Дальгрен

– Под рукой у меня их не случилось. Я же не ставлю ваших друзей в вину вам. Я и сам довольно странные дружбы вожу.

– Я понимаю – поэтому, кроме прочего, я к вам с симпатией. А мне они ничего не сделали… пока что.

«Пока что» открывало ему немало возможностей. А также испытывало на прочность его самообладание. Поэтому он спросил:

– А как вышло, что вы с Ланьей… тут вместе живете?

– Ой, она прекрасная соседка! Энергичная, жизнерадостная… приятно, когда рядом такой умный человек. Когда мне пришлось переезжать… но вас тогда не было. Могли бы помочь с вещами. Меня испугали до смерти. Ничего конкретного, но пришлось сменить жилье. Ланья помогла найти этот дом. Она мне всегда нравилась, и… в общем, я предложила поселиться вместе. Очень хорошо получилось, на мой взгляд. До ее класса отсюда всего пара кварталов. Мои немногочисленные пациенты…

Позвонили в дверь.

– А вот и один из них. Собственно говоря, – огибая их и направляясь в прихожую, – я думала, что вы пациент. Когда вам открывала. – Она указала в коридор: – Ланья живет там. Идите разбудите ее. Я знаю, что она хочет вас видеть.

Они услышали, как размеренная спешка ее шагов по коридору сменилась торопливым галопом по лестнице.

Денни сказал:

– Красиво у них, да? – тихонько и пососал верхнюю губу, где на покрасневшей коже торчали бледные волоски. – Хочешь… к ней?

– Ага.

– Ладно. – И Денни вошел в коридор.

В затейливой люстре не было лампочек. Обрамленная позолотой гигантская картина (с Денни высотой, со Шкета длиной) на ходу в тени показалась совершенно черной.

– Вот эта дверь, – сказал Денни.

Приоткрытая.

– Ты заходи, заходи, – сказал Шкет. Денни не стал, и Шкет зашел первым.

В лицо дохнуло теплом. Здесь гарь отдавала газом – перед плиточным камином сквозь низкую решетку помигивал и шипел обогреватель.

Ланья спала на тахте под розовым одеялом. Перед огромным холстом, ярким и без рамы, белая и лиловая растительность тянула к Ланье руки из дюжины горшков, плела паутину в эркерном окне, свисала с каминной полки.

– Господи, во жарища! – сказал Денни. – Как она тут ухитряется спать?

– Давай, – сказал Шкет. – Буди ее.

Денни насупился.

– Хочу посмотреть, – сказал Шкет.

Денни языком оттопырил нижнюю губу. Шагнул к тахте…

Щека ее прижималась к подушке, голые плечи лежали на простыне. Рука против лица резко согнута в запястье. Из-под одеяла торчала одна обведенная серым пятка – пальцы повернуты внутрь.

…уперся коленом в матрас (она сказала Ыыыыы, спрятала лицо, а пятка уползла под одеяло), перебросил через нее другое колено, сел верхом и обхватил за голову.

– Эй… – Из-под одеяла высунулась рука, замахала. – Черт, отпусти… – Она перевернулась на спину. – Ты что делаешь, ну… Ой, привет… – Рука обхватила Денни за бедро. – Слушай, птенчик, я сплю как сурок, ну?..

Денни опять потряс ее за голову…

– Кончай…

…и засмеялся.

– Шкет велел тебя разбудить.

– А?

– Он хотел посмотреть.

– В бинокль с крыши через улицу?

– Он тут.

– Где? – Она приподнялась и выглянула из-за его ноги. – Эй! – И затем улыбка излилась ей на лицо, мешаясь со сном, как молоко с водой, а глаза прояснились, как жадеит.

– Я тебе кое-что притащил, – сказал Шкет.

– Его? – Она положила голову Денни на ляжку. – Мне он нравится. Он шикарный, ужасно мило с твоей стороны. Но я адски хочу спать.


– Не его. – Шкет достал книжки. – Вот чего. – И сел на постель.

Футболка у нее на боку порвалась, и он видел, где начинается грудь, различал сосок под тканью. (И задумался о разнице оттенков, для которых даже он не мог подобрать иного слова, кроме «белый».)

– Это что?.. – А потом она отпустила Денни; тот сел, и тахта вздрогнула. – Ой! – И, улыбаясь, взяла книжки.

– Это чё вообще? – спросил Денни.

– Стихи Шкета! – ответила Ланья.

– Одна, видимо, тебе.

– Да? – переспросил Денни. – А чего сразу не отдал?

Ланья протянула Денни книжку и открыла свою.

– Очень красиво получилось… Только на этой ты, кажется, немножко посидел.

– Ты на меня больше не злишься? – спросил Шкет.

– А я злилась?

– Мне иногда кажется, что ты страннее меня.

– Женское Освобождение совсем лишило нас прерогативы передумывать, хм? – Она вздохнула. – Чему обрадуются многие.

– Эй, – сказал Шкет, – а ты трахаешь мадам Браун?

– Нет! – Ланья в удивлении оторвала взгляд от книги. – С чего ты взял?

– Не знаю, – пожал плечами Шкет. – Она любит девчонок, а ты, ну, здесь…

Ланья нахмурилась. Книжка хлопнула по одеялу.

– А просто дружить в этом городе уже нельзя?

– Надо бы тебе ее трахнуть. – Денни от своей книжки не оторвался.

– Это почему? – осведомилась Ланья.

– Потому что вы друзья, – ответил Денни.

Ланья еще похмурилась. Потом рассмеялась:

– Контркультурный Дейл Карнеги сказал свое слово? Эй, ты мне ногу отсидел, подвинься.

Денни подвинулся.

– Ты все это написал? – Он перевернул страницу, поглядел на обложку, опять открыл книжку. Снова перевернул страницу, закрыл, открыл. – Эй, так вот что в этой, сука, газете рекламировали?

– А то. – Ланья тоже перелистнула. – Ой, какой ты лапочка, что принес. – Она глянула на Шкета, вновь в книжку. – Только… только можно я скажу?

– Что?

– Я уже всем знакомым раздала книжек по двенадцать. И где-то половину знаю наизусть – выучила еще до публикации.

– Это ничего. – Шкет прикинул, приятно ему или нет.

– Хотела попросить тебя подписать ту, которую оставила себе. Но теперь эта моя. – Она прижала книжку к носу. – Пахнет тобой. Гораздо лучше автографа, я считаю.

Денни в шестой раз закрыл свою книжку и тоже понюхал.

– Тебе нравится, как Шкет пахнет?

– Мммммм. – Ланья рукой обхватила Шкета за грудь и опрокинула на себя. – А тебе нет?

– У меня от этого встает, – сказал Денни, – иногда. Но я не уверен, что мне нравится.

Шкет лег.

– Хорошо, наверно, что ты их раздавала. Я не знал, что они уже так давно вышли. Нет, ты мне теперь расскажешь, какие еще дни я пропустил. Как ты развела тут эти джунгли?

– Это все колеус, – сказала она. – Он растет везде.

– Жуть, – сказал Шкет. – Натуральные, блядь, джунгли у тебя.