Что мы знаем друг о друге

Они сдружились несколько лет назад, когда Дэнни спас Ивану жизнь. Во всяком случае, так это помнил сам Дэнни и остальные на стройке, но Иван, к тому времени отработавший всего две недели, с этой версией не соглашался. В тот день сильный ветер расшатал часть строительных лесов, и стальная труба упала бы прямо Ивану на голову, если бы находившийся неподалеку Дэнни не оттолкнул великана (чуть не вывихнув себе плечо). Но пока Дэнни почивал на лаврах, украинец, утверждавший, что как-то раз попал под танк и выжил, упрямо повторял: удар тридцатикилограммовой трубой по голове его не убил бы — да он бы даже больничный не взял; и вообще все просто драматизируют, «как в мыльной опере». Вся эта история стала для Ивана и Дэнни чем-то вроде дежурной шутки, но, кажется, смешной ее считал только последний.

— Данило. — Иван плюхнул в тачку очередную порцию цемента.

— Привет, Иван. Что это за тип в костюме? — Дэнни указал пальцем через плечо.

— Значит, ты познакомился с Виктором, — заметил Иван.

— Альф говорит, утром он уже двоих выгнал.

— Его прислать из Москвы. Там говорят, что мы слишком медленно работать.

— И что, мы станем работать быстрее, если нас уволить? — ухмыльнулся Дэнни.

Иван пожал плечами.

— У нас на Украине есть слово для таких, как Виктор.

— Да ну? — фыркнул Дэнни. — И какое?

— Придурок.

Дэнни расхохотался.

— Как твой отпуск? — спросил он, вонзая лопату во влажный цемент.

— Отпуск? — удивился Иван. — Какой отпуск? Ивана и я ездить в Одессу. Провести неделю с ее семьей. Ее мать меня ненавидит. И отец. И сестра. Даже собака.

— Заметно. — Дэнни указал на следы зубов у Ивана на руке.

— Что? — Иван проследил за движением его пальца. — А, нет. Это ее бабушка.

— Ясно.

Иван вытащил из кармана бумажный сверток и смущенно протянул его Дэнни.

— Держи.

Дэнни знал, что́ это, — даже не нужно было разворачивать. Через неделю после того случая с лесами Иван неожиданно пригласил всю семью Малули на ужин. С тех пор как Дэнни спас украинца (или не спас, смотря чью сторону принять) от шестифутовой трубы, эти двое едва ли обменялись на стройке парой слов. Если не считать того дня, они вообще почти не общались. Иван никак не объяснил свое приглашение, и Дэнни счел это завуалированным способом сказать спасибо. Тот вечер оказался лишь первым из многих, которые они провели все вместе за обеденным столом: ели, смеялись и налегали на горилку (Лиз, жена Дэнни, пила больше всех, а потом страдала от похмелья), пока Уилл и Юрий — сын Ивана и Иваны — играли в приставку, стесняясь излишней веселости родителей. Лиз очаровала собранная Иваной коллекция расписных деревянных яиц, стоявшая на подоконнике. С тех пор из каждой поездки на Украину Иван привозил Лиз деревянное яйцо — и не перестал этого делать даже после трагедии.

— Спасибо. — Дэнни повертел пеструю игрушку в руке. Он знал, как неловко чувствовал себя Иван в такие моменты. Наверное, он уже сто раз задавался вопросом, продолжать ли эту традицию, но не прервал ее — и Дэнни был ему за это благодарен.

— Как Уилл? — Иван явно старался поскорее сменить тему.

— Хорошо. — Дэнни положил яйцо в карман жилета. — Скорее всего. Я не знаю.

— Так и не заговорил?

— Нет. Ни словечка не сказал. Даже во сне.

Работник прикатил пустую тележку и забрал полную.

— Знаешь, — заметил Иван, — может, он и говорит.

— Со мной — нет.

— Нет, я иметь в виду, молчание тоже бывает громким, понимаешь?

— Нет, не совсем, — покачал головой Дэнни.

— Слушай. — Иван воткнул лопату в цемент и оперся на черенок. — Когда Ивана зла на меня, она кричать и называть меня ослом. Но иногда, когда она очень зла, она молчать много дней. Она вести себя тихо, как мышь, но я знаю: так она пытаться сказать мне что-то, понимаешь?

— Например? — уточнил Дэнни.

Иван пожал плечами.

— Например, что хочет засунуть мою голову в печь.

