Дар лесной отшельницы

– Так она же недельной давности, – протянул он и вновь с тревогой посмотрел на девушку. – Может, водички?

– Нет. Ну как ты не понимаешь! – начала горячиться Аня. – В том-то и дело, что это старая газета. Она лежала у меня на тумбочке все время, и у меня не хватило ума заглянуть в нее! Вот, да посмотри же.

Она ткнула пальцем в большой снимок, на котором был изображен кабинет директора гостиницы «Парусник» и его мертвый хозяин с простреленной головой.

– Ну, и где же тут убийца? – продолжал недоумевать Герман, пялясь на снимок без особого энтузиазма.

– Ладно. Потом объясню, – внезапно вскочила Анна. – Надо торопиться. После того, что он устроил, у него почти не осталось сил. Ему нужно время, чтобы восстановиться. Сейчас мы сможем справиться с ним, если успеем. Бежим.

– Куда? Кто убийца?

– Да Клонов же!!!

– Опомнись, Анна, этот убогий карлик – убийца? Да его же соплей перешибешь!

– Ага. Как же. Он не просто убийца. Он колдун. И физическая сила тут ни при чем. Видел, что здесь творилось? Вот то-то.

Через несколько минут они уже неслись по направлению к дому Клонова. Машина подпрыгивала на ухабах, ее то и дело заносило, но они благополучно добрались до цели.

Темная громада трехэтажного здания, погруженного во тьму, стояла перед ними. Анна впервые увидела жилище художника и поразилась тому, насколько зловеще оно выглядело. Впрочем, она была так испугана, что шарахнулась бы даже от безобидного котенка, некстати вздумавшего перебежать ей дорогу.

Ни одно окно во всем доме не горело. Погашены были даже фонари над крыльцом.

– Ну? – спросил Герман. – Что будем делать дальше?

– В темноте он нас поймает в два счета, – задумчиво проговорила Анна. – Нужен свет.

– Плевое дело. У меня в багажнике фонарик. А оружие при мне.

– Оно тебе не поможет. Против него пуля бессильна. Хотя все может пригодиться. Бери фонарик, и пошли.

Они поднялись на темное крыльцо, стараясь, чтобы рассохшиеся доски не скрипели под ногами. Анна шла первой. Она сама настояла на этом. Она знала, какова сила их невидимого противника. Знала, что победить его вряд ли сумеет. Но вот остановить – может попробовать. А там – как фишка ляжет.

Входная дверь неожиданно оказалась открытой.

– Похоже, нас здесь ждали, – присвистнул Герман.

Анна толкнула дверь и вошла.

Послышался слабый щелчок, на полу заплясал круг света. Герман зажег фонарик. Но освещение было явно недостаточным.

– Что, помощнее не было? – шепотом спросила Анна.

– Извини, какой уж есть.

Друг за другом они двигались вперед по широкому длинному коридору. Справа и слева были двери, ведущие в комнаты. Луч фонаря скользил по стенам, выхватывая из темноты то пузатый старинный комод, то деревянное кресло с высокой спинкой, то многочисленные картины на стенах.

Где-то легонько стукнул ставень, пробежавший сквозняк шевельнул парчовые шторы. Анна замерла и выжидающе уставилась на дверь в глубине коридора. Но в доме как будто не было ни единой живой души.

Они осторожно пошли дальше, заглядывая во все комнаты, встречающиеся им на пути. Наконец луч уперся в начало лестницы, ведущей наверх. Они поднялись по ней. Анна заметила на стене выключатель и несколько раз пощелкала им. Никакого эффекта. Свет на втором этаже не включался. Впрочем, так же, как и на первом.

Второй этаж был обставлен с той же роскошью, что и первый. «Всему, чем он владеет, – неприязненно подумала Анна, – самое место в Эрмитаже».

В комнатах было чисто. Тут и там стояли букеты, Анна обратила внимание, что цветы в вазах в точности повторяют те, что были вытканы на гобеленах, покрывающих стены в парчовых виньетках. У Клонова должно было быть немало прислуги, хотя непонятно, куда они все подевались в настоящий момент.

Здесь они также никого не обнаружили и поднялись на третий этаж. Четыре первых комнаты были пусты, зато в пятой их ждал сюрприз: на полу валялось опрокинутое инвалидное кресло.

– Вот черт! Сбежал! – выругался Герман.

В эту минуту Анна заметила сантиметрах в тридцати от пола висящие в воздухе ботинки. Они были настолько малы, что напоминали детскую обувку, подвешенную ради прикола к потолку. Разница была в том, что эти оказались надеты на маленькие ножки.

– Посвети выше, – хрипло велела Анна. Герман выполнил ее просьбу и снова выругался.

И было от чего. На спускающейся с потолка длинной веревке висел Клонов. Его голова была наклонена к плечу, и казалось, что он с любопытством разглядывает перепуганных непрошеных гостей.

Он был мертв.

