Де Бюсси и инфанта

Штатгальтер подошёл к доске и передвинул фигуру, продолжая партию. Вероятно – с самим собой.

– Вы играете в шахматы?

– Не регулярно, сеньор Хуан. Чаще приходится брать в руки шпагу, нежели пешки и фигуры.

Он повелительно махнул, призывая присоединиться, и начал расставлять мавританских слонов, офицеров с пиками и прочих костяных солдат в исходное положение. Каждая фигура и даже пешки-латники выглядели настоящими произведениями искусства. Надо или очень любить шахматы, или очень желать пустить пыль в глаза, чтобы раскошеливаться на такое сокровище.

Мне, заявившему о слабости, испанец позволил начать белыми.

Я предложил открытое начало, двинув пешку на е4. И он начал с королевской пешки.

– О шахматах говорят, что в игре присутствует стратегия, свойственная настоящим битвам. Я убеждён, что это – чушь. Ну кто бы выбросил пехоту вперёд, не обстреляв врага из пушек, не отправив на подмогу кавалерию?

– Спасибо за подсказку, сеньор штатгальтер, – я вывел королевского коня на f3, начав фланговую кавалерийскую атаку. – Больше усматривается сходство с политикой. Особенно гамбиты. Постоянно чем-то жертвуешь ради большего.

Пешка на d6 защитила королевскую пешку. Если не изменяет память, дон Хуан выбрал защиту Филидора. Впрочем, так этот дебют в XVI веке ещё не назывался. Меня в большей степени впечатлила осторожность штатгальтера. Перекрыв дорогу королевскому слону, он обрёк себя на безопасное, но слишком уж медленное развитие фигур. Таков и его характер как политического деятеля?

Играли мы не торопясь. Конечно, я обладал куда меньшим опытом. Но в период обучения шахматам, что входит в интеллектуальный минимум будущего «атташе по культуре» под дипломатическим прикрытием, я немного познал опыт последующих веков. Сумел бы разыграть бы и Испанскую партию, несколько более авантюрную, с гамбитом Яниша. Но раз Филидор, так тому и быть, статистически это начало давало перевес белым.

– Вы агрессивны, граф. Это черта всех католиков, переметнувшихся к протестантам?

Я выиграл, наконец, качество.

– Это черта всех, кто не желает терять времени на долгие подготовительные маневры.

Штатгальтер проводил взглядом слона, отправившегося на отдых за пределы доски, и мои пешки, взламывающие центр его позиции при поддержке коней. Наверно, нужно сбавить пыл. Мат где-то на тридцать пятом ходу не прибавит мне шансов о чём-то договориться.

– Два хода назад вы пропустили блестящую комбинацию. Жертва ладьи разрушала бы весь мой королевский фланг.

Знаю. Задача выиграть – не самая актуальная на сегодня.

– Возможно. Мастер гамбитов – вы, сеньор Хуан. Пожертвовать присутствием испанской армии ради шатких договорённостей с протестантами – это весьма рискованный ход.

– Уже и об этом все знают! Здесь я стеснён манерами, на палубе корабля воскликнул бы… – он воскликнул от души, русский мат – не единственная нецензурная брань на планете. – Кто вам сказал?

– Слышал от солдат дворцовой стражи; они судачили – выплатят ли им жалованье до отправки в Испанию.

– Да. Только и думают о деньгах. Деньги, деньги… Знаете, де Бюсси, сколько дезертировало и шляется по дорогам, нападая на путников? Вам не встретились?

– Только крестьяне.

– И они тоже. Вы не представляете, в каком расстройстве находятся наши дела. Я уволил почти всех дворцовых лакеев, здесь сплошной хлев, солдаты живут впроголодь. На мои отчаянные письма в Мадрид король отвечает: живи с местных доходов. Но как? В южных провинциях торговля остановилась из-за разбойного сброда. Видели вы мануфактуры в Нижнем городе? Половина закрылась! Некому и некуда отвозить товар. Армия вот-вот разбежится. Я только и могу выторговать уступки у кальвинистов, обещая вывести войска. Если солдаты бросят службу, у меня не останется и этого аргумента. Поэтому спешу им воспользоваться как можно скорее. Шах!

Я закрыл короля пешкой, двинув её вперёд с нападением на слона, которым дон Хуан и объявлял шах. Мой противник проглядел этот ход. Миттельшпиль складывался не в его пользу.

– Убрав войска, вы останетесь без защиты. Гарантии герцога Оранского – не самые надёжные в этом мире.

– У меня других нет. Король не хочет платить войскам. А взбунтовавшиеся солдаты – это хуже отсутствия армии.

То есть он имеет шанс сохранить кресло штатгальтера, прислуживая протестантам и изображая верность Филиппу… Очень, очень шаткое положение.

– Какой же смысл у предводителей кальвинистов терпеть вас в Брюсселе без поддержки армии?

