Чужая игра для Сиротки. Том первый
Часть 51 из 63 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Глава 60
Новость о предстоящем балу производит фурор.
Если Его Величество хотел как-то перебить сплетни о трагической кончине Риванны, ему это с блеском удалось. Уже к обеду все и думать забыли о покойнице – в замке, казалось, даже стены начали шептаться о том, в каком цвете появится леди Вероника Мор, чтобы выигрышно смотреться под руку с королем.
Я же радовалась тому что, хотя бы на какое-то время, можно забыть о заданиях, отборе и прочих «радостях жизни», которые в последнее время сыпались мне на голову как из рога изобилия.
Но очень скоро я поняла, что предстоит решить еще одну проблему.
Проблему с нарядом, в котором не стыдно будет появиться на балу, и желательно так, чтобы точно не померкнуть в роскошном блеске Фаворитки – вот уж кто точно сделает все возможное, чтобы взгляд Его Величества принадлежал ей и только ей.
Конечно, герцогиня дала мне целый ворох платьев и украшений, но вряд ли среди них есть достойное королевского бала. Я слышала, как другие девушки отправляли горничных к маркизе, чтобы та передала письма их родным. К вечеру, уверена, каждая девушка получит по истине великолепный наряд.
Я тоже пишу записку и когда подхожу к леди Виннистэр, ее лицо становится почти такого же канареечного цвета, как и ее вызывающий наряд. Она долго вертит конверт, подозрительно высматривает что-то в оттиске печати на сургуче, которым он запечатан.
— Это весточка домой или послание вашим пособникам на волю? – ехидно интересуется маркиза.
— Это лишь письмо, - отвечаю я, стараясь ни на минуту не забывать о том, что герцогине Лу’На не пристало упражняться в острословии с той, кто ниже ее по рождению. – Такое же, как написали другие девушки. Вы всех их подозреваете в заговорах?
— Только тех, которые уже участвовали в одном, - фыркает маркиза, пряча конверт в маленький мешочек у своего пояса. – Но правила равны для всех, герцогиня, так что я прямо сейчас предам ваше послание по назначению. Не сомневаюсь, - она снова мерит меня своим выставленным напоказ унижением, - на этом балу вам не будет равных. Почти. Хотя уверена, вы поступите как должно, и появитесь на балу в почтенном черном траурном цвете. Как и положено глубоко скорбящей дочери.
Я воздерживаюсь от необдуманной гадости в ответ.
Но всего на мгновение, потому что от колкости уже невыносимо чешется язык.
С удовольствием возвращаю маркизе ее насмешливый взгляд со словами:
— Полагаю, леди Виннистэр, этот желтый, так идеально похожий на цвет шкуры болотной гадюки, как нельзя лучше подчеркивает ваш богатый внутренний мир. Хотя, увы, очень подчеркивает зеленый цвет увядающей кожи. Я слышала, слуга герцога Нокс мажет его сапоги каким-то специальным кремом. Вы видели сапоги герцога, маркиза? На них нет ни единой морщины! Почему бы вам не одолжить у него это чудодейственное средство?
После этого короткого разговора я не могу успокоиться, пока не вымою руки и лицо в первом же попавшемся фонтанчике.
Что за мерзкая… особа!
В библиотеке, где я потихоньку прячусь, тихо и спокойно.
И здесь меня точно никто не потревожит.
Мне нужно подумать обо всем, а в последнее время даже собственная комната не кажется безопасным местом.
Хотя, стоит мне убедиться, что в библиотеке никого, как вслед за мной в полуоткрытую дверь просачивается еще одна тень.
Быстро хватаю стоящий на секретере канделябр и, воинственно держа его обеими руками, предупреждаю:
— Я проломлю голову любому, кто попробует ко мне подкрасться!
Тень выходит из полумрака укрытия книжных стеллажей, на всякий случай поднимая руки как сдающийся без боя воин.
Это – Примэль, и у нее очень испуганный вид.
— Матильда, это я, - бормочет дрожащими губами она. – Просто подумала, что нам есть что обсудить.
Несмотря на то, что мой тайный враг оказался всего-навсего приставучей Примэль, не спешу возвращать подсвечник на место. Его тяжесть придает уверенности, что в случае чего – я всегда смогу защитить свою жизнь и честь.
Ну, по меньшей мере, попытаться.
— Прости, я немного нервничаю после всего случившегося, - говорю я, присаживаясь на край старинного кресла в богатой бордовой обивке.
Примэль часто кивает и занимает софу поблизости.
Какое-то время мы обе молчим, и когда я почти готова поторопить ее с разговором, Примэль начинает первой:
— Тебе совсем не страшно… после вчерашнего? Сначала тебя чуть не завалило камнями, а потом эта ужасная смерть бедняжки Риванны. Этот обор уж точно останется в истории самым кровавым.
