Цирк семьи Пайло

Полиция по-прежнему не может дать ответов касательно ужасного инцидента, в результате которого на ежегодной ярмарке в Пенрите в феврале погибли девять человек. Их тела были обнаружены после закрытия ярмарки, очевидно, жертвы были затоптаны насмерть. Пока не выявлено ни одного свидетеля происшествия. Дата отчета коронера еще не назначена, однако родственники погибших, по сообщению источника, собираются подать иск против организаторов ярмарки. Полиция, судя по всему, продолжает опрос посетителей. Это дело привлекло внимание средств массовой информации по всему миру, включая США и Великобританию».



– Вот те на! – воскликнул Джей-Джей. – Ребята! Мы теперь знаменитости. Мы попали в газеты.

Джей-Джей показал статью Гонко.

– Я так и думал, что их заметят, – произнес тот. – Девять мертвых проходимцев. По мне – так мертвыми они лучше.

– Это еще почему?

Гонко взглянул на него с самодовольным видом.

– Проходимцы – они как коровы, Джей-Джей. Они приходят, мы их доим. Единственная разница в том, что они не могут получить свое молоко обратно. Сечешь?

– Нет. Блин, что ты такое говоришь? Зачем мы их доим.

– А надо бы знать, дитя мое. Я тебе каждую неделю выдаю кисетик с порошком.

Джей-Джей умолк, а Гонко раздал карты для партии в покер.

– И это вовсе не слава, Джей-Джей, – сказал он. – Мы замешаны в куда-а-а-а более крупных делишках, чем гибель девяти проходимцев. Как тебе пятьдесят миллионов мертвых трюкачей. Ты только прикинь, Джей-Джей. Вот это слава. Вот это первые полосы газет. Причем неоднократно.

– Что?

Гонко с прищуром поглядел на него и едва заметно улыбнулся.

– Ну, скажем, так. Неудавшийся художник из Австрии обязан своим политическим взлетом Курту Пайло. Он прославился отнюдь не своими картинами, но ты, разумеется, о нем слышал.

Этот разговор утомил Джей-Джея. Он ушел к себе в комнату, открыл один из бархатных кисетов (теперь их у него было три, потому что Джордж, скрепя сердце, расплатился с клоунами, когда те вернулись сегодня ночью), высыпал несколько крупинок на ладонь и стал рассматривать, как свет рассыпается крохотными радужными отблесками.

– Что же это за хрень? – пробормотал он.

Вскоре остальные клоуны отправились спать, и цирк затих. Джей-Джей достал хрустальный шар, не ожидая увидеть там чего-нибудь особенного в такое время. Он думал посмотреть на карликов и узнать, чем они занимаются, когда вылезают с наступлением темноты. Понаблюдав несколько минут, как они слоняются по крышам, он переключил шар на гостиную и с удивлением увидел вот что: в шатер, сливаясь с мраком ночи, кралась какая-то фигура. Джей-Джей наехал на нее как можно ближе, но кто бы ни был этот незваный гость, он мог двигаться в темноте так же незаметно, как и клоуны: Джей-Джей разглядел лишь силуэт со сгорбленными плечами и сильной хромотой. Внезапно он понял, кто это: он сегодня днем уже видел эту жуткую фигуру, выползавшую из Комнаты, с почерневшей кожей и дымящимся телом. Когда ученик прошел мимо висевшего в гостиной фонаря, Джей-Джей разглядел его лицо, розово-белое и лиловое от ожогов. Глаза его сверкали стальным блеском, как у человека, окончательно утратившего последнюю надежду. В руке он держал свинцовую трубу.

Джей-Джея охватил страх, когда он понял, что вероятная жертва – именно он. В конечном итоге, это он занял место новичка, получал его зарплату и жил в его комнате. Тихонько всхлипывая, он подпер дверь стулом, чтобы выторговать себе пару секунд. Руки у него уже тряслись. Он порылся в ящиках, ища, чем бы защититься, и нашел скалку, потом шагнул обратно к шару и внимательно в него вгляделся. Новичок приближался неуклюжими, но упрямыми шагами.

