Чужая кожа

Это были снимки с дня рождения Вирга Сафина в ресторане. Я в потрясающем вечернем платье. Вот я в холле ресторана, разговариваю с Алексом. Среди гостей расхаживаю по залу с бокалом шампанского. Протягиваю Виргу коробочку с моим подарком и довольно свободно разговариваю с ним. И, наконец, последний кадр, который меня окончательно добил. Снимок был сделан возле дома, в котором находилась квартира Сафина. Я сажусь в джип Сафина. Сафин одной рукой поддерживает меня под локоть, а другой держит мою дорожную сумку с вещами. Это был как раз тот самый рассвет после дня рождения, когда Сафин решил перевезти меня в свой дом.

— Я не сомневаюсь, что у тебя есть дорогостоящее вечернее платье, — усмехнулся Фомичев, — ты очень вовремя позвонила. Ты словно чувствовала, какой вызываешь у меня интерес! В последние дни я только и думал, что о тебе.

— Ты собираешься это опубликовать? — я говорила шепотом, потому, что у меня пересохло горло.

— Нет. Сначала я решил выяснить, кто ты такая. Провести собственное расследование. И кое-что выяснил. Прислуга, говоришь? На дне рождения Вирга Сафина? Прислуга, которой сам Сафин несет сумку с вещами? Я там был, на этом дне рождения, переодетый официантом. Это я тебя снимал, а потом вышел на Алекса. Надо сказать, Алекс из охраны Сафина — тот еще трепач. Я нажал на кое-какие свои каналы, и Алекс мне все рассказал: о том, как ты приехала сюда, и кто оплатил дорогу, о том, что ты очередная игрушка Вирга Сафина. И тогда я понял, что ты попала в беду. В очень серьезную беду, но сама пока ничего не понимаешь. И, похоже, чтобы ты ничего не поняла, с самого начала тебя уже пытались убить, но у них не вышло, а, значит, попытку всегда можно повторить. Тебя убьют.

Я молчала, уже убитая страшным смыслом его слов. Кроме того, мне просто нечего было сказать. Фомичев прочитал все это по моему лицу. Тон его стал мягче.

— Знаешь, я вижу, что ты серьезно испугана и уже осознаешь всю сложность своего положения. Именно поэтому ты позвонила мне. Давай так: я предлагаю тебе сделку. Мы будем действовать сообща и выясним, во что ты вляпалась. А заодно и приоткроем завесу тайны над Виргом Сафиным. Не бойся, я не буду использовать то, что я выясню, ему во вред. Не буду ничего публиковать и выкладывать в интернет. Я буду действовать исключительно в твоих интересах. Назови это охотничьим азартом, если хочешь. Но ты не можешь отрицать того, что вляпалась в историю. Неужели ты не хочешь все выяснить? К тому же одна ты ничего не сделаешь — у тебя нет возможностей, и тебе нужен помощник. Этот помощник я. Кстати, можешь мне доверять, ведь я не опубликовал эти фотографии, не так ли?

Тема, на которую перешел наш разговор, была совершенно двусмысленной, но на самом деле я ради этого шла… почти. Теперь все это еще больше напоминало предательство, но остановиться я уже не могла. Это было выше моих сил. И мне не оставалось ничего другого, как согласиться. К тому же, речь шла о моей жизни.

— На самом деле я позвонила тебе, чтобы узнать подробности о пожаре. Я ничего не знаю о том, что произошло.

— Ты живешь в доме Вирга Сафина?

— Да. Но я ничего не знаю о нем.

— Ты не первая его игрушка. Время от времени Сафин выписывает себе таких провинциальных дурочек, извини. И все они заканчивали очень плохо.

— Плохо — это как?

— Рано или поздно он вышвыривал их на улицу без денег, без вещей, многих еще и серьезно покалеченными. Неужели ты ничего не слышала об этом?

— Я слышала. Мне говорили.

— Тогда зачем поехала? Ладно, можешь не говорить. У них всех тоже была любовь-морковь, которая закончилась. Закончится и у тебя.

— Я хотела узнать о пожаре.

— Извини, но только Сафин уже не твое личное дело, если ты сидишь здесь. Что ты слышала?

— Ничего, абсолютно. Но я знаю, что происходит что-то плохое для него. И я очень хочу узнать — что.