Она выглядит искренне напуганной.
— Если тебе страшно – наверное, еще не поздно отбыть домой? – говорю первое, что приходит на ум. Примэль единственная в этом замке, кто не боится открыто со мной разговаривать и за одно это стоит быть к ней дружелюбнее. – Уверена, Его Величество поймет.
Девушка закатывает глаза, и достает откуда-то из складок платья маленькую жестяную коробку с леденцами. Предлагает мне угоститься, но я отказываюсь. Видимо, слишком подозрительно быстро, потому что Примэль берет первую же попавшуюся карамельную горошину и отправляет ее в рот.
— Если бы я хотела тебя отравить, - говорит с задорной хищной усмешкой, - я бы лучше подпустила сюда какой-нибудь сонный газ. Никто не травит врагов фруктовой карамелью за грошовую цену. Мой отец считает, что у меня дурной вкус, потому что я люблю сладости деревенских детей, так что приходиться подворовывать их у горничной.
Примэль с громким хрустом разгрызает карамель во рту. И сует в рот следующую горошину.
Я потихоньку беру одну и кладу ее на язык.
В монастыре сладости были под запретом, так что даже такие угощения были в радость.
Вкусно – словно ешь ложками спелую сочную вишню.
— Если бы я сбежала сегодня, - говорит Примэль уже немного напряженным голосом, - то уже завтра стала бы невестой старика. У нас не самый знатный графский род, мои бабка и матушка не были плодовитыми, так что кроме меня и младшей сестры надеяться больше не на кого. А ко мне как раз собирался посвататься барон Фабер. Старший.
Она так выразительно на меня смотрит, как будто ждет, что новость об этом сватовстве произведет на меня какой-то особенный эффект.
Я хорошо знаю дворянство и историю, но фамилия Фабер явно не в первых рядах.
Хотя в голове все же всплывает гравюра изуродованного страшным ожогом мужчины, к тому же еще и одноглазого.
Кажется, он получил эти ожоги в бою в одной из самых первых военных кампаний Эвина Скай-Ринга.
Чтобы как-то проверить правильность своего предположения, как бы между прочим провожу рукой вокруг лица. Примэль огорченно кивает. А когда закрываю один глаз ладонью, ее лицо похоже на скисший помидор.
— У барона только один наследник, так что он рассчитывает, что жена подарит ему еще минимум тройку крепких сыновей, - продолжает жаловаться Примэль, - а ему уже пятьдесят восемь! Я не уверена, что смерть так уж хуже печальной участи тешить его немощное старческое мужское достоинство.
Мы морщимся в унисон, и так же вместе хихикаем.
— Я думаю, - уверенно говорит моя новоиспеченная подруга, - король выберет тебя.
— Думаю, леди Мор этого не допустит – готова поспорить, она уже знает цвет его камзола, чтобы идеально с ним сочетаться.
— Я вообще, а не про танцульки. Ты будешь королевой. – Примэль дает мне еще один леденец и прижимисто прячет коробку обратно в потайной карман. – Ты одна здесь хоть что-то знаешь о том, как устроен этот мир, и как в нем выживать. Ты особенная, Матильда. Не зря же Вероника так бесится на твою породу.
Мы уходим по очереди – сначала она, потом – я.
Слова Примэль не дают покоя.
Я – точно не породистая. Это настоящая герцогиня особенная, не такая как все, а я – выброшенная собственными родителями безродная дворняжка. Мне никогда не стать королевой, и это… неприятно ранит. Как будто придется добровольно отдать то, что принадлежит мне по праву.
Я так настойчиво отмахиваюсь от этих странных и ненужных мыслей, что не сразу понимаю, почему в моей комнате такой ужасный беспорядок. Просто замираю посреди разбросанных повсюду платьев, нижнего белья и пустых коробок из-под обуви.
Что тут вообще произошло?
Обыск?!
Или пока меня не было кто-то очень находчивый устроил платный аттракцион «Отомсти дочери предателя»?
Хватаю лежащее на полу голубое атласное платье… и замираю от ужаса.
Оно все изрезано на лоскуты – от лифа до складок на юбке.
Буквально – дорогой атлас похож на толстую неряшливую бахрому.
Беру другое, треть, следующее.
Они все испорчены!
Все – даже носовые платки исполосованы в клочья!
Я обессиленно опускаюсь на пол, вдруг отчаянно понимая, что если мне не пришлют платье, то на завтрашний бал идти мне не в чем. Абсолютно не в чем, без преувеличений.
Разве что моя горничная смилостивится и одолжит свою униформу.
Глава 61
Я беру себя в руки и снова перебираю рвань на полу.
