с водой, керосинки и сковородки ничего больше, включая продукты. Может, под кроватью? Даже вещи на крючках, вбитых прямо в стену. Ну и какое-то железное сооружение в углу, возле окошка. Зато десятки, если не сотни книг стопками. Верхний том в названии имел нечто про аэродинамику. Не совсем тупой и знаю, почему самолеты летают. Точнее, как раз не знаю, зато слышал в общих чертах про подъемную силу, почему нужны крылья самолету, а геликоптеру без надобности, и прочий ненужный вздор.
– Николай Жандров, – протягивая руку, представился.
– Михаил Берхин. – Ладонь крепкая, пусть и невзрачный с виду.
Он и одет был в чистое, но не новое и потертое. В целом ощущение чистенькой и опрятной бедности, при виде которой невольно испытываешь уважение. Денег нет, однако человек не опустился.
– У меня, – сообщаю для начала, – уровень начальной школы.
Как буквально вчера вычитал в наполовину непонятной речи в Думе, ничего удивительного в таком не найти. Лишь четыре процента учеников первых классов начальной школы шли учиться дальше. Причем среди детей малоземельных крестьян меньше одного процента, и речь исключительно о мальчиках. Девочкам полагалось выйти замуж и рожать детей, а не заниматься ничегонеделанием на уроках.
– Ну, арифметика…
Это был тихий ужас, когда обнаружилось, что ничего толком не помню. Простейшую теорему доказать не способен, а о валентности или законе Ома имею самые приблизительные представления. Академик, ага. Я работал в биофизике и даже необходимую химию на старости лет намертво забыл. Что уж говорить о тригонометрии или физике!
– …чтение…
С этим совсем плохо. То есть читать я могу бегло. Но даже классику здешнюю принять не получается. Мое понимание и то, что требуют учителя, кардинально различаются. К тому же, одолев «Хромого барина» Толстого, остался в недоумении. Логика поступков от меня полностью ускользала. Не ведут себя так адекватные взрослые люди. По мне, там ни одного положительного героя. А ведь придется сдавать экзамен и нести нечто приятное учителям. Требуется некто, готовый разжевать и объяснить. У Кати, к сожалению, нос не дорос. Максимум повторит заученное, не задумываясь. Уже проверил на другом материале. «Повести Белкина» Пушкина. Пока не дочитал, лишь «Выстрел» и «Барышню-крестьянку». Первая совсем бредятина. У буяна не задалась дуэль, решил на потом оставить. А тут услышал о свадьбе, давай испорчу. По-моему, человеку нечем заняться. Вторая не лучше. Переодевание в простолюдинку, закончившееся счастливым венчанием. Не представляю, как жили дворяне, но, кроме выдавливания слезы, неплохо бы и немного реализма. Чтоб столичный повеса женился на рабыне? По крайней мере, собирался. Или чего-то не понимаю, или Александр Сергеевич первооткрыватель российских мыльных опер. Потому и Кате нравится эта история. Ах, какая любовь!
– …немного географии. А нужно получить аттестат об окончании школы. Сидеть за партой в моем возрасте с детьми несколько глупо, собираюсь экстерном экзамены сдать. Нужен хороший, – с ударением, – репетитор. Одних учебников мало.
– То есть желание есть? – оживляясь, переспросил Михаил.
– В смысле? – не дошло. – Есть люди, готовые платить и не стремящиеся учиться?
– Очень часто родители хотят, а дети не стараются.
– Не мой случай. Давайте лучше обсудим жалованье и прочие вещи. Полагаю, четыре часа, возможно, с перерывом каждый день, кроме воскресенья. Найдете время в районе обеда? Где-то с одиннадцати до четырех. Утром я стабильно занят и вечером обычно тоже.
