Черные души праведников
Часть 16 из 32 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Вам непременно нужно было говорить это при ребенке? – прошипела ее мать.
– Полагаю, да, – отрезал Матвей. – Необходимо все обсудить и решить, как быть. Если кого-то что-то не устраивает, дверь рядом.
Женщина вспыхнула, ошпарив его взглядом, но промолчала. Он тут же устыдился своих слов, глядя на перепуганную девочку. Мог бы выразиться и помягче. Зачем так грубить?
– В любом случае тебе не стоит бояться. Мы сумеем тебя защитить, – слегка виновато сказал девочке Матвей.
– Мы вроде бы знакомы, но я уверен – никто не помнит, как кого зовут. – Иван Александрович решил немного разрядить обстановку. Он назвал свое имя и предложил всем остальным сделать то же самое.
Пожилая вдова оказалась Верой Ивановной. Девочку звали Дианой, а ее мать – Светланой. Официантка так ничего и не сказала, но если имя на бейдже принадлежало ей, то звали ее Ириной.
– Поскольку мы находимся на кухне и вряд ли кто-то ужинал сегодня, предлагаю перекусить… – начал Матвей, но его перебила Светлана:
– Все мужчины одинаковые! Мы в смертельной опасности, а у вас только и мыслей, что о своем желудке!
Эта дамочка определенно начинала действовать ему на нервы.
– Матвей прав, – пришла на помощь Ольга. – Мы через такое прошли! Нужно успокоиться, сесть и обдумать все. От того, что будем нарезать круги по комнате, лучше никому не станет.
Вера Ивановна поднялась со стула, и, держась все так же неестественно прямо, подошла к одному из шкафов, открыла дверцы.
– Кому чаю, кому кофе? – спросила она.
Вопрос был решен. Женщины принялись собирать на стол. Иван Александрович присел, с видимым наслаждением вытянув изувеченные ноги.
«Если мне тяжело, то каково ему?» – подумалось Матвею.
Он открыл кран и стал умываться, стараясь не думать, чем выпачканы его руки.
– Смерть. Кругом смерть, – вздохнула Вера Ивановна. – Больше никто не выжил? Вы уверены?
Матвей кивнул.
– С вами была девушка, – невпопад сказала Светлана, и Ольга метнула на нее сердитый взгляд: все ведь и без того ясно, зачем говорить об этом?
– Юлиана с вечера ушла в спортзал. До того, как все началось. Мы с Иваном Александровичем пошли за ней, но не смогли спасти. Опоздали. Когда пришли туда, всюду была кровь.
Матвей содрогнулся, вспоминая картины, открывшиеся их взору. Пустое темное здание, обставленное и отделанное в стиле «дорого-богато»: зеркала, чтобы созерцать свои идеальные формы, кадки с растениями, диваны, столики. Просторный вестибюль, настороженная, давящая на барабанные перепонки тишина – и откуда-то взявшаяся абсолютная уверенность, что они здесь не одни. Что кто-то слышит их, кто-то поджидает.
Мужчины вошли и увидели справа стойку администратора. Самого администратора на месте, конечно, не оказалось. Встреча с персоналом им еще предстояла.
– В одной из душевых кабин текла вода, мы услышали этот звук и поначалу решили, что там есть кто-то. Живой человек. Может, Юлиана. Только никого не было.
«Вообще-то, – подумал Иван Александрович, – учитывая все обстоятельства, нельзя сказать, что мы опоздали. У нас попросту не было шанса успеть. В тот момент, когда девушка вышла из дому и пошла через стремительно темнеющий парк, то уже была обречена, хотя еще не подозревала об этом».
– Юлиана пропала. Когда подходили к спортклубу, мы слышали чей-то крик. Не знаю, она ли это кричала. Я даже не уверен, что крик доносился изнутри. Все так перепуталось… – Матвей помолчал. – В здании нам встретились два этих существа. К счастью, к тому моменту мы нашли туристическое снаряжение и прихватили с собой топор. В противном случае…
– Как вы нашли нас? – спросила Диана.
