Честь снайпера

– Оберфельдфебель, вы начинаете мне надоедать. Не вынуждайте меня приказать моим людям заставить вас повиноваться.

– Ах ты, сумасшедший арабский ублюдок, ты не имеешь права…

– Оберфельдфебель, следите за своим языком. Вы уже оскорбили старшего по званию и сейчас опасно близки к измене.

Салида окружили трое его подручных, в том числе мускулистые «плотники» и один из вооруженных МП-40 часовых, стоявших у дверей. В этот же момент Денекер тронул Вилли за плечо и шепнул ему на ухо:

– Вилли, Вилли, Вилли, не будем терять голову!

– Ты сам изменник, долбаный араб! Если у этого человека хоть один волосок упадет с головы, я прослежу за тем, чтобы ты горел в аду! Кто ты такой, твою мать.

– Оберфельдфебель Бобер, – вдруг рявкнул фон Бинк, – вы свободны! Гауптштурмфюрер Салид, этот человек просто несдержанный грубиян, ничего преступного в его действиях нет. Пожалуйста, простите его!

– Нельзя вешать человека на рояльной струне в оскверненной церкви! – не унимался Вилли. – Это кощунство! Это противоречит всему тому, за что стоит германская армия! Вы глумитесь над жертвой тех миллионов, что отдали свою жизнь на Восточном фронте!

– Рейх считает фон Бинка изменником, и у меня есть очень четкие приказания на этот счет.

– Оберфельдфебель Бобер, – снова заговорил генерал, – как командующий 14-й мотопехотной дивизией я приказываю вам немедленно успокоиться и уйти отсюда! Мне вы этим никак не поможете, больше того, вы отнимаете у меня последние крохи собственного достоинства, какие у меня только остались. Пожалуйста, уходите и возвращайтесь к своим обязанностям. Это прямой приказ, и я жду, что вы его выполните!

У Вилли мелькнула мысль выхватить свой «Парабеллум», пристрелить Салида, затем развернуться и всадить фон Бинку пулю промеж глаз. Лучше так, чем смерть от удушья на конце затянутой петлей рояльной струны, на высоте шести дюймов над полом, ради порнографического удовольствия тех извращенцев, кто через неделю будет просматривать этот фильм в Берлине. И если сербы потом расстреляют его, Вилли, что с того? Он в любом случае не доживет до конца войны, какая разница? Лучше умереть за то, во что веришь, чем удерживать ущелье, чтобы какие-то ублюдки-эсэсовцы вроде этого долбаного араба и его сербов, обагренных кровью сотен евреев, смогли спасти свои шкуры.

– Вилли, – шепнул ему на ухо Денекер, – ты только подумай о последствиях! Ты подставишь Карла и остальных ребят, для них наступит самый настоящий кошмар, их отправят в концлагерь. И после всего того дерьма, через которое им довелось пройти, они сами кончат жизнь, болтаясь на рояльной струне!

– Послушайся своего друга, Бобер, – подхватил генерал. – Он говорит мудрую вещь.

Обернувшись к генералу, Вилли вытянулся в струнку и отдал ему честь, вскинув правую руку к пилотке в традиционном армейском приветствии.

– Господин генерал-лейтенант фон Бинк, выражаю вам уважение от лица всей боевой группы фон Дреле двадцать первого полка 2-й воздушно-десантной дивизии. Вы герой, вы мужественный, благородный человек. Для нас было большим счастьем служить под вашим началом, и мы вас никогда не забудем!

С этими словами он развернулся и быстрым шагом вышел из церкви.





Глава 41




Карпаты

Дорога от Яремчи на юг

Наши дни

– Ты говоришь запыхавшись, словно на бегу, – сказал Джимми, находясь в двух тысячах миль отсюда, предположительно сидя на диване перед камином, потягивая из хрустального бокала выдержанное виски.

– Долгая история. У тебя есть что-нибудь?

– Вообще-то есть.

– Ты говори, а я буду идти. И извини за учащенное дыхание.