Не могли же мои невидимые доброжелатели уничтожить абсолютно все.
Новость о предстоящем балу производит фурор.
Если Его Величество хотел как-то перебить сплетни о трагической кончине Риванны, ему это с блеском удалось. Уже к обеду все и думать забыли о покойнице – в замке, казалось, даже стены начали шептаться о том, в каком цвете появится леди Вероника Мор, чтобы выигрышно смотреться под руку с королем.
Я же радовалась тому что, хотя бы на какое-то время, можно забыть о заданиях, отборе и прочих «радостях жизни», которые в последнее время сыпались мне на голову как из рога изобилия.
Но очень скоро я поняла, что предстоит решить еще одну проблему.
Проблему с нарядом, в котором не стыдно будет появиться на балу, и желательно так, чтобы точно не померкнуть в роскошном блеске Фаворитки – вот уж кто точно сделает все возможное, чтобы взгляд Его Величества принадлежал ей и только ей.
Конечно, герцогиня дала мне целый ворох платьев и украшений, но вряд ли среди них есть достойное королевского бала. Я слышала, как другие девушки отправляли горничных к маркизе, чтобы та передала письма их родным. К вечеру, уверена, каждая девушка получит по истине великолепный наряд.
Я тоже пишу записку и когда подхожу к леди Виннистэр, ее лицо становится почти такого же канареечного цвета, как и ее вызывающий наряд. Она долго вертит конверт, подозрительно высматривает что-то в оттиске печати на сургуче, которым он запечатан.
— Это весточка домой или послание вашим пособникам на волю? – ехидно интересуется маркиза.
— Это лишь письмо, - отвечаю я, стараясь ни на минуту не забывать о том, что герцогине Лу’На не пристало упражняться в острословии с той, кто ниже ее по рождению. – Такое же, как написали другие девушки. Вы всех их подозреваете в заговорах?
— Только тех, которые уже участвовали в одном, - фыркает маркиза, пряча конверт в маленький мешочек у своего пояса. – Но правила равны для всех, герцогиня, так что я прямо сейчас предам ваше послание по назначению. Не сомневаюсь, - она снова мерит меня своим выставленным напоказ унижением, - на этом балу вам не будет равных. Почти. Хотя уверена, вы поступите как должно, и появитесь на балу в почтенном черном траурном цвете. Как и положено глубоко скорбящей дочери.
Я воздерживаюсь от необдуманной гадости в ответ.
Но всего на мгновение, потому что от колкости уже невыносимо чешется язык.
С удовольствием возвращаю маркизе ее насмешливый взгляд со словами:
— Полагаю, леди Виннистэр, этот желтый, так идеально похожий на цвет шкуры болотной гадюки, как нельзя лучше подчеркивает ваш богатый внутренний мир. Хотя, увы, очень подчеркивает зеленый цвет увядающей кожи. Я слышала, слуга герцога Нокс мажет его сапоги каким-то специальным кремом. Вы видели сапоги герцога, маркиза? На них нет ни единой морщины! Почему бы вам не одолжить у него это чудодейственное средство?
После этого короткого разговора я не могу успокоиться, пока не вымою руки и лицо в первом же попавшемся фонтанчике.
Что за мерзкая… особа!
В библиотеке, где я потихоньку прячусь, тихо и спокойно.
И здесь меня точно никто не потревожит.
Мне нужно подумать обо всем, а в последнее время даже собственная комната не кажется безопасным местом.
Хотя, стоит мне убедиться, что в библиотеке никого, как вслед за мной в полуоткрытую дверь просачивается еще одна тень.
Быстро хватаю стоящий на секретере канделябр и, воинственно держа его обеими руками, предупреждаю:
— Я проломлю голову любому, кто попробует ко мне подкрасться!
Тень выходит из полумрака укрытия книжных стеллажей, на всякий случай поднимая руки как сдающийся без боя воин.
Это – Примэль, и у нее очень испуганный вид.
— Матильда, это я, - бормочет дрожащими губами она. – Просто подумала, что нам есть что обсудить.
Несмотря на то, что мой тайный враг оказался всего-навсего приставучей Примэль, не спешу возвращать подсвечник на место. Его тяжесть придает уверенности, что в случае чего – я всегда смогу защитить свою жизнь и честь.
Ну, по меньшей мере, попытаться.
— Прости, я немного нервничаю после всего случившегося, - говорю я, присаживаясь на край старинного кресла в богатой бордовой обивке.
Примэль часто кивает и занимает софу поблизости.
Какое-то время мы обе молчим, и когда я почти готова поторопить ее с разговором, Примэль начинает первой:
— Тебе совсем не страшно… после вчерашнего? Сначала тебя чуть не завалило камнями, а потом эта ужасная смерть бедняжки Риванны. Этот обор уж точно останется в истории самым кровавым.