– Увидели свет в одном из окон, – ответил Иван Александрович. – Точнее, свет остался включенным почти во всех зданиях, и на улице возле многих домов автоматически включилось освещение. Но мы заметили, что в этом окне он вспыхивает и гаснет.
– Хорошо, что в Европе в туалетах и ванных делают окошки, – сказала Светлана. – И что Вера Ивановна знает, как подать сигнал «SOS».
Женщины в двух словах рассказали, как оказались здесь, в ресторане. Матвей подивился отваге, мужеству, которое проявила Вера Ивановна: после страшной смерти мужа, оказавшись в относительной безопасности, она нашла в себе силы открыть дверь и помочь другим.
Светлане же с Дианой несказанно повезло: их коттедж был совсем рядом с рестораном, им не пришлось идти по темным аллеям и дорожкам. Живи они, например, там, где поселилась компания молодежи, ни за что не добрались бы сюда – безоружные, ничего не понимающие, не подозревающие, что за твари их окружают.
Мысли его перескочили на Ольгу. Она сосредоточенно нарезала мясо на большой разделочной доске, почти не вмешиваясь в разговор. О том, что произошло с ней самой, не говорила, хотя ей явно было что рассказать.
Как Ольга обнаружила, что происходит? Отчего не осталась в доме, а пошла к зданию администрации? Почему догадалась соорудить факелы, но при этом не взяла с собой ножа или еще чего-то похожего на оружие?
В отличие от остальных, она приехала сюда одна, поэтому ей ни от кого не приходилось ждать помощи, рассчитывать нужно было только на себя. Матвей снова вспомнил, как обратил на нее внимание – тогда, в аэропорту. Подумал, что она необычная девушка, и оказался прав.
– Никто не видел тех ребят? Их же было так много, неужели никто не спасся? – спросила Вера Ивановна.
Матвею показалась, что при этих словах Ольга как-то сжалась.
– Начался пожар, – проговорила она. – Наши домики были рядом.
– Отчего все загорелось? – спросила Диана.
– Понятия не имею. Я… – Ольга чуть замялась, – была в ванной. Увидела, что дом горит, когда огонь полыхал вовсю. Хотела пойти туда, но… – Она прерывисто вздохнула, оборвав себя на полуслове. – Думаю, если бы кто-то выжил, они бы обратились за помощью, – закончила девушка. – Но никто не пришел. И не было ни криков, ни голосов, ничего.
Матвею показалось, что Ольге неприятно говорить об этом.
– Мы тоже увидели пожар в окно: были в тот момент в спорткомплексе, искали Юлиану. Загореться могло от чего угодно. Сигареты, свечи… Мало ли. К тому же они слишком много выпили. Думаю, кто-то вышел на улицу, оставил дверь открытой, твари ворвались внутрь. Наверное, что-то подобное. Или нет. Мы все равно никогда не узнаем. Без толку гадать.
Вера Ивановна горестно покачала головой. Больше никто ничего не сказал, тема была исчерпана. Несчастных ребят, разумеется, жалко, но, когда ты понимаешь, что и тебе, возможно, не удастся пережить ближайшие сутки, все воспринимается несколько иначе.
На большом разделочном столе стояли тарелки с колбасой, сыром и холодным мясом. Здесь были овощи, хлеб, зелень. Вера Ивановна даже банку оливок открыла.
– Боря их так любит, – проговорила она. Голос не дрогнул, но руки затряслись. Официантка накрыла ее ладонь своей, и Матвей понял, что хотя Ирина ничего не говорит, но, как видно, отлично слышит.
– Кушайте, гости дорогие. Банкет за счет заведения, – неуклюже пошутил Матвей.
Кучка выживших расселась за столом, люди принялись наполнять тарелки. Даже Светлана, которая упрекала Матвея, не отставала от остальных. Война войной, а обед по расписанию.
– Думала, после всего, что я видела, никогда кусок в горло не полезет, а вот поди ж ты, – немного виновато проговорила Ольга.