У нас в радиоперехвате и дешифровке работали очень толковые ребята, – начал сидящий на диване Джимми, – и, похоже, нам было известно, что начиная с 1944 года Сталин решил дистанцироваться от партизанских формирований, которым не доверял. Он уже не сомневался в том, что одержит победу в этой войне, теперь его больше заботило то, как одержать победу в следующей. И тут наши ребята увидели шанс вмешаться в игру. Штаб командования экспедиционными силами в Европе отправил в Александрию «черный» бомбардировщик «Галифакс». К этому времени наши шифровальщики взломали советские шифры и установили связь с различными партизанскими отрядами. Мы предложили им то, в чем им отказывал Сталин. Каждую ночь бомбардировщик вылетал из Александрии и брал курс на подбрюшье Европы, в том числе запад России, где сбрасывал контейнеры с оружием и снаряжением для партизанских отрядов. Не сомневаюсь, многие контейнеры попали в руки к немцам, и все же некоторые были доставлены по назначению. В каждом контейнере имелось все, что необходимо для партизанской борьбы в тылу врага, для революции, для военного переворота: одна снайперская винтовка 4Т, пять пистолетов-пулеметов «Стен», четыре тысячи 9-мм патронов, пятьдесят патронов 303-го калибра, двадцать пять гранат «Миллс» и пять револьверов «Уэббли». Как следует из архивов, бригада Бака из Народного фронта Украины получила свою долю, три контейнера, 9 февраля 1944 года. Вот и ответ на твой вопрос: именно таким образом 4Т могла и должна была попасть на Украину, и, следовательно, в июле 1944 года ею мог воспользоваться твой снайпер.

– И последний вопрос: есть какие-нибудь сведения или мысли относительно того, как были пристреляны эти винтовки?

– Увы, тут ничем не могу помочь. Но обычный комплект, поставлявшийся в пехотные части, состоял из 4Т в ящике из сосновых досок, инструмента и материалов для ухода и обслуживания, наставления по стрельбе и прицела, пристрелянного на дистанции сто ярдов. Разумеется, каждый снайпер перестраивал прицел под себя.

– То есть если нашей Миле предстояло сделать выстрел на дистанции тысяча ярдов, она должна была перестроить прицел?

– Совершенно верно.

– Я все понял, – сказал Свэггер. – Старина, ты лучший из лучших.

– Значит, до встречи в августе?

– Точно, – ответил Свэггер, однако его мысли уже были в другом месте, перебирали определенные возможности.

– Хорошие новости? – спросила Рейли.

– Угу, – ответил Свэггер. – Мила получила свою винтовку.


Он вкратце изложил содержание разговора с Джимом Гатри.

– Так, – сказала Рейли. – Ну, полагаю, это…

– Ты упускаешь самое главное, Рейли, – не дал ей договорить Свэггер, внезапно очень серьезный и сосредоточенный. – Неужели ты не понимаешь?

– Что? – недоуменно спросила та.

– Если у Милы была эта винтовка, а все говорит именно об этом, выстрел на дистанции тысяча ярдов уже не выглядит невозможным. Если ей удалось найти способ пристрелять винтовку, такое осуществимо.

– Значит, она… ты хочешь сказать… я все-таки не совсем тебя понимаю…

– Я пытаюсь тебе объяснить, почему американская армия, английская армия, русская армия и израильская разведка так и не смогли после войны разыскать Гределя. – Свэггер помолчал. – Мила его убила. Прикончила сукиного сына.





Глава 42




Окрестности Яремчи

Карпаты

Конец июля 1944 года

– И как же вы поступили с английским контейнером с винтовками и гранатами? – спросила Мила.

Они шли по склону, заросшему густым лесом.

Учитель объяснил. Свой рассказ он закончил так:

– Мы получили три контейнера с оружием и взрывчаткой, их сбросили ночью с низко летящего бомбардировщика. Бак хотел, чтобы ни одна живая душа не знала, где они спрятаны. Один контейнер забрал я, другой – сам Бак, а третий – его заместитель.

Они вышли на освещенный участок тропы, куда беспрепятственно проникали лучи солнца, поскольку здесь не было высоченных сосен, закрывающих небо, а также кустов можжевельника и калины, заполнивших пространство между деревьями. На отлогом склоне кто-то словно выкосил узкую полосу, обнажив голую землю, заваленную камнями. Она уже начинала зарастать молодыми побегами, но они еще не успели вырасти настолько, чтобы их можно было назвать полноценными деревьями. Этот рубец взбирался вверх по склону до того места в тысяче метрах выше, где сквозь тонкий слой плодородной почвы, покрытый зеленью, пробивались голые скалы, суровые и неприступные, еще дальше ввысь увенчанные снежными шапками.

