Четвертый лишний

Она не просто подозревала Трофима, она обвиняла его. Да и Слава, видимо, тоже, не зря же он набросился на него. Рубаха трещала по швам, верхние пуговицы вырваны, но Трофим не обращал на это внимания. Он думал о том, что в смерти Мурата его могут обвинить не только Кислицыны. Никто не видел, как убили Мурата, а на месте преступления был только Трофим, Слава, конечно же, это подтвердит. И еще на нем кровь потерпевшего, неопровержимая улика, как говорят в таких случаях.

— Мы думали, что это привидение!

— Какое привидение? Ты что несешь? — Слава с силой тряхнул Трофима. И все-таки порвал рубаху. Трофим оттолкнул Кислого, и в руке у Славы остались пуговицы с «мясом».

— Я же тебя изуродую! — взревел Слава.

Трофим встретил его прямым в челюсть. Ударил он на противоходе, ничем не сдерживая себя.

Размахивая руками, Слава подался назад, он пытался удержать равновесие, но не смог, сел на пятую точку и заморгал, растерянно глядя на Трофима. Вид у него был как у человека, которому влепили пощечину, чтобы привести в чувство.

— Какое привидение? — потрясенно спросила Алла.

— Мы думали, что это привидение! — мотнул головой Трофим.

Он глянул на дисплей своего телефона, появилась сеть, можно звонить. Пока он вызывал полицию, Слава поднялся, а к ним подошли неожиданно возникшие две пожилые женщины из тех, которые провожали Диму Евсюкова в последний путь. Возможно, родственницы, а может быть, просто знакомые или просто прохожие. Они бы прошли мимо, но услышали разговор, как тут не остановиться, когда человека убили?

— Ты это серьезно, Мурат сейчас там? — спросил Слава, показывая в сторону, откуда пришел Трофим.

— А ты несерьезно? Ты набросился на меня несерьезно? — Трофим провел рукой по своей рубашке с дырками на месте верхних пуговиц.

— А что за человек в цилиндре?

— В плаще, в цилиндре, — сказал Трофим.

— А шпага?

— А шпага в тросточке!

— Не шпага! — махнула рукой грузная женщина с красными навыкате глазами. — Стилет!

— А может, и шпага! — пожала плечами другая, худая и костлявая как сама смерть.

Глаза маленькие, нос острый, щеки впалые. А разговор какой-то уж очень странный. Откуда они знают о шпаге или стилете в трости?… Возможно, Трофиму все это мерещится. Может, перегрелся на солнце у могилы, сознание помутилось, и ему почудилось, что он оказался в иной реальности? Сейчас его приведут в чувство, он вернется в свое измерение и узнает, что Мурат жив-здоров.

— А цилиндр на голове? — глядя на черный платок, спросил Трофим.

— И цилиндр был, и плащ должен быть, — кивнула костлявая, глядя на Трофима как на человек, одержимого потусторонним миром.

— Где должен быть? — спросила Алла, с подозрением глядя на нее.

— Ни где, а у кого! — Женщина то же посмотрела на Аллу так, словно та была не в своем уме. — У Гоголя!

— Ну, конечно же, у Гоголя, — вымученно улыбнулся Трофим. Разумеется, он блуждал сейчас по лабиринтам своего сознания, где были и странный звонок, и школьная программа, а еще жена ушла к другому, все смешалось, отсюда и этот бред.

— Это мы его так называем, — сказала грузная.

— Кого его? — Слава посмотрел на нее, перевел взгляд на Трофима и пожал плечами. Кто-то из них двоих определенно сошел с ума.

— Призрак у нас по кладбищу бродит, — прояснила худая женщина.

— Призрак, — с опаской глянув по сторонам, подтвердила грузная. — А он что, кого-то убил?

— Не знаю… — пожал плечами Трофим. — Уже ничего не знаю.

Он повернулся к Славе спиной и побрел в обратную сторону. Ему бы убраться с этого сумасшедшего кладбища с его призраками, но сначала нужно убедиться, что смерть Мурата ему пригрезилась. И он обязательно убедится. А объяснения с полицией его не пугали, хотя бы потому, что они наверняка будут происходить в иллюзорной реальности.

— Гоголь не мог убить! — крикнула вслед костлявая.

— Он только пугает! — добавила ее подружка.

— Ну, конечно! — себе под нос пробормотал Трофим.

Сворачивая с дороги на знакомую тропинку, он глянул назад. Ощущение реальности не отступало, он был почти уверен в том, что никого за спиной не увидит. Потому что женщины — плод его больного воображения, и Слава с Аллой тоже.