– Кстати, о том, что мы видели, – сказал Матвей. – Иван Александрович, вы ничего не хотите нам рассказать?
И старик рассказал. Он говорил долго, и за все время никто не осмелился его перебить. Матвей, который думал, что после сегодняшней ночи способен поверить во что угодно, все же не мог переварить, уложить в голове мысль о том, что на свете может существовать подобный кошмар.
А более всего не мог поверит в то, что он, он сам, вполне обычный, современный человек – по какой-то причине стал частью этого кошмара.
Часть II
Йован
Глава 1
Жить всегда было страшно, и бояться приходилось многого: грозных проповедей в молитвенном доме, колючего взгляда старца Иеремии и его яростных слов; гнева отца, долгих нравоучений, за которыми неизбежно следовали удары суковатой палкой по спине и ногам.
Страшно было не справиться с порученным делом и в наказание лечь спать голодным; получить подзатыльник от старшего брата, увидеть брезгливые взгляды сестер. Страшно знать, что никто никогда не поспешит на помощь – даже мать, которая и сама всегда ходила, пригнувшись к земле, втянув голову в плечи в ожидании очередной затрещины.
Йовану было только шесть, но он уже знал, что жизнь жестока.
Он был младшим ребенком в семье. Сестры-близнецы и старший брат были сильными и красивыми, а Йован родился хилым и уродливым. То, что он рано научился говорить и читать, быстрее всех запоминал молитвенные тексты и мог повторить их без единой ошибки, ничего не меняло. До трех лет искривленные, слабые ноги не могли носить его тело, и Йован ползал, точно щенок с перебитыми лапами.
Потом, когда все же смог ходить, делал это неловко, с вывертом, как кособокий краб, которого мальчик видел на картинке в единственной книжке не духовного содержания, которая чудом очутилась в их доме.
Отец редко звал Йована по имени, никогда не называл сыном. Чаще он обращался к нему, называя безликим словом «мальчик», как будто хотел отгородиться от самого факта, что они родственники. Мать жалела его, но это была особая жалость, с поджатыми губами и ноткой осуждения. Кого она осуждала – себя саму, за то, что оказалась недостаточно хороша, чтобы родить здорового ребенка, или Йована, который посмел появиться на свет таким убогим и бесполезным, было непонятно.
Когда Йован плакал от боли в ногах, мать строго отчитывала его за слезы и отчаяние. Он должен радоваться тому, что уродился таким, говорила она, потому что это проявление высшей Божьей любви. Все знают, что если Господь желает отличить человека, то посылает ему страдания.
Йован изо всех сил старался в это поверить, но получалось плохо, и к тому же мать, похоже, и сама не верила собственным словам. А иначе почему часто повторяла, что такой сын, как Йован, родился у них с отцом в наказание за грехи?
Жили замкнуто, обособленно. Деревня называлась Плава планина и стояла на высоченной горе с таким же названием, на большой площадке почти у самой вершины.
Йован никогда не спускался с горы, он понятия не имел, какой жизнью живут люди там, внизу. Да и мало кто из их деревни это знал.
Дорога в гору была долгой и трудной. Если не знать, где и как пройти, запросто можно заблудиться или свалиться с обрыва в овраг. В лесу, который покрывал горы плотной стеной, жили дикие звери. Мать говорила, что если Йован вздумает отойти далеко от деревни, то они разорвут его на мелкие клочки.
Подняться на Плаву планину, подобраться к деревне можно было только с одной стороны – и на въезде всегда дежурил кто-то из мужчин, охранял вход. Потому что, несмотря на невообразимые сложности и опасности, люди все же изредка сюда забредали. Это были оборванные и несчастные бродяги, беглые преступники – отверженные обществом, гонимые скитальцы. Им не позволяли остаться, даже близко не подпускали к добротным домам. Гнали прочь палками и ружьями, как волков, – и они уходили, скаля зубы и огрызаясь, как волки.