— Думаешь, Уилл именно это имеет в виду?

— Нет, но, может, он говорить, а ты его просто не слышишь.

— Ну пусть откроет рот и скажет, — вздохнул Дэнни. — Прошло уже больше года. Что бы он ни старался донести своим молчанием, вряд ли это хуже гробовой тишины.






Глава 3




Девчонки притворялись, будто не смотрят на мальчишек, болтая с подругами или играя в телефоны, а мальчишки делали вид, что не наблюдают за девчонками, хотя втайне надеялись их впечатлить, чеканя мяч или снимая на видео, как ни с того ни с сего начинают колотить ничего не подозревающих одноклассников. Все друг за другом следили, только исподволь. Это напоминало большую игру в гляделки: моргай сколько хочешь, но, если кто-нибудь заметит, как ты на него пялишься, — сморщишься, как посыпанный солью слизняк. Лишь у одного человека хватало самоуверенности, чтобы выдержать каждый взгляд на школьном дворе; в тот день, как и почти всегда, Марк не спускал глаз с Уилла.

— Серьезно, это было безумие! — тараторил Мо, пока они с Уиллом пробирались сквозь толпу, направляясь к школе. — Львов восемь, если не больше — на самом деле львиц, львы-то не охотятся, — поедали этого быка, или бизона, еще живого, а он… ну, просто стоял и щипал траву, пока они его кусали, и…

Уилл ткнул Мо локтем под ребра.

— За что? — протянул тот, потирая бок.

Уилл кивнул в сторону трех неопрятных мальчишек, шагавших им навстречу. Они были старше и выше Уилла и Мо, чем страшно гордились. В своих незаправленных рубашках и болтающихся галстуках они походили на троицу заработавшихся детективов. Хотя если Марк с прихвостнями и имели какое-то отношение к преступности, то уж точно не боролись с ней. Марк был на несколько дюймов ниже остальных членов банды, но его слава главного задиры старшей школы «Ричмонд» компенсировала недостаток роста, ума и красоты, как и отсутствие передних зубов. Чтобы впасть к нему в немилость (впрочем, милостей за ним и не водилось), даже делать ничего не требовалось. Сам факт твоего существования делал тебя участником лотереи боли Маркуса Робсона, и почему-то — Уилл никак не мог взять в толк почему — его имя выпадало как минимум в два раза чаще, чем остальные.

— Идем, — поторопил его Мо. Они ускорили шаг в надежде поскорее добраться до класса. Старшие мальчишки тоже поднажали, преследуя их в толпе, как три акулы, учуявшие в воде кровь.

— Парни, гляньте, кто у нас тут! — Марк перегородил Уиллу и Мо главный вход. — Тупой и еще тупее. Или как — «глухой и еще тупее»?

— Я же говорил, я не глухой! — возразил Мо. — У меня…

— Что? — Марк приставил к уху ладонь. — Не расслышал.

— Я сказал, я не глухой, у меня просто…

— Что?

— Говорю, я не…

— Не слышу, Мо, погромче! — не унимался Марк.

Тут Мо наконец уловил иронию и вздохнул.

— Идиот, — пробормотал он, поправляя слуховой аппарат.

— Что ты сказал?! — выпалил Марк.

— Ты же меня не слышишь, — съязвил Мо.

— Следи за языком, — рявкнул Марк и дернул Мо за галстук так сильно, что узел затянулся в крохотный шарик. — Бери пример со своего парня.

Мо пытался ослабить галстук, а Марк тем временем повернулся к Уиллу.

— На что уставился?

Уилл пожал плечами и опустил глаза.

— В чем дело? — фыркнул Марк. — Нравлюсь?

Мальчик покачал головой.

— Хочешь сказать, я урод?

Уилл снова покачал головой.

— Значит, все-таки нравлюсь? — настаивал Марк.

— Оставь его в покое, — после попытки удушения голос Мо звучал хрипло.

— Заткнись, Моби Бзик, — огрызнулся Марк.

— Моби Бзик, — повторил Тони, самый высокий из троих. — Прикольно.

— Не понял, — подал голос Гэвин, настолько прыщавый, что, казалось, гноя у него в голове было больше, чем мозгов.

— «Моби Дик», — пояснил Тони. — Ну знаешь, книжка такая. Там еще кит и одноногий Араб.

— Араб? — переспросил Гэвин. — Как Мо?

— Ахав, — поправил его Мо. — Капитан Ахав. И я не араб, я пенджабец.