То есть с утра – по хозяйству, а вот в вечерние часы подтягиваются клиенты. С этим было сложно. Постоянного притока не существовало. Когда густо, иногда пусто. И если местные девицы за избавление от прыщей готовы были отдать кровный трояк за пять минут простейшего труда, то были и серьезные варианты. В обоих смыслах. На одних приходилось тратить много времени и энергии, другие не имели нормальных денег. Гнать никого не хотел и с любым возился. Репутация и реклама – важнейшие вещи. И уж конечно, вперед очереди шли солидные клиенты с толстыми кошельками. С таких не грех и слупить серьезно. Поскольку не брал всех подряд, имелась специальная книга с записями имени с фамилией, времени приема и диагнозом.
– Тридцать пять рублей в месяц, – решительно сказал Берхин и затаил дыхание.
Наверное, он был уверен во внешней невозмутимости, но для меня прозрачен насквозь. Причем в обоих смыслах: переносном и реальном. Ничего серьезного, кроме начинающейся язвы. И явно запросил больше обычной таксы в ожидании вечной торговли. Ну как еще себя мог повести сельский куркуль?
– Согласен, – сказал, мысленно хмыкнув. – Только это свыше ожидаемого. И сейчас не имею. На следующей неделе зайду, идет?
Есть у Аниного мужа нечто серьезное или нет, но взять за потерянное время меньше полсотни – себя не уважать. Потом видно будет. Наверняка ведь не у одних девиц из поселка чирьи бывают. А у ее подружек другие финансовые возможности.
– Конечно, – без особой надежды согласился будущий репетитор. Наверное, решил, пойду искать другого преподавателя, но сбрасывать цену совершенно неуместно. Лучше б торговаться попытался, чем прямо разворачиваться. Но сейчас поздно.
– Вопрос можно?
– Ну, если не про интимные встречи, почему нет.
– Неужели на чердаке жить лучше? Здесь нет ничего, воду носить наверх приходится, а зимой уж точно без отопления холодно.
– Двадцать рублей в месяц, – делая широкий жест, объяснил Михаил. – Площадь почти втрое превышает любую квартиру. А в них по трое-четверо в одной комнате и на червонец дороже. Отопления нормального нет, ставят буржуйку из жести, выводя трубу наружу.
Я понял, что за механизм в углу, несмотря на отсутствие знания слова «буржуйка». То есть кто такие буржуи, уже выяснил, однако связь не уловил. Обычная печка из жести. Мог бы и догадаться. Просто никогда прежде не видел.
– Десять килограмм угля – девятнадцать копеек. Тонна одиннадцать рублей. В сезон где-то три приобретать приходится. Колонка на улице и туалет тоже для всех. Вся разница, что ведра по лестнице наверх поднимать, а не прямо в квартиру. Мы с товарищем живем лучше всех. – Он усмехнулся. – Главное, чтоб крыша не текла.
– А электричество?
– Это да. Имеется, как неудивительно. Тридцать копеек за киловатт-час. Если в квартире не одна семья, жуткие свары по этому поводу. Мне хоть лаяться не приходится по поводу сожженных для личных нужд общих капиталов.
– Понял, спасибо.
– Денежного клиента нашел, – не дав шанса открыть рот и заорать в негодовании от долгого отсутствия, сразу заявил матери.
Она моментально выскочила навстречу, стоило подойти к забору. Не иначе сидела и внимательно смотрела в ожидании. И то, должен был давно вернуться.
– Юрий Владимирович Морозов.
– Кто?
– Директор Соединенного торгово-промышленного банка в нашем городе.
Она все-таки открыла рот, но совсем из других соображений.
– Сколько даст? – жадно спросила.
– Не знаю пока, смотреть надо, но меньше сотни и просить нельзя.
Одобрительно закивала. Он же прежде был убогий, а теперь находит за раз сумму, в пять раз превышающую месячную зарплату работника. После приезда подружки Аросевой (артистка влегкую отдала пять сотен за опухоль, да еще столько же за приведение в приятный вид и всем рассказала об изумительном лекаре, спасшем ей грудь), за один предварительный осмотр отвалившей четвертную и еще полторы сотни за лечение мелкого воспаления по женской части, мать уверовала в его обещания полностью, и отношение стало много уважительнее.