Жители деревни проводили дни в трудах. Земля была щедрой, но требовала постоянной заботы. Если им нужно было что-то, чего они не могли произвести или вырастить сами, то Иеремия снаряжал в поход нескольких мужчин. Вернувшись, они целые дни проводили в молитвах – очищались от скверны. Все знали, что внизу плодится и процветает зло.
А здесь, наверху, у них была своя вера, единственно правильная, потому что к Богу они были ближе всех и, значит, слышали Господа особенно хорошо. На горе всегда было тихо, и в хрустальной тишине звучал Его голос, который не заглушали адские звуки современного мира: ни отголоски конфликтов между странами и народами, ни нечестивые развлечения – песни, пляски.
Иеремия учил, что их предок, тоже Иеремия, тот, кто первым привел с собой людей на гору, был Божьим человеком, пророком. Мог бы прийти сюда и один, но не стал, потому что, как сказано у святой Терезы Авильской, «Кто делает упорные усилия, чтобы взойти на вершину совершенства, тот никогда не восходит на нее один, но всегда ведет за собою, как доблестный вождь, бесчисленное воинство».
Пророк Иеремия был великим человеком, а значит, все они тоже необычные люди. Светлые и чистые, потому что он возвел их на сияющую вершину. Так что с другими им якшаться грех, поэтому мужчины никогда не брали жен со стороны.
Однако бывали среди жителей Плавы планины и отступники, о которых Иеремия говорил во время каждой проповеди, рассказывая, какие это были дурные и нечестивые люди, призывая на их пропащие грешные головы всевозможные кары.
Одного из таких отступников Йован хорошо знал. Это был его двоюродный дядя – молодой красивый парень по имени Милош. Как-то раз он отправился вместе с другими за товаром в крошечный городок, что лежал внизу, у большой реки, которая несла свои воды по равнине, и влюбился в местную девушку.
Вернувшись, он сообщил, что намерен жениться на ней, хотя ему прочили в жены дочь Стефана. Поначалу Милош просил Иеремию принять его с молодой женой, позволить им жить на горе, а когда старец отказал, отрекся от семьи и ушел из деревни.
– Полагаю, да, – отрезал Матвей. – Необходимо все обсудить и решить, как быть. Если кого-то что-то не устраивает, дверь рядом.
Женщина вспыхнула, ошпарив его взглядом, но промолчала. Он тут же устыдился своих слов, глядя на перепуганную девочку. Мог бы выразиться и помягче. Зачем так грубить?
– В любом случае тебе не стоит бояться. Мы сумеем тебя защитить, – слегка виновато сказал девочке Матвей.
– Мы вроде бы знакомы, но я уверен – никто не помнит, как кого зовут. – Иван Александрович решил немного разрядить обстановку. Он назвал свое имя и предложил всем остальным сделать то же самое.
Пожилая вдова оказалась Верой Ивановной. Девочку звали Дианой, а ее мать – Светланой. Официантка так ничего и не сказала, но если имя на бейдже принадлежало ей, то звали ее Ириной.
– Поскольку мы находимся на кухне и вряд ли кто-то ужинал сегодня, предлагаю перекусить… – начал Матвей, но его перебила Светлана:
– Все мужчины одинаковые! Мы в смертельной опасности, а у вас только и мыслей, что о своем желудке!
Эта дамочка определенно начинала действовать ему на нервы.
– Матвей прав, – пришла на помощь Ольга. – Мы через такое прошли! Нужно успокоиться, сесть и обдумать все. От того, что будем нарезать круги по комнате, лучше никому не станет.
Вера Ивановна поднялась со стула, и, держась все так же неестественно прямо, подошла к одному из шкафов, открыла дверцы.
– Кому чаю, кому кофе? – спросила она.
Вопрос был решен. Женщины принялись собирать на стол. Иван Александрович присел, с видимым наслаждением вытянув изувеченные ноги.
«Если мне тяжело, то каково ему?» – подумалось Матвею.
Он открыл кран и стал умываться, стараясь не думать, чем выпачканы его руки.