Джей-Джей пытался держать скалку ровно, уводя руку за спину. Он швырнет ее изо всех сил, бросок придется почти в упор, и если постараться, то он проломит башку этому гаду. Переводя взгляд с двери на шар, он заметил новичка. Но тот прошел мимо двери Джей-Джея, даже не посмотрев на нее.

Настроение у Джей-Джея резко поменялась, как будто он сменил носки – от страха не осталось и следа. Внезапно охваченный жаждой крови, он положил скалку на пол и тихонько выполз за дверь. Новичок упорно ковылял вперед, как восставший из могилы зомби. Джей-Джей двинулся за ним. Краем глаза он заметил какое-то движение, он повернулся и увидел ползущего по коридору Дупи. На мгновение взгляды их встретились, и оба беззвучно двинулись дальше.

В метре с лишним впереди маячила обоженная шея новичка: сплошной багрово-лиловый волдырь от ожога. Одежда на нем потемнела от сажи, присыпанная беловатым пеплом, на ней зияли прожженные дыры, сквозь которые проглядывали жуткие гноящиеся раны. На некогда цветастой рубахе чудом уцелела одна маргаритка.

Ученик остановился у двери Гонко, не зная, что он не один. Он покачивался из стороны в сторону. Джей-Джей лихорадочно размышлял, предупредить главного или нет. Гонко его совсем не волновал. Спящий или нет – любой лидер, неспособный отразить нападение этой изуродованной и израненной фигуры, наверное, не имеет права на лидерство.

Новичок протянул обезображенную, покрытую волдырями руку к двери Гонко, обхватил дверную ручку пальцами, на костяшках которых лопнула кожа. Он что-то прошептал сквозь зубы, открыл дверь и вошел. Дупи и Джей-Джей бесшумно бросились за ним и остановились на пороге.

В комнате Гонко горела одинокая свеча, ее крохотное пламя почти утонуло в лужице оплавившегося красного воска. Главный клоун лежал, укрывшись простыней, глубоко дыша во сне, его ноги в клоунских башмаках свисали с кровати, одеяло прикрывало его грудь и лицо. Ученик поднял свинцовую трубу и приблизился, сделав шаг, потом другой, с силой сжав пальцами свое орудие. Тут он замер, глядя на своего беспомощного врага, то ли собираясь с духом, то ли наслаждаясь моментом.

Внезапно раздался громкий звон, и исходил он от Гонко. Точнее – из одного из карманов, где яростно зазвенел будильник. Новичок замер, когда Гонко рывком сбросил одеяло и широко раскрыл глаза. Одним резким прыжком он оказался на ногах, перекатился назад, поставив между собой и противником кровать. Он взглянул на новичка и на свинцовую трубу, и губа его дернулась вверх. Хотя лицо Гонко по-прежнему оставалось застывшей грубой маской, Джей-Джею оно показалось восторженным.

Новичок сбросил с себя изумление и поднял трубу, присев, словно собираясь вскочить на кровать. Глаза Гонко сузились. Он запустил руку в карман и достал все так же надрывавшийся будильник, выключил его большим пальцем и отшвырнул в сторону. Его взгляд метнулся за плечо ученика в сторону Джей-Джея и Дупи. Он снова запустил руку в карман, и в руке у него оказалось что-то, похожее на свернутый носок. Словно подающий в бейсболе, он завел руку назад и бросил носок. Новичок увернулся, и носок попал в руки Дупи. Джей-Джея обдало запахом какой-то химии. Словно по приказу в глазах Гонко, Дупи подполз к ученику сзади и прижал свернутую ткань к его лицу. Ученик захрипел, выронил трубу и осел на пол.

