Что мы знаем друг о друге

— Вам весело? — закричал он.

Толпа ответила в целом утвердительным ревом.

— Я вас не слышу! — немного воинственно прокричал ведущий, словно он действительно не слышал и ненавидел повторять вопросы дважды. — Я спросил: вам весело?!

Раздалось бормотание; зрители явно намекали: им было бы гораздо веселее, если бы он перестал спрашивать.

— Гораздо лучше! Знаете, я рад не сидеть сегодня в жюри, ведь я всех поставил бы на первое место! А кто, по-вашему, заслуживает победы?

Все бросились отвечать наперебой, слова слились, и создавалось впечатление, будто лучшее выступление вечера показал какой-то мексиканский заклинатель клоунов.

— Итак, скоро вы решите, кто должен стать лучшим уличным артистом года, но пока придержите коней: шоу еще не кончилось! У нас впереди два выступления, и следующее гарантированно снесет вам крышу. Мы не знаем его настоящего имени и не знаем, откуда он. Ясно только одно: сегодня он покажет вам нечто такое, после чего, возможно, вы усомнитесь во всем, что знали! Что ж, не будем тянуть: поаплодируйте Эль-Магнифико!

Толпа радостно завопила и захлопала, но шум быстро стих: сцена оставалась пустой. Повисло тревожное молчание; люди переминались с ноги на ногу в ожидании. Кажется, даже ведущий занервничал: он то и дело поглядывал на часы и бросал беспокойные взгляды на организаторов. Он уже собирался снова выйти на сцену и быстренько сочинить что-нибудь трагичное о судьбе Эль-Магнифико, как вдруг весь свет на площадке погас. Только когда из мрака на сцене раздался глубокий голос, зрители поняли: электричество вырубилось не случайно.

— Гарри Гудини однажды сказал: «Мой мозг — это ключ, который меня освобождает», — начал Эль-Магнифико. Слова повисли в воздухе, а затем одинокий луч прожектора выхватил его фигуру в центре сцены.

Толпа немного заволновалась.

— Но даже Гудини не под силу было сделать то, что удалось десятилетнему итальянскому мальчику по имени Бенедетто Супино. В 1982 году, сидя в очереди к стоматологу, маленький Бенедетто поджег комикс, который читал. У него не было ни спичек, ни зажигалки. Нет. Бенедетто Супино сделал это силой мысли! И сегодня у вас на глазах я сделаю то же самое, используя пирокинез.

Перед сценой вспыхнул еще один прожектор. Яркий белый луч упал на подиум, где лежала плюшевая панда.

— Но прежде, чем я начну, хочу предупредить: пожалуйста, не повторяйте это дома, — грозно произнес Эль-Магнифико. — Для этого трюка нужно такое невероятное количество энергии, что известны случаи, когда у людей, пытавшихся воспользоваться пирокинезом, взрывались головы. Так что я не просто покажу вам нечто такое, чего вы никогда не видели и больше не увидите, а еще и рискну своей жизнью.

При упоминании взрывающихся голов толпа подалась вперед, а в воздухе разлились звуки Симфонии № 7 Бетховена.

Эль-Магнифико положил кончики пальцев на виски, сжал челюсти и уставился на панду. Его лицо задрожало, как чайник, который вот-вот закипит; он нахмурился так сильно, что брови сошлись на переносице. С губ сорвался высокий пронзительный звук, от которого где-то залаял терьер Джек; но прошло шестьдесят секунд, а ритуального сожжения все еще не случилось: казалось, игрушка этим даже гордится — настолько злорадно она ухмылялась зрителям с огромного экрана. Никто не заметил, как кролик Дерек спрыгнул с края сцены и юркнул под стол к судьям: все взгляды были сосредоточены на трясущемся фокуснике. Глядя на его бордовое лицо, врачи скорой помощи столпились возле кулис в полной готовности. Минута превратилась в две, затем — в три; из толпы полетели неодобрительные возгласы, они нарастали, и скоро все, даже судьи, начали издевательски хихикать. Не обращая внимания на крепнущее недовольство, Эль-Магнифико удвоил усилия. Он так сосредоточился на игрушечной панде, словно хотел не просто испепелить ее взглядом, а вообще начисто стереть с лица земли. По обе стороны сцены появились охранники, уже собиравшиеся увести его, — но в этот момент стол судей загорелся. Казалось, даже Эль-Магнифико опешил. Мартин принялся хлопать по брюкам, сбивая пламя, а Сара, хотя вовсе не горела, закричала и стала кататься по полу, пока пожарные не окатили их волной из огнетушителей. Эль-Магнифико понял: ему и впрямь удалось что-то поджечь — хотя и не панду, та даже не вспотела, — и снова затрясся, на этот раз от смеха. Он не заметил, как пожарные вытащили из-под стола обугленный трупик кролика Дерека. Электрический кабель, который он по глупости решил перекусить, все еще торчал из плотно сжатых почерневших челюстей.