– Ужинать идем, – необычно ласковым тоном позвала.
На столе уже ждал чугунок, и оставалось только выложить содержимое на тарелку.
– Нет, – сказал резко на движение матери, – наливки не надо.
Хватит с меня и утренней дозы. В любовных играх почти все повыветрилось, но добавлять уж точно без надобности. Я и прежде не любил дурманных напитков. Тем более не вижу смысла обмывать постоянно радость, горе, получку или еще какой знаменательный день. Все-таки не настоящий русский.
Все семейство, включая кошку, за минусом отца, неизвестно где снова пропадающего, уставилось на меня. Стеснительностью я сроду не страдал. Вилкой разделил горячую картофелину на половинки и погрузил дымящийся кусок в сметану, которой была полита сельдь. Затем взял кусочек лука и вонзил в него крепкие зубы. Хотя многие здешние продукты были прежде редко встречаемы, вкус оценивал положительно, да и организм отрицательных реакций не давал. Напротив, воспринимал положительно. Особенно если вспомнить, что с утра ничего не ел. Маслины, сыр и хлебцы, которые употребил с коньяком, давно переварились, да и было их немного. Одно слово – закуска, не питание.
С удовольствие набил брюхо, похвалив заалевшую мать. Она не привыкла к благодарности по данному поводу. Сама поскакала за сахаром, чтоб чай из самовара пить. Катя принялась убирать со стола без напоминания. Лишь я сидел, развалясь на стуле в роли большого начальника.
Под хорошее настроение выдал анекдот армейской юности про генерала, у которого есть огромный пес, норовящий всех укусить. А сделать ничего нельзя, все боятся хозяина. Так всех достал, что решили коллективно отомстить. И вот у него жена рожает. Он хочет видеть ребенка, а все как-то странно смотрят и отмалчиваются. Наконец врывается к врачу и с криком требует: «Где мой ребенок?» А главврач молчит, молчит, потом спрашивает: «Как часто ваша жена общалась с псом?» «При чем здесь это?» – бесится начальник. Тогда врач наклоняется, достает с полу картонную коробку с щенками да ка-ак бухнет на стол: «Вот твои дети!!!»
Катя смотрела в недоумении, а мамаша зашлась от хохота, трясясь всем телом. Она, оказывается, и юмор понимает.
– Это еще кто? – выглядывая в окно на брех пса, полюбопытствовал. – В форме. Полиция?
Мать посмотрела, перекрестилась и подхватилась встречать бегом незваного гостя.
Пришелец был на первый взгляд крепок и не особо умен. Уж больно рожа простецкая. Впрочем, тут никогда не угадаешь без знакомства. Иные старательно культивируют репутацию глупцов, подсиживая поверивших или вышестоящих.
– Околоточный наш, – боязливо прошептала Катя, посмотрев из-за спины. – Сильный, как бык, и жестокий. У нас все его боятся. – Она привыкла давать справку брату и правильно интерпретировала взгляд. – В тюрьму редко кого, разве убивца, но даст в ухо буяну или не понравившемуся, так сознание теряют. С ним надо вежливо и не забывать платить. Только за этот месяц уже получал. Не иначе случилось чего.
– Добрый вечер, – сказала мать, отворяя калитку, – Иннокентий Васильевич.
– И вам поздорову.
– Не хотите ли угоститься? – спросила заискивающе. – Наливочка у нас хорошая. Прошу в дом.
– Ермолая нет?
– Так где его искать?
– Я ж сказал, в моем доме. На чердаке.
– Извините, – после паузы признался в неведении, – а как пройти?
– Не запомнил? Хотя да, маленький был и не столь разговорчивый, – догадался сапожник. – Все молчал, как с Ермолаем захаживал. Значит, идешь в рабочий поселок, – показал вбок, – у Пахры, а не Заводской. Доходные дома Никольского. Они квадратом, – показал руками, – не ошибешься. Третий подъезд со двора. Ну, этаж уже сказал.