Гонко подошел к распростертой на полу фигуре, поднял свинцовую трубу и достал из штанов еще один свернутый носок. Он помахал им перед носом новичка, и Джей-Джей снова уловил запах какой-то химии. Закашлявшись, новичок открыл глаза и увидел стоявшего над ним Гонко, возвышавшегося, словно древний бог, со свинцовой трубой в руке и улыбкой на лице, казавшейся почти отеческой. Главный клоун послал ученику воздушный поцелуй, потом занес над головой трубу и резко обрушил ее вниз, снова поднял, снова обрушил, поднял, обрушил. Каждый удар отдавался глухим звуком жутко и дико сочетаясь с хрустом ломающихся костей. Дупи с легким любопытством наблюдал, как кровь брызгала на ноги Гонко, растекаясь вокруг умирающего клоуна.

Джей-Джей глядел, как его начальник избивает изуродованное и совершенно беззащитное тело, лежащее на полу. Зрелище убийства волновало его, возбуждало до такой степени, до которой сексу было далеко, хотя эти чувства были даже похожи. Рот его приоткрылся, он жадно впитывал взглядом каждый алый всплеск, каждую вмятину на теле. Свинцовая труба мерными ударами обрушивалась вниз еще долго после того, как перестали трещать кости.

Наконец, Гонко прекратил размахивать трубой. Он пробормотал:

– Клоуна не так легко убить, Джей-Джей. Они умирают нелегко.

Он отшвырнул в сторону свинцовую трубу и сложил руки на груди, кивнув в сторону трупа. Словно исполняя давно отрепетированную процедуру, Гонко опустился на колени и схватил тело за ноги. Джей-Джей нагнулся и подхватил его за плечи, изуродованные и обмякшие у него в руках. Сплошное месиво, некогда бывшее угрюмым лицом новичка, упиралось в грудь Джей-Джею, когда они с Дупи тащили труп во мрак ночи, через вымерший цирк, хрустя гравием под подошвами башмаков. Они несколько раз раскачали тело и перебросили его через ограду. Когда труп упал по ту сторону, красные капли брызнули на забор и стекли вниз вертикальной струйкой.

Не говоря ни слова, оба клоуна вернулись к себе в шатер. Когда они проходили мимо хижин цыган, в щелочки в занавесках на них глядели любопытные глаза. Смерть всегда кружила где-то рядом, и стоило поглядывать сквозь шторы вот в такие ночи, когда чьи-то шаги хрустели по гравию тропинок. И стоило накрепко запирать двери.





* * *


Ночь еще не кончилась.


Лежа на постели, Джей-Джей заново в мельчайших подробностях прокручивал в голове каждый взмах свинцовой трубой. Он явственно видел каждую каплю брызжущей крови, слышал каждый хруст ломающихся костей и глухой металлический звон, сопровождавший мерный ритм ударов Гонко. Он открыл в себе нечто новое – новую эмоцию.

Почти не раздумывая, Джей-Джей встал с постели. Он смутно вспомнил Джейми, вспомнил нападение на Паноптикум и толстого цыгана, которого Джейми заметил, когда убегал. Сгодится любой повод, а уж этот-то и подавно. Джей-Джей забыл, почему Джейми его предал, но это не имело никакого значения. Главное – проучить его, чтобы он этого не повторял. Главное – замести следы.

Он снова вышел из шатра, не задумываясь о том, чтобы идти потише. В ночной тиши звук шагов по гравию разносился далеко по округе, и в хижинах цыган включались лампы, когда он проходил мимо. Смерть всегда где-то рядом, и новый клоун научился, как ее причинять. Он увидел топор, прислоненный к поленнице дров. Он поднял его и поцеловал.





* * *


Джейми проснулся около полудня, грим, как обычно, размазался по подушке. Постель казалась горячей и воняла потом. Потом и чем-то еще, смутно знакомым. Пальцы у него были в чем-то липком, и он поднес руки к затуманенным мокрым глазам. При виде крови у него бешено забилось сердце, прежде чем его разум осознал увиденное. Рука до самого запястья была в крови.