Ведущий старался держаться как можно дальше от фокусника.

— Это был Эль-Магнифико, дамы и господа, — объявил он немного неуверенно.

Маг замысловато поклонился и удалился так, словно уже стал на десять тысяч богаче.

— Ну и жара пошла! — воскликнул ведущий.

Никто не засмеялся и даже не заворчал: настолько силен был шок от увиденного.

— Осталось всего одно выступление, прежде чем судьи выберут победителя, — продолжил ведущий. — Будет ли оно лучше остальных? Сейчас узнаем! Давайте, как говорится, наведем шороху перед последним номером. Хаоса мы сегодня видели предостаточно, и вот настало время для небольшого… Пандамониума!





Глава 33




Дэнни выглянул из-за занавеса. Пульс зашкаливал, и от каждого удара сердца грязный черно-белый мех дергался.

Мелькнул одинокий луч прожектора, из динамиков полилась музыка, и на четыре-пять секунд сцену залил яркий свет. Где-то в толпе Иван завопил так, словно Украина выиграла «Евровидение», а Мо засвистел так громко, что его слуховой аппарат забарахлил. Остальные смотрели только из необходимости, уверенные: никакое выступление уже не переплюнет поджигание судей силой мысли. Чем дольше сцена пустовала, тем больше зрители теряли терпение, и когда толпа уже была готова разразиться первыми криками недовольства, луч прожектора выхватил из мрака одинокий силуэт. Несколько секунд спустя он снова появился в белоснежной вспышке. Затем второй и третий раз, пока темп мелодии нарастал, а потом, когда вступление достигло апогея под дробь барабанных палочек и резко оборвалось звенящей тишиной, в свете прожекторов зрители увидели стоявшую посреди сцены фигуру. Кто-то прошептал: «крыса». Другие сказали: «енот». Еще прозвучал вариант «барсук». То тут, то там из толпы слышались разные вариации фразы «что за фигня?». Несколько детишек заплакали. Солист группы «Бог знает что» пробормотал что-то про дьявола. Никто не знал, на что они смотрят, но никто не мог отвести взгляд.

Дэнни замер от страха и уставился прямо перед собой. Он чувствовал себя так, будто впервые собирался прыгнуть с тарзанки, и чем дольше он так стоял, тем больше у него было времени представить все, что может пойти не так; наконец он вообще перестал понимать, как ему вообще могло прийти в голову отважиться на это.

Он попытался сдвинуться с места, но тело не слушалось. Он даже не чувствовал рук и ног, не говоря уже о том, чтобы начать танцевать. В голове мелькнуло: а не сердечный ли это приступ?.. Но нет; тогда Дэнни подумал, не изобразить ли его: упасть на пол и притвориться мертвым, пока за ним не придут с носилками. Прищурившись от яркого света, он смотрел на безликую толпу, надеясь, что где-то там прячется безумный снайпер, чья пуля избавит его от страданий. Но с каждой секундой становилось яснее: толпа вовсе не безлика. Он разглядел чьи-то очертания — сначала смутно, а потом отчетливо, как будто человек стоял прямо перед ним. Дэнни закрыл и снова открыл глаза, но Лиз никуда не делась. Она улыбалась ему, словно говоря: я в порядке, и ты в порядке, и все будет хорошо, если ты прямо сейчас соберешься и станцуешь, как никогда в жизни.

Именно так он и поступил.