– Я послужу символом королевской власти, гарантией, что испанцы более не введут в Провинции войска. Со временем наберу политический вес. Сам буду диктовать условия.

То есть вынужденное отступление от приказов короля навести порядок в Нидерландах твёрдой рукой сменится совсем уж независимой политикой. То есть откровенным предательством, и штатгальтер даже не скрывает намерений. Используя упущенные мной возможности, он начал наступление на шахматной доске с намерением провести пешку и потерял её.

– Даже проходная пешка не спасает ситуацию, если не имеет средств поддержки, сеньор Хуан. Признаться, меня несколько утомила партия, да и у вас после потери этой пешки шансы на выигрыш невелики. Ничья?

Он согласился, изображая неудовольствие, будто имел шанс переломить игру в свою пользу. Ну, разве что если бы я зевнул ферзя.

– В жизни ничьих не бывает. И моё соглашение с кальвинистами – не ничья, а временная пауза.

Скорее цуцванг – положение в шахматах при отсутствии нормальных вариантов хода, каждый ведёт к потерям или полному поражению.

– Я, с вашего позволения, тоже возьму паузу. Увиденное в Брюсселе отличается от наших представлений о положении дел в Нидерландах. Думаю, предложения герцога Анжуйского сформулирую иначе.

– Лучше бы представляли еретика Конде, а не герцога с королём Наварры. У принца больше сил. И мне уже плевать, католики у него в строю или даже магометане, которых я уничтожал без счёта в Тунисе. Да, мне нужен союзник! Но с войсками или деньгами. Впрочем, это одно и то же. Приходите – сыграем ещё.

Откланявшись, я подумал, что деньги у меня есть. Не звонкой монетой в количестве, необходимом для найма целой армии, но в ценных бумагах, добытых благодаря Эльжбете. В голове начал медленно выкристаллизовываться план. Правда, слишком сложный и многоступенчатый, чтобы всё сработало, как задумано.

Я шёл по унылым коридорам дворца, почти не обращая внимания на жалкое его состояние, и ускорял шаг, к нашим с Павлом комнатам примчался практически бегом. У меня, наконец, нарисовалась цель.


Штатгальтер прав. Нужен собственный вес. Хватит болтаться хвостиком сильных мира сего. Конечно, граф – не слишком большой титул среди герцогов и принцев. Даже не маркиз. И что? Первые короли были всего-навсего предводителями банд.

Снова улыбнулась надежда, что в путешествии в XVI век для меня есть определённый смысл. Роман с Эльжбетой доказал – я не пропащий. Мне свойственны высокие порывы. Я готов побороться ради идеи. Наивно, даже романтично… Но – хорошо!

Судьба забрала любимую женщину, отрезав по живому – тупым ржавым ножом. Тем не менее я вышел из передряги с активами. Нужно стать мощной самостоятельной фигурой. С армией, чьё вмешательство в войну на любой стороне склонит чашу весов в нужную сторону. С деньгами, достаточными для оплаты международных афер.

Иван Грозный, если история Руси повторит мне известную, скоро уберёт Бекбулатовича, но и последнему царю династии осталось недолго. Если приду со своей гипотетической армией, на иностранных штыках Годуновы трон не удержат, как не удалось Лжедмитрию. Но с поддержкой варягами русского воинства, да если иностранных наёмников возглавят смоленские стрельцы, не только Ногтев, но также Фёдор с Тимофеем и Трофимом, есть все шансы… Русь из позднего Средневековья влетит в эпоху просвещённой монархии, а вскоре и революции со сменой самодержавия конституционным строем.

Размечтавшись, я поскользнулся на огрызке и едва не расшибся к чёртовой бабушке. Вот от таких мелочей зависит будущее целых империй!

Если, конечно, я научусь влиять на империи.





Глава 9. Откровения




С Ногтевым поделиться не могу. С ним честен, но вынужден поддерживать определённую дистанцию и иерархию. Он – замечательный парень, верный, прямой. Даже слишком, учитывая его профессию. И только.

Наверно, в Брюсселе только с одним человеком имело смысл обсудить перспективы. К сожалению, малолетним. Но выбора судьба не предоставила.

Без затей постучать в дверь к инфанте было невозможно, меня не поймут. Этикет вынудил отправить письмо и ждать приглашения, оно пришло быстро, всего лишь через день.

Габсбургская чета назначила мне аудиенцию в своих покоях, одних из немногих, содержащихся в пристойном состоянии. Паша на этот раз был призван для солидности и изображения свиты.

– Вам удалось воссоздать атмосферу испанского замка, сеньоры, – после приветствий и расшаркиваний я начал с безобидных тем.

– Вы бывали в Испании, граф? – живо откликнулась Исабель.

Был всего раз в Мадриде, на матче «Реала» и «Барселоны», каталонцы тогда победили.