— Четыре дня назад, ночью, загорелся один из ресторанов, принадлежащих Виргу Сафину. Всего ресторанов у него семь. Пожар был не сильный. Начался он в кабинете директора ресторана, и только чудом огонь не перекинулся в зал. Кабинет, конечно, выгорел полностью — мебель, оргтехника, документация. Когда же приехали пожарники, то на месте пожара обнаружили труп.

— Труп? Чей?

— Молодой девушки — его любовницы. Судя по всему, она в кабинете и ждала Сафина… Извини, ты сама хотела узнать. Сафин уже дал показания в полиции. Он сказал, что в ночь, когда начался пожар, договорился встретиться с этой девушкой в своем ресторане. Он встречался с ней уже достаточно долго. Девушка часто приходила к нему туда и всегда ждала в кабинете. И в этот раз директор ресторана провел ее в кабинет, а сам уехал домой. Сафин сказал, что перед рестораном решил заехать домой, отвезти кое-какие вещи и положить некоторые документы в сейф. Дом его находится далеко, поэтому по дороге он созвонился с девушкой и попросил подождать его — та согласилась. Дома же Сафин задержался. Когда он выехал в город, в ресторане уже вовсю бушевал пожар. Вспыхнула неисправная проводка. Несколько дней назад в кабинете устанавливали новый кондиционер, и для этого заменили розетку. Очевидно, сделали что-то не так. Загорелось как раз в этой розетке.

— А девушка… Кто она такая?

— Очередная игрушка Сафина, которую он привез в Киев. Он привез ее из Кременчуга. Она жила с Сафиным уже два года. Забрал он ее сразу после окончания средней школы. Девушку звали Мария Беликова. Ей было 19 лет. Она училась на втором курсе юридического факультета киевского университета. Сафин купил ей квартиру, машину, оплачивал учебу. Короче, она была его форменной содержанкой. Целых два года. Так что можно было подозревать серьезный роман. Девушка, кстати, была очень красивая: длинные черные волосы, огромные миндалевидные глаза, точенная фигурка. Короче, картинка. Только самое близкое окружение Сафина знало об этой связи. На тусовках она не появлялась, и он скрывал ее от всех. Ты расстроилась?

— Говоришь, неисправная проводка? В галерее тоже была неисправная проводка. Думаешь, это случайность?

— Ага, ты тоже заметила? Это прямо бросается в глаза! Нет, конечно, не случайность. От девчонки избавились так же, как хотели избавиться от тебя. Только вот зачем? Она сильно обгорела. Опознали ее только по зубной карте дантиста. Два месяца назад она лечила зуб, ей поставили пломбу. Опознали по этой пломбе. Да уж, история жуткая! Такая смерть всегда ужасна.

Я пожала плечами. Ужасно то, как подло и хладнокровно лгал мне Вирг Сафин, если лгал. Ужасно и то, что, когда он «задержался в доме» (то есть занимался любовью со мной), то, оказывается, собирался на встречу к этой девчонке, которая уже давно была в его жизни. Это я задержала его своей «инициативой», я…

Я старалась не показать вида, но чувствовала себя оплеванной. Поэтому постаралась побыстрее закончить разговор. Мой новый союзник, похоже, понимал мое состояние — в конце концов, не дурак. Пообещав друг другу делиться новостями и держать в курсе событий, мы распрощались. Мне было так плохо, что я плюнула на деньги и заказала такси. Мои нервы больше не могли выдержать взглядов в общественном транспорте. Пальто Вирга Сафина горело на мне синим пламенем.





* * *


Свинцово-серые клочья тумана медленно вползали в окна, заволакивая все пространство непроницаемой мглой. Серая пыль, крепкая, как цемент, душила и окутывала лицо, мешая дышать, стискивая горло. Все вокруг было мглисто-серым. Сизая копоть большого города, словно вытекающая из него слизь… Ни конца, ни начала, ни середины пути — ничего, кроме отчаянного чувства беспомощности — горького привкуса тумана, от которого подкашивались ноги.

Время остановилось. Не было ничего, кроме серого густого тумана и ледяного, промозглого, пронизывающего меня насквозь ощущения смутного ужаса.

Я знала, что обязательно должна идти. Должна двигаться по этому бесконечному коридору. Это было так важно, что я не могла даже дышать. Это был кошмар, но кошмар, имеющий неправдоподобно реальные очертания. Помню, что в этом сне все было абсолютно ясным.