Она выглядит искренне напуганной.
— Если тебе страшно – наверное, еще не поздно отбыть домой? – говорю первое, что приходит на ум. Примэль единственная в этом замке, кто не боится открыто со мной разговаривать и за одно это стоит быть к ней дружелюбнее. – Уверена, Его Величество поймет.
Девушка закатывает глаза, и достает откуда-то из складок платья маленькую жестяную коробку с леденцами. Предлагает мне угоститься, но я отказываюсь. Видимо, слишком подозрительно быстро, потому что Примэль берет первую же попавшуюся карамельную горошину и отправляет ее в рот.
— Если бы я хотела тебя отравить, - говорит с задорной хищной усмешкой, - я бы лучше подпустила сюда какой-нибудь сонный газ. Никто не травит врагов фруктовой карамелью за грошовую цену. Мой отец считает, что у меня дурной вкус, потому что я люблю сладости деревенских детей, так что приходиться подворовывать их у горничной.
Примэль с громким хрустом разгрызает карамель во рту. И сует в рот следующую горошину.
Я потихоньку беру одну и кладу ее на язык.
В монастыре сладости были под запретом, так что даже такие угощения были в радость.
Вкусно – словно ешь ложками спелую сочную вишню.
— Если бы я сбежала сегодня, - говорит Примэль уже немного напряженным голосом, - то уже завтра стала бы невестой старика. У нас не самый знатный графский род, мои бабка и матушка не были плодовитыми, так что кроме меня и младшей сестры надеяться больше не на кого. А ко мне как раз собирался посвататься барон Фабер. Старший.
Она так выразительно на меня смотрит, как будто ждет, что новость об этом сватовстве произведет на меня какой-то особенный эффект.
Я хорошо знаю дворянство и историю, но фамилия Фабер явно не в первых рядах.
Хотя в голове все же всплывает гравюра изуродованного страшным ожогом мужчины, к тому же еще и одноглазого.
Кажется, он получил эти ожоги в бою в одной из самых первых военных кампаний Эвина Скай-Ринга.
Чтобы как-то проверить правильность своего предположения, как бы между прочим провожу рукой вокруг лица. Примэль огорченно кивает. А когда закрываю один глаз ладонью, ее лицо похоже на скисший помидор.
— У барона только один наследник, так что он рассчитывает, что жена подарит ему еще минимум тройку крепких сыновей, - продолжает жаловаться Примэль, - а ему уже пятьдесят восемь! Я не уверена, что смерть так уж хуже печальной участи тешить его немощное старческое мужское достоинство.
Мы морщимся в унисон, и так же вместе хихикаем.
— Я думаю, - уверенно говорит моя новоиспеченная подруга, - король выберет тебя.
— Думаю, леди Мор этого не допустит – готова поспорить, она уже знает цвет его камзола, чтобы идеально с ним сочетаться.
— Я вообще, а не про танцульки. Ты будешь королевой. – Примэль дает мне еще один леденец и прижимисто прячет коробку обратно в потайной карман. – Ты одна здесь хоть что-то знаешь о том, как устроен этот мир, и как в нем выживать. Ты особенная, Матильда. Не зря же Вероника так бесится на твою породу.
Мы уходим по очереди – сначала она, потом – я.
Слова Примэль не дают покоя.
Я – точно не породистая. Это настоящая герцогиня особенная, не такая как все, а я – выброшенная собственными родителями безродная дворняжка. Мне никогда не стать королевой, и это… неприятно ранит. Как будто придется добровольно отдать то, что принадлежит мне по праву.
Я так настойчиво отмахиваюсь от этих странных и ненужных мыслей, что не сразу понимаю, почему в моей комнате такой ужасный беспорядок. Просто замираю посреди разбросанных повсюду платьев, нижнего белья и пустых коробок из-под обуви.
Что тут вообще произошло?
Обыск?!
Или пока меня не было кто-то очень находчивый устроил платный аттракцион «Отомсти дочери предателя»?
Хватаю лежащее на полу голубое атласное платье… и замираю от ужаса.
Оно все изрезано на лоскуты – от лифа до складок на юбке.
Буквально – дорогой атлас похож на толстую неряшливую бахрому.
Беру другое, треть, следующее.
Они все испорчены!
Все – даже носовые платки исполосованы в клочья!
Я обессиленно опускаюсь на пол, вдруг отчаянно понимая, что если мне не пришлют платье, то на завтрашний бал идти мне не в чем. Абсолютно не в чем, без преувеличений.
Разве что моя горничная смилостивится и одолжит свою униформу.
Глава 61
Я беру себя в руки и снова перебираю рвань на полу.
Не могли же мои невидимые доброжелатели уничтожить абсолютно все.