– Увы, ваше высочество. Но именно так себе её представляю: строго, со вкусом и уютно.

– В том целиком заслуга моей прекрасной жены, – вставил Альбрехт ломающимся юношеским голоском.

Он был единственным встреченным мной человеком благородных кровей и мужского пола без шпаги или хотя бы кинжала на боку. Любой дворянин без сабли, меча, клевца или чего-то в том же духе для умерщвления себе подобных казался голым, кроме, разумеется, обладателей церковного сана. Худющий, с характерным габсбургским асимметричным лицом, он казался ниже ростом даже своей жены.

Слишком юной супруге, насколько мне удалось узнать, исполнилось лишь двенадцать лет! Признаться, я предполагал четырнадцать-пятнадцать, пронзительный и глубокий взгляд делал её старше. «Глава семьи» превосходил её возрастом, но не слишком. Зачем Филипп II отправил этот детский сад в сердце мятежных земель, я уразуметь не мог, поэтому спросил прямо:

– Что же заставило вас покинуть Мадрид? Никогда не поверю, что при дворе не нашлось достойных сеньоров с большим государственным опытом, чтобы проследить за Хуаном Австрийским.

– При дворе происходит множество вещей, в которые трудно поверить, – Исабель, церемонно стоявшая подле мужа во время приветствия, шагнула в сторону, поигрывая веером. Этот предмет, предназначенный для обмахивания в жару, в холодной комнате казался неуместным. Скорее всего, девочка привыкла к нему в Мадриде и мотала в руках машинально. – Папа искренне любит меня. Вот, прислал ящик цитронов, чтобы мы с Альбрехтом не болели от скудного питания. Но есть и мачеха…

Она умолкла, очень эффектная, надо сказать, в песочно-бежевом платье и со сложной причёской с вплетёнными нитками жемчуга, муж подхватил упавшую эстафетную палочку.

– Королева умерла родами, когда на свет появилась младшая сестра Исабель. Его величество женился вторично. Мачеха – Анна Австрийская – с виду хорошо относится к девочкам. Точнее – относилась, пока не родила королю наследника. Сейчас опасается конкуренции сыну со стороны сестёр. Знаете, методы Медичи не чужды и испанскому двору.

– То есть могла отравить Исабель?

– Нельзя утверждать заранее, – инфанта пыталась быть справедливой. – В нашей семье всё очень плотно переплетено. Анна не только жена моему отцу, но и родная племянница, а также двоюродная племянница. Решение принимала бы не только она.

Вот почему у Габсбургов такое вырождение. И с моральной точки зрения сплошные выродки. Почему-то согрела мысль, что Исабель порицает родню, ей претит подобный образ действий.

– Ваш муж – тоже ваш близкий родственник. Библия не велит…

– Святое Писание возбраняет близость брата и сестры, сына и матери, дочери и отца, – живо вставил Альбрехт. – Поверьте, я готовился к кардинальской стезе и хорошо знаю Книгу Книг.

– Но женились? А как же безбрачие? – я постарался, чтоб вопрос прозвучал бесцветно.

– Он пожертвовал своими чаяниями ради меня. Император благословил наш брак. Альбрехт получил возможность вывезти жену из Мадрида, получив назначение в Брюссель.

– Я не теряю надежды найти путь к Господу, – смиренно добавил жертвователь. – Брак не консумирован до сих пор, полагаю, что и не будет до её пятнадцатилетия.

Павел сдержался, только засопел. Я-то пониманию его изумление. В русских семьях, особенно в народе, девок тоже рано отдают, до шестнадцати. Но уж никаких проволочек. Из церкви – за стол, оттуда прямиком на лаву. Молодая косу распускает, дескать – свершилось, и вместо девичьей заплетает две бабьи. В голове моего витязя никак не укладывалось, как с этим приятным делом тянуть годами да ещё и хвастаться перед посторонними, что не опробовал молодое естество! Пусть у супруги сиси не выросли, со временем наверстается.

– Здесь мы попали в ловушку. Я пишу отцу, Альбрехт тоже пишет, что мы теряем Провинции. Но король бессилен. Доходов от азиатских колоний не хватает, чтобы содержать здесь армию. А та, что есть, скатилась до грабежей. Мародёры сами себе добывают на хлеб и вино, дон Хуан ничего не может, а скорее – не хочет с ними разобраться, он занят собственными играми с протестантами. Муж со мной не согласен, но я предпочла бы наш полный уход из этой колонии и всё отдать кальвинистам, лишь бы не лилась кровь. Вчера я получила письмо от отца. В ближайшие два месяца никакой помощи от него ждать не приходится. Где два, там и полгода.

Вчерашнее письмо… Вот в чём причина. Во время первой встречи она держалась со мной более уверенно.

– Ваше высочество, стало быть, ради мира и спокойствия вы допускаете победу протестантов?