Анна поймала себя на том, что испытывает разочарование, глядя в широко раскрытые, мертвые глаза карлика. И еще – острое чувство тревоги, вместо ожидаемого облегчения.

Она постаралась отогнать от себя это странное чувство. Главное, поскорее выбраться из страшного дома и забыть о нем навсегда.






Глава 27




– Может, объяснишь наконец, как тебе это удалось? – допытывался Герман.

Они сидели в уютном кафе и с наслаждением поедали мясо, тушеное в горшочке.

Кафе называлось «У камина». Камин действительно занимал центральное место в интерьере: огромный, закопченный, стилизованный под старинный очаг. Такие наверняка встречались в парижских харчевнях во времена мушкетеров. В довершение сходства над огнем медленно поворачивался гигантский вертел, а на нем, как и полагается, жарилась целая туша кабана. Поджаренное, с дымком, мясо распространяло аппетитнейший запах, который чувствовался даже на улице.

Хозяева кафе вообще оказались весьма изобретательными людьми. Они не стали тратить кучу денег на дорогие отделочные материалы, вместо этого они, наоборот, скололи всю штукатурку со стен. Под ней обнаружилась старинная кладка из красного кирпича. Добавив немного дерева и разместив на стенах многочисленные светильники, похожие на самодельные, владельцы сумели создать неповторимый, очень оригинальный и уютный интерьер.

Картину довершали круглые, разумеется, деревянные столики, покрытые чистейшими скатертями в красно-белую клетку, и такие же деревянные стулья. В сочетании с великолепной кухней это местечко быстро стало местной достопримечательностью.

То, что Анна и Герман очутились здесь в этот вечер, объяснялось не только их желанием познакомиться с фирменным блюдом местного шеф-повара.

Дело в том, что прислуга Барсковых разбежалась сразу же после того, как Анна врезалась во дворе в автомобиль Фрэнка. Люди не захотели больше оставаться в доме, где то и дело происходит что-то страшное. С одной стороны, это оказалось весьма кстати, так как в противном случае было бы трудно объяснить слугам появление в развороченной гостиной изувеченного трупа бывшего управляющего.

Но вот готовить еду было некому. Анна предложила соорудить что-нибудь на скорую руку, но Герман запротестовал и пригласил ее поужинать в кафе. Ему не терпелось узнать разгадку запутанного преступления, и теперь он не сводил с нее настойчивых глаз, позабыв даже про голод.

– Анна, не томи, – взмолился он. – Ты обещала назвать мне имя убийцы моего отца.

Анна прожевала кусок сочного, тающего во рту мяса и полезла в свою сумочку. Когда она извлекла на свет все ту же газету, Герман только застонал.

Анна, не обращая внимания на его конвульсии, аккуратно развернула изрядно помятый листок бумаги и разложила его на столе.

– Все дело в этом снимке, – начала она. – Понимаешь, горничная из «Парусника», некая Аллочка, сказала своей матери, что видела хозяина гостницы на лестнице уже после того, как обнаружила его мертвым в кабинете. Такого, по логике вещей, быть не могло, и она в конце концов решила, что перепутала последовательность событий. Но дело в том, что я тоже видела его в ту ночь, когда металась в дыму по своему этажу. Но и я также не была уверена, что это было уже после того, как он умер. Здесь, на снимке, видны большие напольные часы. Стрелки показывают время: полночь. Ну, пусть будет двенадцать часов. Но часы остановились. Во-первых, в статье корреспондент пишет, что ему удалось прорваться в гостиницу только после двух. До этого времени его мучили со всякими формальными бумажками, чем он был возмущен до глубины души. После двух! А на часах – двенадцать. Кроме того, стекло на них разбито, и это также говорит о возможной неисправности механизма.

– Ну, допустим, ты убедилась, что видела двойника Хвороста уже после того, как сам он умер, – скептически хмыкнул Герман. – И что это дает? Какая связь с Клоновым?

– Да самая прямая. В этом деле постоянно встречаются двойники. В каждом из четырех случаев видели кого-то очень похожего на самих убитых. Не догадываешься, откуда они все взялись? Такие разные и так похожие на оригиналы?

Она выжидательно уставилась на Германа, но тот затряс головой и поднял кверху руки.

– Ладно. Даю еще одну подсказку. Та девушка, Аллочка, погибла очень странной смертью – разбилась в неуправляемой машине…

– Что же тут странного? – перебил ее Герман.

– Да погоди ты. Девушка не просто не умела водить машину, а панически боялась любого транспорта! Фобия у нее была такая, ясно? Так вот. Теперь, когда ты собственными глазами видел, что Клонов проделал с Фрэнком, ты не станешь пытаться запихнуть меня в дурдом, если я скажу тебе, что Оскар Егорович – настолько сильный маг, что был способен вызвать органическую жизнь в любом предмете. Даже неодушевленном. Теперь еще раз посмотри на снимок и ответь мне – откуда брались двойники?