Сначала он даже не осознал, что движется: тело перехватило у разума контроль, как пассажир — руль у мертвого водителя. Только услышав рев толпы, Дэнни понял: он танцует. Звук прошил его насквозь, как укол адреналина в задницу. Дэнни рассекал воздух, будто меч Зорро, и крутился, как флюгер во время урагана; разум воссоединился с телом, и теперь они работали в идеальной гармонии, чтобы исполнить такой танец, который стоил бы всего вложенного труда и терпения (в основном Кристаль), пота и слез (в основном Дэнни). Он не пропустил ни одного движения, даже во время лихорадочного крещендо, где часто ошибался во время репетиций, и просто искрился энергией; ему даже приходилось чуть замедляться, иначе он бы начал опережать музыку. Он не хотел останавливаться во время интерлюдии, хотя раньше не мог дождаться этих нескольких драгоценных секунд — перевести дух и быстро помолиться, чтобы хватило сил до конца номера. Но теперь интерлюдия казалась не передышкой, а помехой: Дэнни прервали, когда он только-только размялся, и вынудили ждать начала второй фазы, также известной как Гениальная идея Кристаль.

Встав посреди сцены — ровно там, где всего минуту назад он надеялся умереть страшной смертью, — Дэнни начал мысленный обратный отсчет, пока мелодия шла по нарастающей, готовясь к тяжелому спаду. Свет погас, и стробоскоп замигал так же, как на вступлении — его огни отразились в широко распахнутых от радостного волнения глазах зрителей: те смотрели на одиноко стоявшую на сцене панду и ждали ее дальнейших действий. И вдруг, совершенно невозможным образом, Дэнни понял: он не один.

— Готов? — спросил он у крохотной потрепанной версии самого себя, которая на миг показалась среди мерцающих огней. Кристаль клялась: обивку, снятую с диванчиков Фэнни, основательно продезинфицировали перед тем, как шить костюм. Но когда отец увидел, что Уилл лихорадочно чешется, будто сторожевой пес на блошиной ферме, он в очередной раз удивился, как Кристаль удалось его уговорить.

— Готов! — крикнул Уилл одновременно с первыми аккордами, и они начали танцевать, синхронно двигаясь, встряхиваясь, кружась и вышагивая по сцене, а зрители вопили так громко, что чуть ли не заглушали музыку. У пары было не так много времени на тренировки. Дэнни получил от Кристаль лишь одно указание: продолжать танцевать, когда появится Уилл, и сосредоточиться исключительно на собственном выступлении. Главная задача лежала на мальчике: ему надо было следить, чтобы его движения совпадали с движениями папы. Если тот танцевал быстрее — сын тоже ускорялся. Если медленнее — тоже притормаживал. Если бы папа упал в толпу головой вперед, Уилл бы нырнул следом, чтобы это выглядело как спланированное действие. Он готов был на все ради синхронности. Установка была далека от идеальной и держалась только на том, чтобы Дэнни не выходил за рамки сценария, но, несмотря на волнение (в том числе собственное), он двигался именно так, как надо, попадал в каждый такт до миллисекунды и не то что не падал со сцены — даже не приближался к зрителям. А если бы и упал, никто все равно бы не заметил: толпа танцевала.

Началась вторая и последняя интерлюдия.

— Где Кристаль?! — заорал Дэнни. Он не видел ее с тех пор, как она ушла из тента для артистов, и беспокоился, не случилось ли чего плохого — не с ней, а с теми, кто вздумал бы ей мешать.

— Что?! — Уилл принялся бешено чесать ягодицу.


— Кристаль! — Дэнни тяжело дышал и сильно вспотел. — Где она?!

— У тебя за спиной! — крикнул Уилл.

Дэнни обернулся, ожидая увидеть, как Кристаль ухмыляется из-за кулис, а может, даже показывает средний палец или сразу оба, но вместо этого обнаружил, что позади него на сцене выстроилось несколько девушек. Их глаза, губы и носы были выкрашены в черный, а остальное лицо покрывал белый грим. На них были одинаковые костюмы панды, а на головах — обручи с маленькими круглыми ушками. Сначала Дэнни не понял, которая из них — Кристаль, но панда в центре вдруг надула пузырь из жвачки.

— Потом объясню! — Разглядеть лицо Дэнни она не могла, но явно почувствовала его замешательство. — Действуй по плану и предоставь остальное нам!

Дэнни тупо кивнул, словно ему сообщили о смерти любимой кошки, хотя никакой кошки у него не было.