Этот жуткий сон приснился мне в ту самую ночь, когда я вернулась со встречи с Максимом Фомичевым. И если бы меня спросили, что было тяжелее и больше травмировало мою психику — правда, которую я случайно узнала, или сон, приснившийся мне в эту ночь, я без всяких сомнений назвала бы — сон. Этот сон оставил в моей душе такое сильное ощущение ужаса, что потом несколько дней я не могла прийти в себя.

Страшные сны снились мне и раньше. Я частенько страдала от кошмаров, особенно, когда что-то в моей жизни складывалось не так. Но ни один из предыдущих кошмаров не оставлял в моей душе такого ощущения неизбежного ужаса, который обязательно должен произойти, необходимого зла.

Если пересказать этот сон дословно, то в нем нет ничего страшного. Ну подумаешь, длинный коридор, туман, какая-то непонятная цель. Но для настоящего ужаса не нужны ни призраки, ни расчлененные трупы, ни выстрелы в упор. Аура моего сна несла в себе особый пугающий смысл, который яснее любых предсказаний и догадок показал мне, что мне придется столкнуться с чем-то очень страшным, пережить кошмар. Но я не буду забегать вперед.

Я шла по коридору, окутанному туманом, и от ужаса у меня подкашивались ноги. Я обязательно должна была дойти до конца этого коридора. До двери мне осталось пройти всего несколько шагов, но я вдруг резко остановилась, ослепленная потоками яркого лилового цвета, полившегося на меня со всех сторон. Ультрафиолетовый цвет был таким ярким, что от его насыщенности у меня заболели глаза.


Источником этого света была дверь, именно от нее струились эти потоки фиолетового безумия. Дверь ярко светилась, излучая лиловое сияние. Помню, что я даже не удивилась, увидев этот свет.

Я вытянула руки вперед, и они утонули в какой-то пружинистой поверхности, поддававшейся под моими прикосновениями. Что-то щелкнуло, и фиолетовый свет исчез. Я поняла, что открыла дверь.

Резко шагнув вперед, я оказалась в темной очень большой комнате. Там было душно — мне сразу не хватило воздуха, я задыхалась, хватая ртом воздух, как рыба, выброшенная на песок. Но это ощущение исчезло, как только я увидела, что с потолка на огромных черных крюках свисали шелковые шторы желтовато-бежевого цвета. Ткань была невероятно мягкой на ощупь и почти невесомой. Шелковые волны, как крылья бабочки, касались моего лица. Зацепленные за крюки под потолком, они свисали беспорядочными шелковыми струями. От моих движений ткань раскачивалась, я слышала едва уловимый шелест, словно тихий разговор на непонятном языке. Несмотря на нежность этой подвешенной на крюках ткани, воздух в комнате был очень тяжелый, даже удушающий. Я никак не могла понять этот парадокс.

Несколько шагов — и я оказалась в этом шелковом море. Ткань обволакивала мое тело, нежно прикасалась к лицу, закручивалась вокруг рук шелковой пеленой. Она была настолько тонкой, почти прозрачной, что я видела из далекого угла просвечивающийся сквозь нее отдаленный источник света. Закрыв глаза, я наслаждалась мягкой чувственностью шелковых прикосновений. Было так приятно от прикосновения шелковых волн ткани к обнаженной коже, которые ласкали мое лицо. Вдруг я поскользнулась.

Я вступила в липкую вязкую жидкость, и, поскользнувшись в ней, едва удержалась на ногах. От резких движений разболелась спина. Чтобы удержаться, я схватилась обеими руками за ткань, которая, на удивление, оказалась очень прочной. Под пальцами я ощутила капли, стекающие шелковым волокнам вниз. Они имели и запах, и на вид были похожи на кровь. Внезапно я поняла, что это кровь.

Посмотрев на пол, я увидела, что пол был покрыт лужами вязкой, уже подсыхающей крови. Лужи человеческой крови… Тяжелый, удушающий запах… Я закричала, пытаясь бежать, но вместо этого увязала все глубже и глубже.

Руки выпустили ткань, мою единственную опору, и, захлебываясь этим жутким и судорожным криком, я стала падать вниз, вниз… Падать и кричать. А воздуха все не хватало. Меня душил ужасающий запах гниения. И был слышен только тихий шелест ткани, раскачивающейся из стороны в сторону.