Герман более внимательно присмотрелся к фотографии и прошептал изумленно, точно не веря самому себе:

– Портрет?

– Гениально! Именно портрет! Живопись, особенно талантливая, явление само по себе граничащее с мистикой. Иногда, к счастью, нечасто, гениальный мастер, написав портрет, может тем самым убить свою модель, хотя у него самого и в мыслях нет ничего плохого. Взять хотя бы великого Рембрандта. «Данаю» видел?

– Ты что, меня совсем за малограмотного держишь? Видел, конечно, – обиделся Герман.

– Ну так вот. Для этого полотна, так же как и для некоторых других его великих творений, позировала его собственная жена Саския. Она умерла молодой. Что-то около тридцати. Но это еще не все. Он написал портреты своих детей. И что же? Четверо скончались совсем крошками, а последний едва дотянул до двадцати семи. Или Гойя. Его «Маха» тоже шедевр. Говорят, что герцогиня Альба в жизни была не менее прекрасна. И что же? Умерла молодой, спустя три года после знакомства с Гойей.

– Знаю. Кажется, даже кино недавно сняли про эту историю. Только там говорилось что-то о ядовитых красках.

– Краски тут ни при чем. Да ладно. Вернемся к Клонову. Он пошел еще дальше. Понятия не имею, где он раздобыл заклинание по одушевлению, но суть не в этом. Он знал, как этого добиться, и решил воспользоваться своим знанием, чтобы разделаться с теми, кого ненавидел.

– Но он же говорил, что не держал на них зла.

– И не врал, между прочим. Сам посуди: набедокурившие в юности дружки много лет замаливали грехи, помогая Клонову всеми возможными способами. И он простил их. Нет, не простил, но, скажем так, не собирался мстить. Живые и здоровые они были ему полезнее. Все изменилось в тот день, когда он впервые увидел Сандру.

– Сандру?

– А чему ты удивляешься? Между прочим, девушка была очень даже хороша. Даром что дурочка и мотовка. Вспомни, твой отец, встретив ее, тоже потерял голову, да и тебе она очень даже нравилась…

– Перестань. Я прекрасно знал ей цену и пользовался только как подстилкой.

– Красивой подстилкой, смею заметить. Ну так вот, Сандра действовала на мужиков завораживающе. Стоит ли удивляться, что несчастный уродец, которого женщины допускали к телу только из жалости или за большие деньги, увидев ее, потерял голову? Вот в этот момент все и изменилось. Клонов точно заново пережил все свои унижения. У его соперника, твоего отца, было все – богатство, мужественная внешность, верные друзья, и, главное, у него была красавица Сандра. Не знаю уж, как он собирался поладить с ней после того, как избавится от ее мужа, но видеть их вместе ему было невыносимо. Кстати, сама Сандра весьма благоволила к художнику, и, вполне может статься, ему даже удалось бы добиться ее благосклонности. Он ведь был очень богат, а Сандра мыслила только цифрами. Задумав план, Клонов стал искать сообщников в доме Барскова. Его самого Александр Федорович избегал. Но тут негодяю повезло. Он разговорил Фрэнка и узнал, что у того есть веский повод ненавидеть своего хозяина, то есть родного брата. Фрэнк пользовался полным доверием твоего отца, так как до своего «прозрения» много лет служил ему верой и правдой, поэтому управляющему не составляло труда узнавать нужную информацию. Так, например, он успел вовремя сообщить своему сообщнику, что Глеб Кутько собирается срочно продать дом и перебраться в Москву, оказавшись вне их досягаемости. Также он заранее предупредил Клонова об очередном визите Димы Чумакова с подружкой Жанной. И так далее. Разумеется, о моем появлении Клонов узнал моментально и специально караулил меня поблизости, желая оценить, насколько я для него опасна.

Помимо самих убийств, сообщники развлекались тем, что запугивали твоего отца, устраивая в доме мерзкие пародии на расправу над его друзьями. Это было особенно жестоко.

Что же касается самих преступлений, то Клонов заранее, задолго до намечающихся событий подарил каждому из друзей портреты, написанные в очень реалистичной манере. Те, разумеется, с благодарностью приняли подарок, не зная, что тем самым подписали себе смертный приговор. Исключение составил опять-таки твой отец. Он не желал иметь с Клоновым ничего общего и не принял бы подарка. У Клонова оставался один выход – использовать Сандру, на которую он имел большое влияние.

– Она знала, что это за портрет?

– Нет, конечно. Понятия не имела. Просто Клонов убедил ее, что это отличный подарок, и она с радостью поддержала эту идею. Тем более что это не стоило ей ни копейки, – с усмешкой добавила Анна. – Уверена, что Александр Федорович выбросил бы картину на следующий же день после юбилея. Клонов знал это и понимал, что придется действовать быстро. Он объяснил Фрэнку, как создать алиби и где будет тело, и в точно рассчитанное время осуществил задуманное.