– Смерть. Кругом смерть, – вздохнула Вера Ивановна. – Больше никто не выжил? Вы уверены?
Матвей кивнул.
– С вами была девушка, – невпопад сказала Светлана, и Ольга метнула на нее сердитый взгляд: все ведь и без того ясно, зачем говорить об этом?
– Юлиана с вечера ушла в спортзал. До того, как все началось. Мы с Иваном Александровичем пошли за ней, но не смогли спасти. Опоздали. Когда пришли туда, всюду была кровь.
Матвей содрогнулся, вспоминая картины, открывшиеся их взору. Пустое темное здание, обставленное и отделанное в стиле «дорого-богато»: зеркала, чтобы созерцать свои идеальные формы, кадки с растениями, диваны, столики. Просторный вестибюль, настороженная, давящая на барабанные перепонки тишина – и откуда-то взявшаяся абсолютная уверенность, что они здесь не одни. Что кто-то слышит их, кто-то поджидает.
Мужчины вошли и увидели справа стойку администратора. Самого администратора на месте, конечно, не оказалось. Встреча с персоналом им еще предстояла.
– В одной из душевых кабин текла вода, мы услышали этот звук и поначалу решили, что там есть кто-то. Живой человек. Может, Юлиана. Только никого не было.
«Вообще-то, – подумал Иван Александрович, – учитывая все обстоятельства, нельзя сказать, что мы опоздали. У нас попросту не было шанса успеть. В тот момент, когда девушка вышла из дому и пошла через стремительно темнеющий парк, то уже была обречена, хотя еще не подозревала об этом».
– Юлиана пропала. Когда подходили к спортклубу, мы слышали чей-то крик. Не знаю, она ли это кричала. Я даже не уверен, что крик доносился изнутри. Все так перепуталось… – Матвей помолчал. – В здании нам встретились два этих существа. К счастью, к тому моменту мы нашли туристическое снаряжение и прихватили с собой топор. В противном случае…
– Как вы нашли нас? – спросила Диана.
– Увидели свет в одном из окон, – ответил Иван Александрович. – Точнее, свет остался включенным почти во всех зданиях, и на улице возле многих домов автоматически включилось освещение. Но мы заметили, что в этом окне он вспыхивает и гаснет.
– Хорошо, что в Европе в туалетах и ванных делают окошки, – сказала Светлана. – И что Вера Ивановна знает, как подать сигнал «SOS».
Женщины в двух словах рассказали, как оказались здесь, в ресторане. Матвей подивился отваге, мужеству, которое проявила Вера Ивановна: после страшной смерти мужа, оказавшись в относительной безопасности, она нашла в себе силы открыть дверь и помочь другим.
Светлане же с Дианой несказанно повезло: их коттедж был совсем рядом с рестораном, им не пришлось идти по темным аллеям и дорожкам. Живи они, например, там, где поселилась компания молодежи, ни за что не добрались бы сюда – безоружные, ничего не понимающие, не подозревающие, что за твари их окружают.
Мысли его перескочили на Ольгу. Она сосредоточенно нарезала мясо на большой разделочной доске, почти не вмешиваясь в разговор. О том, что произошло с ней самой, не говорила, хотя ей явно было что рассказать.
Как Ольга обнаружила, что происходит? Отчего не осталась в доме, а пошла к зданию администрации? Почему догадалась соорудить факелы, но при этом не взяла с собой ножа или еще чего-то похожего на оружие?
В отличие от остальных, она приехала сюда одна, поэтому ей ни от кого не приходилось ждать помощи, рассчитывать нужно было только на себя. Матвей снова вспомнил, как обратил на нее внимание – тогда, в аэропорту. Подумал, что она необычная девушка, и оказался прав.
– Никто не видел тех ребят? Их же было так много, неужели никто не спасся? – спросила Вера Ивановна.
Матвею показалась, что при этих словах Ольга как-то сжалась.
– Начался пожар, – проговорила она. – Наши домики были рядом.
– Отчего все загорелось? – спросила Диана.