– Большое спасибо.
– Смотри, Мишка человек неплохой, сильно не торгуйся!
Найти нужный район оказалось несложно. Демонстрировать полную тупость в топографии города не стал, за первым поворотом по направлению взмаха руки остановил прохожего и уточнил дорогу. Все оказалось достаточно близко, причем даже булыжная мостовая исчезла моментально с пересечением невидимой границы. Их почти деревня и то была лучше. Здесь много больше народу живет в трех- и четырехэтажных коробках. Никаких деревьев, скотины, притом грязь кругом. Дощатые уборные прямо во дворе, о чем доложил исправно нос. К тому же помои, похоже, с размаху выливали прямо из окон во двор. А там не было каких-либо стоков, из-за чего образовались глубокие лужи. Вокруг обложенной досками помойки залегали высокие холмы отбросов, и воняли они так сильно, что меня затошнило. А дети играли спокойно рядом, не обращая внимания на жуткий запах. Они охотно показали, где живет безногий сапожник (подвальное помещение), и продолжили бегать друг за другом с дикими воплями. Интереса чужак не вызвал. Одежда на нем не отличалась от обычной для здешних.
Внутри дома оказалось не лучше. Стены облупленные, на полу грязь и мусор, перила на втором этаже липкие, будто вымазали чем, а на третьем следы неубранной рвоты. Взрослых на улице почти не было видно, разве женщины попадались. Все-таки жили в основном работяги и дома не сидели. Потому очень удивило, когда, поднимаясь по лестнице, встретил вывалившегося из квартиры растрепанного человека в одних подштанниках на подтяжках. Зато волосы, как в недавнем фильме у негодяя, расчесаны на пробор и щедро намазаны чем-то жирным. Дохнув на меня мощным выхлопом перегара, он схватил случайно попавшегося встречного в моем лице за плечо и проникновенным голосом заявил:
– Да, я пью! И что?
– На здоровье! – отвечаю, пытаясь обогнуть.
– Пить следует за исчезнувших в горниле войны русских, – продолжая загораживать дорогу, провозгласил, – потому что нынешние делятся не на героев и трусов, а на бесчестных и ленивых гадов. Нет! Сукиных сынов! Когда мы теряли здоровье на полях сражений, они в тылу возделывали ниву ловкачества. Как раз из таких фартовых парней, обворовывающих своих товарищей, и берутся партийные функционеры и прочая богатая сволота!
Поскольку оратор энергично жестикулировал, мешая пройти, и не собирался отодвигаться, я его взял под мышки и аккуратно переставил к перилам. Хорошо быть здоровым, как грузчик. Еще не хватает, чтоб навернулся с этажа, считая ступеньки боками по моей вине.
Из-за спины продолжали нестись гневные фразы:
– Пока честный человек в трудах праведных добывает хлеб насущий, эти сукины дети не менее усердно соображают, как бы ничего не делать и тоже нажраться.
Я не выдержал и обернулся, проверяя, перед кем речь держит. Нет, на площадке ничего не изменилось. В гордом одиночестве находится и изливает негодование в пустоту. Не иначе кто-то посмел не позвать на банкет.
Выход на чердак был по лесенке, прикрученной к стене, из пяти ступенек. Но сначала требовалось позвонить. Жилец вывел наружу провод, к концу которого была приделана маленькая пуговка. Эти штуки я уже знал и без колебаний нажал. Где-то наверху достаточно громко механически задребезжало. Через пару минут люк открылся, и оттуда выглянул хозяин. Он был черняв, кучеряв, с карими глазами, в очках и с горбатым носом. Прямо родственник изображению с недавно виденного на улице плаката: «Выезжайте! У вас есть куда! Пускай каждый будет у себя!» и какие-то домики, к которым шел такой тип с мешком и счастливой улыбкой.
