Чикатило. Явление зверя

* * *


Автобус притормозил у остановки. С шипением раскрыл двери. Тарасюк, высокий, но слегка рыхловатый парень с дурашливыми глазами навыкате, сидел у окна, упершись лбом в стекло, и смотрел на пассажиров, смешно карабкающихся в автобус. Внимание его привлекла девушка – чистенькая, опрятная, удивительно милая, при этом несколько простоватая.

Тарасюк изогнулся, высматривая, как незнакомка входит в автобус. Отлипнув от стекла, он нашел ее взглядом среди зашедших в салон пассажиров.

– Осторожно, двери закрываются. Следующая остановка «Гостиница „Московская“», – сообщил голос диктора.

Девушка бросила монетку в билетную кассу, отмотала и оторвала билетик, пошла через салон, выискивая свободное местечко. Одно обнаружилось напротив Тарасюка.

Тарасюк смотрел на нее с улыбкой. Заметив это, девушка улыбнулась в ответ. Неожиданно парень оскалился, сделал зверское лицо и громко клацнул зубами, словно дикий зверь. Незнакомка от неожиданности вскрикнула, вскочила. Тарасюк, запрокинув голову, расхохотался. Пассажиры смотрели на него с испугом. Девушка поспешно ушла в другой конец салона. Парень гыгыкнул пару раз, зыркнул на какую-то бабку так, что та отвернулась, и снова уставился в окно.





* * *


Совещание в кабинете Ковалева продолжалось второй час.

– Пришел результат анализа мужских выделений с трупа. Если это сперма убийцы, а иного не предполагается, то у нашего преступника четвертая группа крови, – докладывал свежие новости Липягин.

– Что нам это дает? – спросил Горюнов.

– Это дает нам возможность значительно сократить группу потенциальных подозреваемых, – ответил за Липягина Кесаев.

– А у нас уже есть такая группа? – наконец прервал молчание Ковалев. – И кто в нее входит? Все мужчины Ростовской области?

– Все половозрелые мужчины Ростовской области, имеющие четвертую группу крови, – поправил его следователь. – Согласитесь, таких значительно меньше.

– Вы, Тимур Русланович, сейчас предлагаете иголку в стоге сена искать. И потом, у меня нет сведений по группам крови населения, – хмыкнул полковник.

– Значит, будем собирать такие сведения, – спокойно сказал Кесаев.

– Как вы это себе представляете? – подал голос Липягин. – Простите, товарищ полковник, но это привлечет внимание, не говоря уже о том, что не даст никакого результата.

– Значит, будем работать так, чтобы не привлекать внимания, – все так же подчеркнуто спокойно ответил москвич. – Для начала можно без подозрений брать анализ у всех, кто обращается в медицинские учреждения. Кроме того, опять же не вызывая подозрений, можно собрать сведения по воинским частям, высшим учебным заведениям и другим организациям, в которых предусматриваются плановые медицинские осмотры. Далее, можно ввести обязательный анализ для лиц, имеющих водительские права.

– Тимур Русланович! – раздраженно воскликнул полковник. – Вы вообще понимаете, сколько времени и средств потребуется на подобную операцию?

– Александр Семенович, сколько лет продолжаются убийства в области? – спросил Кесаев. – Уже потрачено огромное количество времени. И с тех пор, как мы здесь, прошло тоже немало времени, а мы с вами, простите, только на месте топчемся. Так что не надо считать время и средства. Придется ударно потрудиться.

Ковалев нахмурился, сжал кулаки.

– Это вы верно подметили, товарищ полковник. Работать надо! Мы-то тут не работаем. Даешь пятилетку в три года!

Взгляды Ковалева и Кесаева встретились. Повисла напряженная тишина.

Витвицкий, как школьник, поднял руку.

– Разрешите, товарищ полковник!

Кесаев кивнул. Психолог поднялся из-за стола.

– В момент убийства девушки Шеин и Жарков находились в камере… Соответственно… они не могли быть причастны к убийству. У них ведь алиби. Их надо отпустить.

– Да погоди ты, капитан! – рявкнул Ковалев. – Все б тебе отпускать. Отпустить всегда успеем. Мало ли что может произойти?

– А что может произойти, Александр Семенович? – с вызовом спросил Витвицкий.





* * *


Автобус, в котором ехал Тарасюк, прибыл на остановку, находившуюся рядом со зданием УВД. Парень первым вышел из салона, издали плюнул в урну, попал и опять рассмеялся.

Он направился к большому, серому, похожему на готический замок зданию, поднялся по ступенькам и застыл перед табличкой. Долго и внимательно, шевеля толстыми губами, читал: «МВД СССР. Управление внутренних дел по Ростовской области».


Тарасюк вошел в двери УВД, огляделся в прохладном, гулком вестибюле и решительно двинулся к дежурному офицеру. Остановившись напротив, пристально посмотрел на него.

– Вы что-то хотели? – спросил дежурный.

– Мне нужен самый главный, – с вызовом сказал Тарасюк. – Кто здесь самый главный?

– По какому вопросу? – спокойно поинтересовался мужчина на посту, видавший на своем веку всякое.

– У меня важные сведения про убийство.

– О каком убийстве идет речь? – все так же спокойно спросил дежурный.

– В Новошахтинске. Где глаза выкололи.

Офицер подобрался, словно волк перед прыжком, наклонился через стойку.

– И какие же у вас сведения?

Парень улыбнулся той самой звериной улыбкой, которой он напугал девушку в автобусе.

– Это я убил, – хрипло сказал он и протянул мужчине руку, раскрыв ладонь.

Дежурный отпрянул. На раскрытой ладони Тарасюка лежала пара кукольных глаз, на первый взгляд очень похожих на человеческие…





Часть III




Вечерело. Между расставленных по всем правилам мудреной туристической науки палаток разбрасывал тревожные блики тщательно окопанный небольшой костерок. У костра на бревнах сидела компания студентов, парней и девушек. Звенела гитара, и лохматый по моде парень в видавшей виды штормовке выдавал, как это называлось у туристов, бардовский хит сезона:

А все кончается, кончается, кончается,

Едва качаются перрон и фонари.

Глаза прощаются надолго, изучаются.

И так все ясно, слов не говори!

А голова моя полна бессонницы,

Полна тревоги голова моя.

И как расти не может дерево без солнца,

Так не могу я быть без вас, друзья!





Лохматому подпевали даже безголосые – песня нравилась. Впрочем, были и те, кто молчал. Один из парней задумчиво ворошил прутиком угли костра. Сидящая рядом с ним миловидная синеглазая девушка в свитере и синих брючках «под джинсы», отметив, что все увлечены песней и своими переживаниями, потихоньку встала с бревна, незаметно для остальных отошла от костра и скрылась за деревьями, в густеющих сумерках. Гитарист продолжал петь:

Спасибо вам, не подвели, не дрогнули.

И каждый был открыт таким, как был.

Ах, дни короткие, до сердца тронули!

Спасибо вам, прощайте! Докурил.

А все кончается, кончается, кончается,

Едва качаются перрон и фонари.

Глаза прощаются надолго, изучаются.

И так все ясно, слов не говори!