– Понятия не имею. Я… – Ольга чуть замялась, – была в ванной. Увидела, что дом горит, когда огонь полыхал вовсю. Хотела пойти туда, но… – Она прерывисто вздохнула, оборвав себя на полуслове. – Думаю, если бы кто-то выжил, они бы обратились за помощью, – закончила девушка. – Но никто не пришел. И не было ни криков, ни голосов, ничего.
Матвею показалось, что Ольге неприятно говорить об этом.
– Мы тоже увидели пожар в окно: были в тот момент в спорткомплексе, искали Юлиану. Загореться могло от чего угодно. Сигареты, свечи… Мало ли. К тому же они слишком много выпили. Думаю, кто-то вышел на улицу, оставил дверь открытой, твари ворвались внутрь. Наверное, что-то подобное. Или нет. Мы все равно никогда не узнаем. Без толку гадать.
Вера Ивановна горестно покачала головой. Больше никто ничего не сказал, тема была исчерпана. Несчастных ребят, разумеется, жалко, но, когда ты понимаешь, что и тебе, возможно, не удастся пережить ближайшие сутки, все воспринимается несколько иначе.
На большом разделочном столе стояли тарелки с колбасой, сыром и холодным мясом. Здесь были овощи, хлеб, зелень. Вера Ивановна даже банку оливок открыла.
– Боря их так любит, – проговорила она. Голос не дрогнул, но руки затряслись. Официантка накрыла ее ладонь своей, и Матвей понял, что хотя Ирина ничего не говорит, но, как видно, отлично слышит.
– Кушайте, гости дорогие. Банкет за счет заведения, – неуклюже пошутил Матвей.
Кучка выживших расселась за столом, люди принялись наполнять тарелки. Даже Светлана, которая упрекала Матвея, не отставала от остальных. Война войной, а обед по расписанию.
– Думала, после всего, что я видела, никогда кусок в горло не полезет, а вот поди ж ты, – немного виновато проговорила Ольга.
– Кстати, о том, что мы видели, – сказал Матвей. – Иван Александрович, вы ничего не хотите нам рассказать?
И старик рассказал. Он говорил долго, и за все время никто не осмелился его перебить. Матвей, который думал, что после сегодняшней ночи способен поверить во что угодно, все же не мог переварить, уложить в голове мысль о том, что на свете может существовать подобный кошмар.
А более всего не мог поверит в то, что он, он сам, вполне обычный, современный человек – по какой-то причине стал частью этого кошмара.
Часть II
Йован
Глава 1
Жить всегда было страшно, и бояться приходилось многого: грозных проповедей в молитвенном доме, колючего взгляда старца Иеремии и его яростных слов; гнева отца, долгих нравоучений, за которыми неизбежно следовали удары суковатой палкой по спине и ногам.
Страшно было не справиться с порученным делом и в наказание лечь спать голодным; получить подзатыльник от старшего брата, увидеть брезгливые взгляды сестер. Страшно знать, что никто никогда не поспешит на помощь – даже мать, которая и сама всегда ходила, пригнувшись к земле, втянув голову в плечи в ожидании очередной затрещины.
Йовану было только шесть, но он уже знал, что жизнь жестока.
Он был младшим ребенком в семье. Сестры-близнецы и старший брат были сильными и красивыми, а Йован родился хилым и уродливым. То, что он рано научился говорить и читать, быстрее всех запоминал молитвенные тексты и мог повторить их без единой ошибки, ничего не меняло. До трех лет искривленные, слабые ноги не могли носить его тело, и Йован ползал, точно щенок с перебитыми лапами.
Потом, когда все же смог ходить, делал это неловко, с вывертом, как кособокий краб, которого мальчик видел на картинке в единственной книжке не духовного содержания, которая чудом очутилась в их доме.