– Меня сапожник прислал, – сообщил, с запозданием сообразив, что имени того так и не выяснил. – Репетитор нужен.
– Поднимайтесь, – пригласил жилец.
Чердак был немалых размеров и почти пустой. Кроме двух топчанов с матрацами, стола с табуретками, ведра с водой, керосинки и сковородки ничего больше, включая продукты. Может, под кроватью? Даже вещи на крючках, вбитых прямо в стену. Ну и какое-то железное сооружение в углу, возле окошка. Зато десятки, если не сотни книг стопками. Верхний том в названии имел нечто про аэродинамику. Не совсем тупой и знаю, почему самолеты летают. Точнее, как раз не знаю, зато слышал в общих чертах про подъемную силу, почему нужны крылья самолету, а геликоптеру без надобности, и прочий ненужный вздор.
– Николай Жандров, – протягивая руку, представился.
– Михаил Берхин. – Ладонь крепкая, пусть и невзрачный с виду.
Он и одет был в чистое, но не новое и потертое. В целом ощущение чистенькой и опрятной бедности, при виде которой невольно испытываешь уважение. Денег нет, однако человек не опустился.
– У меня, – сообщаю для начала, – уровень начальной школы.
Как буквально вчера вычитал в наполовину непонятной речи в Думе, ничего удивительного в таком не найти. Лишь четыре процента учеников первых классов начальной школы шли учиться дальше. Причем среди детей малоземельных крестьян меньше одного процента, и речь исключительно о мальчиках. Девочкам полагалось выйти замуж и рожать детей, а не заниматься ничегонеделанием на уроках.
– Ну, арифметика…
Это был тихий ужас, когда обнаружилось, что ничего толком не помню. Простейшую теорему доказать не способен, а о валентности или законе Ома имею самые приблизительные представления. Академик, ага. Я работал в биофизике и даже необходимую химию на старости лет намертво забыл. Что уж говорить о тригонометрии или физике!
– …чтение…
С этим совсем плохо. То есть читать я могу бегло. Но даже классику здешнюю принять не получается. Мое понимание и то, что требуют учителя, кардинально различаются. К тому же, одолев «Хромого барина» Толстого, остался в недоумении. Логика поступков от меня полностью ускользала. Не ведут себя так адекватные взрослые люди. По мне, там ни одного положительного героя. А ведь придется сдавать экзамен и нести нечто приятное учителям. Требуется некто, готовый разжевать и объяснить. У Кати, к сожалению, нос не дорос. Максимум повторит заученное, не задумываясь. Уже проверил на другом материале. «Повести Белкина» Пушкина. Пока не дочитал, лишь «Выстрел» и «Барышню-крестьянку». Первая совсем бредятина. У буяна не задалась дуэль, решил на потом оставить. А тут услышал о свадьбе, давай испорчу. По-моему, человеку нечем заняться. Вторая не лучше. Переодевание в простолюдинку, закончившееся счастливым венчанием. Не представляю, как жили дворяне, но, кроме выдавливания слезы, неплохо бы и немного реализма. Чтоб столичный повеса женился на рабыне? По крайней мере, собирался. Или чего-то не понимаю, или Александр Сергеевич первооткрыватель российских мыльных опер. Потому и Кате нравится эта история. Ах, какая любовь!
– …немного географии. А нужно получить аттестат об окончании школы. Сидеть за партой в моем возрасте с детьми несколько глупо, собираюсь экстерном экзамены сдать. Нужен хороший, – с ударением, – репетитор. Одних учебников мало.
– То есть желание есть? – оживляясь, переспросил Михаил.
– В смысле? – не дошло. – Есть люди, готовые платить и не стремящиеся учиться?
– Очень часто родители хотят, а дети не стараются.
