Дальгрен

Наконец Леди Дракон крикнула сверху:

– Ну, ты там еще в норме?..

– Ага. – Шкедт вздохнул. – Обвяжу его веревкой. А вы поднимайте. – Он стащил веревку из-под мышек, через голову, но оставил болтаться на одном плече; наступил в мерзостную жижу, нагнулся и дернул ногой, застрявшей в почерневшем натяжном устройстве.

– …живой? – крикнул Тринадцать.

Шкедт опять вздохнул:

– Не-а.

Дернул за руку, прижал к себе, обняв за грудь, – а грудь мягкая. Рубаха мигом промокла насквозь. По руке потекла кровь. Шкедт встал, на шаг попятился. Ступня запнулась, высвободилась; по бедру стукнула нога – промочила штанину теплом до колена. Волоча обмякшее тело, потянувшись за веревкой, он подумал: и вот это возбуждает психованных любителей крови и ножей? Он подумал про Тэка, он подумал про Джорджа, поискал в себе праздных сексуальных позывов; и, к своему замешательству, нашел – крохотное тепло в паху, угасшее, когда он оскалился, а в липкой руке заскользила веревка.

– Еще пару футов спустите! – Что ж, прежде Шкедт его находил в изуродованных авариями автомобилях, в синем плюше, в корнях, во влажной древесине, с которой только что содрали кору.

На плечо упала веревка; вновь загомонили голоса восемнадцатью этажами выше:

Ой, мама…

Он цел? Шкедт, вы его нашли наконец? Бобби? Бобби, ты меня вообще слышишь?

Ой, мам, они же сказали…

Бобби, ты живой?

Он обмотал веревкой грудь, затянул неуклюжий узел – все равно что вязать узлы, когда руки в клею, – который, может быть, не развяжется. Бобби повалился Шкедту на колени – тяжелый, и босая нога заскользила назад.

– Тащите! – и Шкедт подергал веревку.

Разглядел, как веревка заструилась через порог, натянулась и замедлилась. Груз на коленях полегчал, отодвинулся. Кроссовка протащилась по ноге, стукнула о дверь, и опять махнула, и поднялась, капая ему на щеку. Основанием ладони он размазал пятно по лицу и шагнул назад.

«Господи боже!..» какой-то девчонки в дверях выключило все звуки, кроме ветра и гулкого голоса:

Бобби, Бобби, умоляю, ты меня слышишь?

Какой-то парнишка сказал:

– Во блин!..

А потом нервный смешок Денни:

– Ну и каша!..

Леди Дракон сказала:

– Так, я его отвязываю – спустите веревку шкету.

На дне шахты, босой пяткой опираясь на заляпанную ось поперек натяжного устройства, Шкедт смотрел вверх. На миг показалось, что к нему спускается кабина. Но нет – просто световая обманка: на краю зрения колыхались и мерцали два зверя по бокам от двери.

На Шкедта упала веревка. Он ухватился за нее одной рукой, потом другой. Кто-то потянул; веревка ободрала изгвазданные ладони.

– Стой!.. – Веревка обвисла.

Леди Дракон склонилась в шахту, намотав веревку на кулак:

– Готов?

– Ага. – Он опять надел петлю на голову и под мышки. – Готов.

И они потащили.

Когда его голова показалась над порогом, Денни и еще кто-то, уже стоя на коленях, поймали его под руки. Порог проскреб по подбородку, по груди.

Кумара просто зажала рот ладонью и спряталась за спину Тринадцати.

Шкедт выполз, поднялся, сделал несколько шагов. Остальные отшатнулись.

– Господи боже! – Леди Дракон потрясла головой, распахнув глаза, и скатила веревку по бедру. – Господи!..

Денни, странно улыбаясь, попятился, копоша на груди пальцами с черными ободками на ногтях.

– Ну ты вообще… – Он отбросил с лица светлые волосы, будто прикидывая, какой из нескольких комментариев выбрать. – Выглядишь не лучше… – И посмотрел на пол.


– Э-э… – сказал Тринадцать. – У нас там кой-какие шмотки есть. Хошь глянуть? Переодеться во что-нибудь, ну… короче.