– Это каменная осыпь, – объяснил Учитель. – Кажется, то самое место. В тот раз мы пришли сюда сверху, и идти было гораздо легче. Сейчас нам придется подниматься.

Через тысячу нелегких метров они добрались до небольшого выступа, где можно было посидеть и немного отдохнуть.

– Отлично, – сказал Учитель, – кажется, мы пришли.

Ему потребовалось несколько минут, чтобы сориентироваться и отыскать в пещеру вход, скрытый зарослями можжевельника. Пещера оказалась гораздо меньше той, где Мила укрывалась на протяжении последних недель.

Скользнув в узкий проход, все трое заморгали в полумраке, кашляя от пыли, поднятой в воздух их шагами. Какое-то время они стояли на месте, дожидаясь, когда пыль осядет и глаза привыкнут к темноте. Внутри пещера оказалась просторнее, чем можно было судить по входу, и через какое-то время тонкий световой луч, проникающий внутрь, позволил рассмотреть детали.

– Вот! – торжественно объявил Учитель.

Он вытащил что-то в пятно света – тяжелый железный ящик длиной метра полтора, шириной полметра и сантиметров восемьдесят глубиной. Ящик был закрыт крышкой. Нагнувшись, Учитель открыл три запора и откинул крышку на петлях. Открытый ящик показался Миле манной небесной, приправленной запахом оружейной смазки: пять похожих на длинные трубки предметов, сияющих тусклой вороненой сталью, вложенные в углубления в деревянной раме.

Мила узнала «Стэн», дешевый, грубый, но надежный английский пистолет-пулемет. Стальная трубка ствола, несколько винтов, все сварные швы неровные, много штампованных узлов – казалось, пистолет-пулемет смастерили из подручных деталей в мастерской в гараже.

Учитель достал из ларца с сокровищами другое волшебство – ребристое яйцо с рычагом, повторяющим его изгиб, торчащим из центрального механизма, и кольцо с предохранительным стержнем, удерживающим все вместе. Это была граната «Миллс», знаменитая английская «лимонка».

– Винтовка, – выдохнула Петрова. – Ты сказал, здесь есть винтовка.

Снова наклонившись к контейнеру, Учитель извлек из него длинный деревянный ящик и, открыв, с некоторым трудом достал длинную палку, завернутую в клеенку.

Мила взяла эту палку и сразу же почувствовала ее тяжесть. Более короткая, чем ее «Мосинка», винтовка была тяжелее. Мила поднесла ее к свету, разглядывая знакомые и в то же время непривычные детали: спусковой крючок, магазин сразу же перед спусковой скобой, затвор, длинный ствол, одетый в деревянное ложе. Винтовка имела специальную подушечку, вырезанную из дерева и привинченную шурупами к прикладу, так, чтобы к ней можно было прижаться щекой и подбородком, пока прильнувший к окуляру оптического прицела глаз высматривал цель. Но важнее всего был сам прицел – точнее, сложный механизм, крепящий трубку с линзами к ствольной коробке, странный, по– английски эксцентричный. Он напоминал пережиток викторианской эпохи, железнодорожный виадук, переброшенный через глубокое ущелье, с раскосами, колесиками маховиков, винтами и заклепками, собранными по такой сложной схеме, что в это трудно было поверить, и все это для того, чтобы прикрепить черную стальную трубку с оптикой к винтовке посредством прочных стальных хомутов. Это было сложное мудреное устройство, с множеством винтиков, которые удерживали все воедино, не давая рассыпаться по частям.

– Похоже на творение Льюиса Кэрролла, – заметил Учитель.

Прихватив винтовку, Мила выбралась из пещеры и растянулась на земле, принимая положение для стрельбы лежа.

Оставшиеся в пещере мужчины услышали, как закрылся затвор, как щелкнул курок – Мила привыкала к ходу спускового крючка.

Она возвратилась в пещеру.

– Теперь нужно ее пристрелять.

– Пристрелять? – спросил Учитель.