Отец редко звал Йована по имени, никогда не называл сыном. Чаще он обращался к нему, называя безликим словом «мальчик», как будто хотел отгородиться от самого факта, что они родственники. Мать жалела его, но это была особая жалость, с поджатыми губами и ноткой осуждения. Кого она осуждала – себя саму, за то, что оказалась недостаточно хороша, чтобы родить здорового ребенка, или Йована, который посмел появиться на свет таким убогим и бесполезным, было непонятно.
Когда Йован плакал от боли в ногах, мать строго отчитывала его за слезы и отчаяние. Он должен радоваться тому, что уродился таким, говорила она, потому что это проявление высшей Божьей любви. Все знают, что если Господь желает отличить человека, то посылает ему страдания.
Йован изо всех сил старался в это поверить, но получалось плохо, и к тому же мать, похоже, и сама не верила собственным словам. А иначе почему часто повторяла, что такой сын, как Йован, родился у них с отцом в наказание за грехи?
Жили замкнуто, обособленно. Деревня называлась Плава планина и стояла на высоченной горе с таким же названием, на большой площадке почти у самой вершины.
Йован никогда не спускался с горы, он понятия не имел, какой жизнью живут люди там, внизу. Да и мало кто из их деревни это знал.
Дорога в гору была долгой и трудной. Если не знать, где и как пройти, запросто можно заблудиться или свалиться с обрыва в овраг. В лесу, который покрывал горы плотной стеной, жили дикие звери. Мать говорила, что если Йован вздумает отойти далеко от деревни, то они разорвут его на мелкие клочки.
Подняться на Плаву планину, подобраться к деревне можно было только с одной стороны – и на въезде всегда дежурил кто-то из мужчин, охранял вход. Потому что, несмотря на невообразимые сложности и опасности, люди все же изредка сюда забредали. Это были оборванные и несчастные бродяги, беглые преступники – отверженные обществом, гонимые скитальцы. Им не позволяли остаться, даже близко не подпускали к добротным домам. Гнали прочь палками и ружьями, как волков, – и они уходили, скаля зубы и огрызаясь, как волки.
Жители деревни проводили дни в трудах. Земля была щедрой, но требовала постоянной заботы. Если им нужно было что-то, чего они не могли произвести или вырастить сами, то Иеремия снаряжал в поход нескольких мужчин. Вернувшись, они целые дни проводили в молитвах – очищались от скверны. Все знали, что внизу плодится и процветает зло.
А здесь, наверху, у них была своя вера, единственно правильная, потому что к Богу они были ближе всех и, значит, слышали Господа особенно хорошо. На горе всегда было тихо, и в хрустальной тишине звучал Его голос, который не заглушали адские звуки современного мира: ни отголоски конфликтов между странами и народами, ни нечестивые развлечения – песни, пляски.
Иеремия учил, что их предок, тоже Иеремия, тот, кто первым привел с собой людей на гору, был Божьим человеком, пророком. Мог бы прийти сюда и один, но не стал, потому что, как сказано у святой Терезы Авильской, «Кто делает упорные усилия, чтобы взойти на вершину совершенства, тот никогда не восходит на нее один, но всегда ведет за собою, как доблестный вождь, бесчисленное воинство».
Пророк Иеремия был великим человеком, а значит, все они тоже необычные люди. Светлые и чистые, потому что он возвел их на сияющую вершину. Так что с другими им якшаться грех, поэтому мужчины никогда не брали жен со стороны.
Однако бывали среди жителей Плавы планины и отступники, о которых Иеремия говорил во время каждой проповеди, рассказывая, какие это были дурные и нечестивые люди, призывая на их пропащие грешные головы всевозможные кары.
Одного из таких отступников Йован хорошо знал. Это был его двоюродный дядя – молодой красивый парень по имени Милош. Как-то раз он отправился вместе с другими за товаром в крошечный городок, что лежал внизу, у большой реки, которая несла свои воды по равнине, и влюбился в местную девушку.
Вернувшись, он сообщил, что намерен жениться на ней, хотя ему прочили в жены дочь Стефана. Поначалу Милош просил Иеремию принять его с молодой женой, позволить им жить на горе, а когда старец отказал, отрекся от семьи и ушел из деревни.