– Не мой случай. Давайте лучше обсудим жалованье и прочие вещи. Полагаю, четыре часа, возможно, с перерывом каждый день, кроме воскресенья. Найдете время в районе обеда? Где-то с одиннадцати до четырех. Утром я стабильно занят и вечером обычно тоже.
То есть с утра – по хозяйству, а вот в вечерние часы подтягиваются клиенты. С этим было сложно. Постоянного притока не существовало. Когда густо, иногда пусто. И если местные девицы за избавление от прыщей готовы были отдать кровный трояк за пять минут простейшего труда, то были и серьезные варианты. В обоих смыслах. На одних приходилось тратить много времени и энергии, другие не имели нормальных денег. Гнать никого не хотел и с любым возился. Репутация и реклама – важнейшие вещи. И уж конечно, вперед очереди шли солидные клиенты с толстыми кошельками. С таких не грех и слупить серьезно. Поскольку не брал всех подряд, имелась специальная книга с записями имени с фамилией, времени приема и диагнозом.
– Тридцать пять рублей в месяц, – решительно сказал Берхин и затаил дыхание.
Наверное, он был уверен во внешней невозмутимости, но для меня прозрачен насквозь. Причем в обоих смыслах: переносном и реальном. Ничего серьезного, кроме начинающейся язвы. И явно запросил больше обычной таксы в ожидании вечной торговли. Ну как еще себя мог повести сельский куркуль?
– Согласен, – сказал, мысленно хмыкнув. – Только это свыше ожидаемого. И сейчас не имею. На следующей неделе зайду, идет?
Есть у Аниного мужа нечто серьезное или нет, но взять за потерянное время меньше полсотни – себя не уважать. Потом видно будет. Наверняка ведь не у одних девиц из поселка чирьи бывают. А у ее подружек другие финансовые возможности.
– Конечно, – без особой надежды согласился будущий репетитор. Наверное, решил, пойду искать другого преподавателя, но сбрасывать цену совершенно неуместно. Лучше б торговаться попытался, чем прямо разворачиваться. Но сейчас поздно.
– Вопрос можно?
– Ну, если не про интимные встречи, почему нет.
– Неужели на чердаке жить лучше? Здесь нет ничего, воду носить наверх приходится, а зимой уж точно без отопления холодно.
– Двадцать рублей в месяц, – делая широкий жест, объяснил Михаил. – Площадь почти втрое превышает любую квартиру. А в них по трое-четверо в одной комнате и на червонец дороже. Отопления нормального нет, ставят буржуйку из жести, выводя трубу наружу.
Я понял, что за механизм в углу, несмотря на отсутствие знания слова «буржуйка». То есть кто такие буржуи, уже выяснил, однако связь не уловил. Обычная печка из жести. Мог бы и догадаться. Просто никогда прежде не видел.
– Десять килограмм угля – девятнадцать копеек. Тонна одиннадцать рублей. В сезон где-то три приобретать приходится. Колонка на улице и туалет тоже для всех. Вся разница, что ведра по лестнице наверх поднимать, а не прямо в квартиру. Мы с товарищем живем лучше всех. – Он усмехнулся. – Главное, чтоб крыша не текла.
– А электричество?
– Это да. Имеется, как неудивительно. Тридцать копеек за киловатт-час. Если в квартире не одна семья, жуткие свары по этому поводу. Мне хоть лаяться не приходится по поводу сожженных для личных нужд общих капиталов.
– Понял, спасибо.
– Денежного клиента нашел, – не дав шанса открыть рот и заорать в негодовании от долгого отсутствия, сразу заявил матери.
Она моментально выскочила навстречу, стоило подойти к забору. Не иначе сидела и внимательно смотрела в ожидании. И то, должен был давно вернуться.
– Юрий Владимирович Морозов.
– Кто?
– Директор Соединенного торгово-промышленного банка в нашем городе.
Она все-таки открыла рот, но совсем из других соображений.
– Сколько даст? – жадно спросила.
– Не знаю пока, смотреть надо, но меньше сотни и просить нельзя.