Повернувшись к зрителям, он глубоко вдохнул и задержал дыхание, готовясь к грандиозному финалу. У него горели легкие, мышцы дрожали при каждом движении, конечности казались тяжелее, чем сырые бревна, а между бедрами натирало так, что кожа там, наверное, теперь выглядела как фарш; но, когда мелодия пошла на спад в третий раз, он заглянул вглубь своей души, зачерпнул со дна последние силы и направил их на оставшиеся шестьдесят секунд. Запасы энергии почти исчерпались, но теперь он подпитывался от толпы: свист и радостные вопли заставляли Дэнни танцевать активнее, удваивать усилия и упорно идти вперед, не обращая внимания на то, что сердце вот-вот выскочит из груди, как пуговица, готовая отлететь от рубашки толстяка. Он вложил в танец все, что у него было, довел свое тело до предела и выжал еще чуть больше; поэтому, когда музыка подошла к концу, сразу после кульминации оборвавшись внезапной полной тишиной, он снова почувствовал желание схватиться за грудь и рухнуть на колени, но в этот раз по-настоящему.

Он посмотрел на стоявшего рядом Уилла, и они устало показали друг другу большие пальцы. Затем Дэнни взглянул на Кристаль — та одобрительно кивнула, позируя вместе с остальными. Потом на зрителей — теперь их лица освещали лучи огромных прожекторов из каждого угла. И вот толпа принялась скандировать «Пандамониум!» все громче и громче, пока Дэнни не почувствовал, как звук отзывается у него в костях. Девушки шагнули вперед, а Дэнни и Уилл — назад, и каждый взял за руку стоявшего рядом; все вместе они поклонились под грохот аплодисментов. Только один человек хранил молчание: Эль-Магнифико стоял с таким видом, словно хочет сжечь все вокруг дотла.

— Это был «Пандамониум»! — воскликнул ведущий, когда Дэнни, Уилл, Кристаль и ее спутницы скрылись за кулисами.

— Говорила же, он им понравится! — выпалила Кристаль за сценой, тыкая накладным ногтем в Уилла. — Разве я не говорила?!

— А еще он явно понравился тем, кто живет в этой ткани, — заметил Дэнни, когда Уилл сорвал костюм так, словно тот горел. — Ты же уверяла, что все безопасно!

— Нет, я сказала, все чисто, — поправила его Кристаль, — но я понятия не имею, чем именно ткань стирали.

— Почему они зеленые? — спросил Уилл, поднимая руки цвета яблочной кожуры.

— Хороший вопрос, Уилл. Почему он позеленел, Кристаль? Глянь на его руки! И на лицо!

— Лицо тоже?! — воскликнул Уилл с нарастающей паникой.

— Ой, да, тот чувак говорил, такое может случиться, — вспомнила Кристаль. — Не переживай, скорее всего, сойдет через пару недель.

— «Скорее всего!» — возмутился Дэнни.

— «Недель»! — добавил Уилл.

— Послушай, ну мы же справились. В любом случае это не очень большая плата за то, чтобы положить десять штук себе в карман.

— Если мы победим, — заметил Дэнни.

— Шутишь? Ты выступил просто потрясающе!

— Ты тоже была ничего. Кстати, неплохой штрих вышел с подтанцовкой. Не знаю, как тебе это удалось, но спасибо.

— Меня не благодари, — откликнулась Кристаль, — это все Фэнни.

— Фэнни?

— Она сказала девочкам, что они могут взять выходной, если придут тебе помочь.

— Правда? — изумился Дэнни. — Не ожидал от нее такой заботы.

— Это бывает, когда ей что-то нужно. — От улыбки Кристаль Дэнни сразу почувствовал себя неуютно.

— И… чего же она хочет?

Кристаль улыбнулась еще шире.

— Тебя, — ответила она.

Дэнни рассмеялся, ожидая того же от Кристаль, но не тут-то было. Он замолчал и прокашлялся.

— Ну, это, конечно, лестно, и если бы я был, не знаю, лет на триста старше, хотя, если честно, даже тогда…

— Да не в этом смысле, тупица. Фэнни не настолько отчаялась. Она думает устраивать вечер для дам раз в неделю, но пока у нее нет танцоров…

— Нет, — отрезал Дэнни, осознав, к чему она клонит. — Ни за что.

— Почему? Ты только что танцевал перед огромной толпой людей. Уверена, с парой пьяных домохозяек тоже справишься.

— На мне была одежда! Это большая разница!

— Не волнуйся, Дэнни, необязательно танцевать голым. На твою личинку не клюнет даже рыба.

— Серьезно?