Но нет, и Славу с Аллой он увидел, увидел и странных женщин. Они стояли и о чем-то говорили, глядя ему вслед.

Причем Слава собирался идти за ним, но он не пойдет, потому что должен исчезнуть как мираж. И труп Мурата должен был исчезнуть. Трофим шел к месту, где якобы оставил Мурата, посмеиваясь над самим собой. Действительно, надо было ехать в кафе, скорее всего, Мурат уже там, и Слава с Аллой тоже там, он и убедился бы в собственном диагнозе: временное помешательство на почве нервного переутомления, осложненного тепловым ударом. Нужно хорошенько выспаться, и все пройдет.

Но, увы, реальность оказалась самой настоящей, подтверждением тому послужила череда последующих событий. Сначала он обнаружил труп Мурата, затем появилась полиция. Наручники на Трофима надевать не стали, но в отделение доставили.






Глава 4





Деревней Дима называл поселок, в котором жил со своей семьей. Поселок довольно-таки большой, районного значения, отделение полиции там имеется, и уголовный розыск в нем есть, и свои следователи, но Трофимом занялся межрайонный следственный комитет. На допрос его вызвали поздно вечером. Он с удовольствием переместился из душной камеры в прохладный кабинет. Тарахтел старенький кондиционер, в нем что-то трещало и гремело, но Трофима это не раздражало. Его бесила сама обстановка, в которой он оказался.

Пожилой, усталого вида следователь Волынцов не пытался давить на него, не точил карандаши, не светил настольной лампой в глаза. Начал без всяких предисловий и задавал вопросы до тех пор, пока Трофим не разговорился, дальше следак только слушал, мотая себе на ус.

— Вышел к ограде, никого, повернул к воротам, смотрю, Слава там со своей женой.

— С вашей бывшей женой, — уточнил Волынцов.

— А это имеет какое-то отношение к делу?

Оказывается, следователь даром времени не терял, успел собрать сведения о Трофиме и составить представление о нем. Слава наверняка поделился своими подозрениями на его, Трофима, счет.

— Если только отдаленное. — Следователь зачем-то потрогал родинку на своем носу.

— Это как? — спросил Трофим, хотя намек он понял. Или ему показалось, что понял. Очевидно, по мнению Волынцова, он должен был отомстить Славе за свое унижение отвергнутого мужа, но выбрал долгий обходной путь, сначала убил одного своего друга, затем другого и только потом подобрался к третьему. Глупость какая-то, чушь несусветная, но почему же следователь так серьезно смотрит на него?

— Следующий на очереди у вас Кислицын, я правильно понимаю?

— На очереди у меня?

— А я сказал у вас? — как будто удивился Волынцов.

— Вы озвучили свои мысли, — кивнул Трофим. — И начали с меня.

— А с кого надо было начать?

— С очереди. Кто-то же поставил нас в очередь, о которой вы говорили.

— Говорил. И знаю… Вы в очереди четвертый.

— То есть я создал эту очередь?

— Ваш друг почему-то в этом уверен.

— Значит, он уже не мой друг.

— Да, но умереть он должен как ваш друг. Четыре друга, один в земле, другой в морге, уже известно, кто следующий на очереди.

— Кислицын следующий на очереди. Но вовсе не потому, что он увел у меня жену. Если бы я хотел ему отомстить, я бы с него и начал.

— Тогда бы вы возглавили список подозреваемых.

— Замечательно! Я такой хитрый, я такой коварный… я такой изобретательный, наконец! А Илью Муратова убил так топорно. И в крови испачкался, и к Славе вышел, вместо того чтобы спрятаться…

— Даже самые хитроумные планы рассыпаются из-за незначительных мелочей.

— Значит, орудие убийства я спрятать догадался, а спрятаться сам — нет?

— Ну спрятались бы вы, а дальше? Нашли бы труп, нашли бы и вас.

— Да, но орудие убийства вы не нашли!

— Орудие убийства небольших размеров…

— Орудие убийство исчезло вместе с убийцей, а он ушел какой-то тайной тропой. А я двинулся к воротам, потому что мне скрывать нечего!..

— А очередь?… Кто создал очередь, в которой погибли уже двое?

— Не знаю.

— Кто отравил Евсюкова? Если его, конечно, отравили, — на всякий случай уточнил следователь.

— Не знаю.

— Кто убил Муратова?

— Не знаю. Но его убил тот же человек, который убил и Евсюкова.