Одобрительно закивала. Он же прежде был убогий, а теперь находит за раз сумму, в пять раз превышающую месячную зарплату работника. После приезда подружки Аросевой (артистка влегкую отдала пять сотен за опухоль, да еще столько же за приведение в приятный вид и всем рассказала об изумительном лекаре, спасшем ей грудь), за один предварительный осмотр отвалившей четвертную и еще полторы сотни за лечение мелкого воспаления по женской части, мать уверовала в его обещания полностью, и отношение стало много уважительнее.
– Ужинать идем, – необычно ласковым тоном позвала.
На столе уже ждал чугунок, и оставалось только выложить содержимое на тарелку.
– Нет, – сказал резко на движение матери, – наливки не надо.
Хватит с меня и утренней дозы. В любовных играх почти все повыветрилось, но добавлять уж точно без надобности. Я и прежде не любил дурманных напитков. Тем более не вижу смысла обмывать постоянно радость, горе, получку или еще какой знаменательный день. Все-таки не настоящий русский.
Все семейство, включая кошку, за минусом отца, неизвестно где снова пропадающего, уставилось на меня. Стеснительностью я сроду не страдал. Вилкой разделил горячую картофелину на половинки и погрузил дымящийся кусок в сметану, которой была полита сельдь. Затем взял кусочек лука и вонзил в него крепкие зубы. Хотя многие здешние продукты были прежде редко встречаемы, вкус оценивал положительно, да и организм отрицательных реакций не давал. Напротив, воспринимал положительно. Особенно если вспомнить, что с утра ничего не ел. Маслины, сыр и хлебцы, которые употребил с коньяком, давно переварились, да и было их немного. Одно слово – закуска, не питание.
С удовольствие набил брюхо, похвалив заалевшую мать. Она не привыкла к благодарности по данному поводу. Сама поскакала за сахаром, чтоб чай из самовара пить. Катя принялась убирать со стола без напоминания. Лишь я сидел, развалясь на стуле в роли большого начальника.
Под хорошее настроение выдал анекдот армейской юности про генерала, у которого есть огромный пес, норовящий всех укусить. А сделать ничего нельзя, все боятся хозяина. Так всех достал, что решили коллективно отомстить. И вот у него жена рожает. Он хочет видеть ребенка, а все как-то странно смотрят и отмалчиваются. Наконец врывается к врачу и с криком требует: «Где мой ребенок?» А главврач молчит, молчит, потом спрашивает: «Как часто ваша жена общалась с псом?» «При чем здесь это?» – бесится начальник. Тогда врач наклоняется, достает с полу картонную коробку с щенками да ка-ак бухнет на стол: «Вот твои дети!!!»
Катя смотрела в недоумении, а мамаша зашлась от хохота, трясясь всем телом. Она, оказывается, и юмор понимает.
– Это еще кто? – выглядывая в окно на брех пса, полюбопытствовал. – В форме. Полиция?
Мать посмотрела, перекрестилась и подхватилась встречать бегом незваного гостя.
Пришелец был на первый взгляд крепок и не особо умен. Уж больно рожа простецкая. Впрочем, тут никогда не угадаешь без знакомства. Иные старательно культивируют репутацию глупцов, подсиживая поверивших или вышестоящих.
– Околоточный наш, – боязливо прошептала Катя, посмотрев из-за спины. – Сильный, как бык, и жестокий. У нас все его боятся. – Она привыкла давать справку брату и правильно интерпретировала взгляд. – В тюрьму редко кого, разве убивца, но даст в ухо буяну или не понравившемуся, так сознание теряют. С ним надо вежливо и не забывать платить. Только за этот месяц уже получал. Не иначе случилось чего.
– Добрый вечер, – сказала мать, отворяя калитку, – Иннокентий Васильевич.
– И вам поздорову.
– Не хотите ли угоститься? – спросила заискивающе. – Наливочка у нас хорошая. Прошу в дом.
– Ермолая нет?