На него нахлынули, словно кошмар, смутные и жуткие воспоминания. Он пинком распахивает дверь хижины. Зажигает фонарь, пока спящий цыган лежит на постели, у ног его пустая бутылка, пивной живот свешивается через ремень, блестя от пота, словно большой кусок тушеного мяса. Он поднимает топор и шепчет:

– Видишь, Джейми? Вот что ты творишь.

Вверх. Вниз. Вверх. Вниз. Обухом топора прямо в череп. Спокойная, лишенная эмоций легкость ударов, ни секунды колебаний, тихий хрип цыгана, когда у него раскололся череп. Это стало моментом смерти, но началом наслаждения Джей-Джея. Что-то произошло, пока он убивал. Он ясно мыслил, был спокоен, почти отстранился от физических действий, но бегущая в его жилах кровь словно закипела. Нахлынуло упоение, сравнимое с оргазмом. Он так крепко вцепился в топор, что тот стал продолжением его рук. Когда кровь из ран перестала брызгать, он продолжал размахивать топором, о да, о да, вверх-вниз-вверх-вниз, еще быстрее, стремясь продолжать, пока уже не останется сил, но руки его не уставали. Он тяжело дышал, словно волк, кровь так густо забрызгала его, что облепила как вторая кожа. Наконец, он поскользнулся в луже крови, выронил топор, и удары прекратились. Он дотащил тело до забора, не утруждаясь тем, чтобы перебросить его на ту сторону. Вместо этого он перевернул его вверх ногами и поставил на обрубок шеи.

Джейми вспомнил все это, сотворенное его собственными руками. Он вспомнил, как Гонко молотил трубой новичка. Его охватила тошнота. Он встал с постели и тут же рухнул рядом. Она вся пропиталась кровью, он проспал так всю ночь.

«Вот так возбуждение», – тошнотворно пронеслось в голове. Его вырвало, он громко икал, стоя на коленях, слюна длинными струйками стекала у него изо рта.

Но это было не все. Джей-Джей оставил ему послание, начертав его недрогнувшей рукой кровью на двери шкафа:



УЖЕ СКОРО ДЖЕЙМИ



Уже скоро, да, теперь Джейми вспомнил. Джей-Джей отыгрывал свое. Прошлой ночью он просто подчищал хвосты. Настоящее веселье даже не начиналось.

Он заставил себя отбросить все сторонние мысли.

«Я – убийца».

Но лишь на мгновение.





* * *


Прошло немного времени, трясучка и рвота потихоньку улеглись. В дверь просунулась голова Гонко, объявившего, что в два часа репетиция. Он поглядел на окровавленные простыни, улыбнулся и произнес:

– Бурное свидание, Джей-Джей?

И тут же исчез.

Джейми поднялся, четвертая попытка за утро, но теперь ноги более или менее держали его. Голова кружилась так, словно он основательно накурился травы. Его неотвязно преследовали мысли: «Я кого-то убил. Но я себя не контролировал. Однако я нанес грим, зная, что перестану себя контролировать. Я сюда никогда не просился». Они неотступно вертелись в голове, всплывая картинками убийства и воспоминаниями о единственном негромком хрипе умирающего цыгана. Нетвердыми шагами он добрался до комнаты Уинстона и постучал в дверь.

– Что такое? – раздался приглушенный голос. Джейми вошел. Руки его все еще были в крови.

– Черт подери, что случилось? – спросил Уинстон, садясь и беря его за плечи.

Он попытался это сказать, сглотнул, потом сделал вторую попытку:

– Я кого-то убил.

– Что? Кого? Кого ты убил? – резким тоном спросил Уинстон.

– Не знаю. Цыгана. Который живет – господи, жил – рядом с Паноптикумом.

Уинстон откинулся назад и вздохнул:

– Ну, ты меня и напугал.

Джейми уставился на него, разинув рот. Ему казалось, что старик подленько подшутил над ним.