– А, ну да. – Шкедт опустил глаза, увидел кровь – на себе, на полу. Кровь не текла. Смахивала на желе. – Спасибо. – И посмотрел на то, что лежало на полу, а между тем в шахте водопадом ревели ветер и женский голос. – Мне бы надо отнести… его наверх.

Рубашка у Бобби порвалась на спине. Плоть, где ее не содрало, полиловела.

– Можно волоком его, – посоветовал Тринадцать. – У нас брезента не осталось?

Кто-то – Шкедт не опознал – ответил:

– Выкинули.

Шкедт втянул воздух сквозь зубы, нагнулся, подхватил Бобби за плечи, потянул. Один глаз – открытый – при падении лопнул. Лицо на четверть расплющилось, точно глиняное.

Тринадцать заглянул в шахту, задрал голову и сказал:

– Леди Дракон, вот зачем надо было ей орать, что ее пацан умер?

– Затем, – ответила Леди Дракон, – что, будь я его матерью, я бы хотела знать!

– А вдруг бы он еще…

– Слушай, – сказала она, – его ж не со второго этажа запульнули. Тут семнадцать, восемнадцать этажей!

Шкедт подсунул руку Бобби под коленки, нестойко поднялся, шагнул назад.

– Полегче! – Денни схватил его за плечо. – Ты же не хочешь опять туда?

Шкедт сказал:

– Запустите лифт! – Тело в руках было тяжелое, не такое теплое и текло меньше.

– А? – Это Леди Дракон, которая сматывала веревку. – А, ну да! – Она снова прыгнула в кабину, как-то еще подергала переключатели над кнопками.

Дверь начала закрываться. Леди Дракон выставила руку. (Кхынк.)

Денни отступил, а Шкедт внес Бобби в лифт.

– Малыш, Адам, поднимайтесь с остальными, – сказала Леди Дракон из глубины кабины.

Но Шкедт, повернувшись лицом к закрывающейся двери, не понял, к которым из тех, кто стоял позади Тринадцати и Кумары, она обращалась: их светощиты погасли.

Спустя мгновенье во тьме он услышал, как рука Леди Дракон пошарила в цепях; и кабину затопил свет.

– Чтоб ты видел, что делаешь, – пояснила дракон. – Давай я нажму. Какой этаж? Семнадцатый?

– Да, – кивнул он и посторонился.

Кабина тронулась вверх.

Дракон, сообразил Шкедт, был больше лифта. Поскольку состоял дракон из света, казалось бы, стены и потолок должны были отсечь и боковой коготь, и макушку. Но выглядело иначе: фрагменты голубых эмалированных стен и потолка стали как будто прозрачные, и коготь с макушкой светили насквозь. Призрак отражался со всех четырех сторон.

Стоя в лифте, перехватывая свой груз – перехватывать пришлось несколько раз, – Шкедт разглядел бороздки – точно расплывчатая картинка на вертикальном телеэкране: наклонишься вправо – они бегут влево; наклонишься влево – бегут вправо. Он сказал:

– Тебе, наверно, лучше со мной не выходить.

Дракон ответила:

– Я и не планировала.

Он опять перехватил тело поудобнее, опустил глаза, посмотрел, подумал: пахнет… специфический запах. И раздражала бумажка – он глянул ниже колен; спичечная книжка, что ли? – прилипшая к босой ступне.

Почему, подумал Шкедт, почему я торчу тут, обнимая груду тяжеленного мяса, которое все в крови?.. А потом что-то изнутри подрало ему лицо; горло перехватило, на глаза навернулись слезы. То ли страх, то ли горе – погасло мгновенно, как похоть, мимоходом подравшая чресла.

Он поморгал, опять переступил, перенес вес на обутую ногу. Босая прилипла к полу.

Колыхания и колебания, которые выдали бы, о чем думает Леди Дракон, прятались в ярком свете.

Шкедт опять переступил. Сандалия тоже прилипла.

Кабина замедлилась; дверь открылась.

Кулак миссис Ричардс заехал ей в подбородок. Жест – как у Джун, только выразительнее.

Миссис Ричардс все пятилась и пятилась.