Проснулась я вся в слезах от крика. Слезы все катились и катились по моему лицу, я задыхалась, всхлипывала, дрожала от только что пережитого ужаса.

Потом помню, как меня за плечи взяли две крепких, сильных руки.

— Любовь моя… Любовь моя… все хорошо… я рядом… я больше не уйду так надолго… никогда… никогда… никогда…

Вся дрожа, я прильнула к этому родному телу, вдруг оказавшемуся каким-то чудом в моей кровати. Руки так сильно обнимали меня за плечи, что я испытывала настоящую боль. Это были руки Вирга Сафина.

Вирг Сафин не был порождением моего сна. Он мог показаться кошмаром, но не показался. В первый момент, еще до конца не разобравшись, что произошло, и как этот вечный источник моей боли оказался в моей постели, я потянулась к нему руками, телом, сердцем, чтобы прильнуть к единственному реальному для меня теплу, вдохнуть пряный запах его обнаженной кожи.

Впрочем, пробуждение произошло достаточно быстро. Вирг Сафин и правда меня обнимал, но обнимал, сидя на краю кровати. Что-то жесткое оцарапало кожу. Он был в куртке. А чуть позже, сфокусировав взгляд, разглядела и ботинки, и шарф. Возможно, он только появился в доме, даже не успев снять верхнюю одежду, а это значит, что он совсем не собирался ложиться ко мне в постель.

Этого прозаического наблюдения было достаточно, чтобы вспомнить все — одиночество, обиду, ложь, мертвую девицу, боль. Я отстранилась. Вирг Сафин мгновенно почувствовал перемену во мне, и выпустил меня из объятий. Молчание стало напряженным. Он первым не выдержал.

— Я в коридоре услышал твой крик. Только поднялся по лестнице… Ты кричала.

— Мне приснился кошмар, — кивнула в ответ.

— Страшный сон? Очень страшный? А что тебе снилось?

— Не страшный сон. Кошмар. Я не помню.

— Что же такого произошло за эти несколько дней, что мы не виделись? Что так тебя напугало?

— Может, пожар в твоем ресторане?

— Ты знаешь об этом?

— Разумеется. Я же не первобытный человек. Умею пользоваться интернетом.

Неожиданно для себя я решилась ему подыграть и, опустив глаза вниз, пробормотала неуверенно так, как часто говорят правду:

— Мертвая девушка. Она преследовала меня во сне. Девушка, которая погибла в пожаре.

— О Господи!.. — выдохнул он, и… Я не поверила своим глазам! Напряжение, сковавшее его изнутри, стало спадать. Он расслабился и успокоился, услышав совсем не то что боялся услышать. Значит, его не пугало то, что я знаю о ней?

— Я слышала, что в ресторане погибла девушка. Это правда? Возможно, это и напугало меня.

— Да, один человек погиб. Молодая женщина. Она работала у меня официанткой и встречалась с директором ресторана. Даже собиралась замуж за него. Не повезло!

— Кому? Ему или ей?

— Мне! — глаза его приняли самое обычное выражение, и я поняла, что мучающий его страх остался далеко позади.

Почему? Что это был за страх? Что за дурацкая судьба — влюбиться в мужчину с какими-то страшными тайнами? Почему же я такая невезучая?

— А я слышала, что у тебя с этой девушкой была связь. Ты с ней спал.

— Наверняка была. Я переспал с большинством официанток, которые работают в моих ресторанах. Точно так же, как с половиной светской тусовки. Я уже и счет потерял.

— Ты… Ты… Как ты можешь об этом говорить мне!

— А что тут такого? Надеюсь, ты не думаешь, что до встречи с тобой я был девственником? Ревность — самая глупая из всех выходок, Мара. Оставь ее. К тому же все это были кратковременные связи — раз или два. В моей жизни женщины никогда не задерживались.

Дрожа от ярости, я сидела в постели, обхватив руками колени, мои глаза горели яростью. Вирг Сафин рассмеялся:

— Ох, Мара, как забавно ты выглядишь, когда ревнуешь! Совсем как кошка, которой прищемили лапу!

Мне же было совсем не до смеха. Очевидно, Виргу было наплевать, знаю я или нет правду о погибшей девушке. Он открыто признавался во всем. Сколько же их еще, таких девушек?