Черные бушлаты. Диверсант из будущего

Несколько минут потребовалось мне, чтобы тихо отвязать веревку, на которой моя соседка днем сушила бельё. Привязав ее за дверную ручку, я осторожно вернулся на свой наблюдательный пост.

«Начали!» И я дернул за веревку. Моя входная дверь громко хлопнула.

— Черт! Он что, стороной прошел?

— Как? По воздуху что-ли?

— А через забор! (Ты, смотри, угадал!)

— Может, вышел кто?

— Так где же он? Куда пошел? (Точно, шагов ведь не слышно!)

— Иди, под дверью послушай, если он пришел домой, сегодня ждать бесполезно, он ночью не ходит. (Интересно, значит за мной следили?)

Послышались шаги и из подворотни появился первый клиент. БУМС! — это подобранное мною полено встретилось с его головой. Несильно, но основательно. Минут пять он точно не боец. Топот ног и из подворотни вылетело еще двое.

«И чегой-то у нас в руках? Пистолет? Не помешает, сюда давай… А, грубить и драться нехорошо, на тебе ответного! Раз! Один готов… второй? Где ты, родной? Вот он и тоже с пистолетом. Наган? Тоже не помешает, давай».

Я оглядел «поле боя». Трое успокоенных налетчиков разлеглись в живописных позах. Причем первый уже шевелился и пытался встать. Я осмотрел его. Кроме ножа у него ничего не было. «Эх, расстроиться соседка утром! — думал я разрезая похищенную веревку на куски. — Надо будет ей как-то это компенсировать». Через пару минут вся троица была надежно упакована и я пинками погнал их к себе в квартиру. А, куда ж еще мне было их девать?



Затолкав и затащив злодеев в квартиру, я рассадил их на полу, лицами к входной двери, а сам уселся сбоку от нее, так чтобы видеть всех троих. Пока они окончательно приходили в себя, я достал из тумбочки бутылку самогонки и щедрой рукой плеснул себе грамм 300. Прихлебывая обжигающую жидкость, я оглядел всю троицу. «Ну, вот этот будет у нас «Длинным», этот — соответственно — «Худым». А тот, с синяком на рыле — «Сизым». Очухались уже вроде бы, пора и поговорить…»

— Ну?

— Что — ну? — это «Длинный».

«Невежливый какой! Ну-ну, не я первый начал…» Примерившись, я аккуратно заехал сапогом ему под ребро. Тот охнул и выматерился. За что и получил еще разок.

— Уяснил? Я тебя по матери не посылал!

— Да, ты чего дядя! — это уже «Худой» включился. — Налетел, трендюлей наставил, а теперь еще и нукаешь!

— Ага. Вы значит, себе мирно курили, а тут я — такой весь из себя злодей, вас отметелил жестоко. А вы все белые и пушистые. А на кой тогда вам, белым и пушистым, такие вот игрушки? — и я покрутил на пальце наган.

— Так время-то, какое?

— Какое?

— Так война ж…

— А ты — солдат? Какой армии?

— Не солдаты мы, — разлепил губы «Длинный» — Мы больше по своим делам.

— И что ж это за дела такие, что надо с пушкой меня в подворотне караулить? Ты, когда дальше врать будешь, имей в виду — разговор я ваш слышал.

— Так, деловые мы. Погуторить пришли.

— Ты, милок, когда врать будешь — подпрыгивай. Для разговора со мной два ствола не надобно. Я вот весь открытый и на виду, а ты — кто? Обзовись, тогда, может и поговорим.

Троица переглянулась, видимо на этот случай у них домашних заготовок не было.

— Молчим?

— …

— И правильно, потому как никого из местных деловых ты не знаешь и соврать так, чтобы я поверил, не можешь. (Я их, правда и сам не знал, но, похоже, угодил в точку — «Длинный» молчал.)

— Ты еще мне советской властью прикинься, постращай меня смертью неминуемой…

Опа, а вот это я попал! Ребятишки беспокойно заерзали. Так, ну на подпольщиков они похожи, как баран на весло. Почему? Да, сытые они. Город под немцем уже, почитай месяца два, а по их мордам и не скажешь, что на паек живут. Значит — что? Значит, жрут они сытно, а кто у нас сейчас жрет? Да, и пахнет от них СИГАРЕТАМИ, а не простым табаком — где берут? Так, ну-ка подпустим мы им шпилечку…

— Ну, а если ты и советская власть — нафиг вы тут меня караулили?

— Сказали же тебе, поговорить надо было, — вступил в разговор «Сизый». — Неясно, что ли, разъяснять надо?

Так, и этот тоже грубиян. Мало тебе синяка на рыле? Ну, получи и ты… «Сизый» зашипел, но помня полученный «Длинным» урок, от матерной ругани воздержался. А ведь интересно, откуда у него в голосе командные нотки? Это, сейчас, когда ТАК говорить очень немногие себе позволить могут. А ведь он не врет и не рисуется, он ТАК говорить привык. Немец? Вряд ли… Да и зачем я им нужен? Подполье? Проходили уже… Тогда — кто?




— К советской власти — почет и уважение! (ободрились? — зря ребятушки, это вы рано…) За приговор мой последний, незаслуженный, да еще за всякие «радости» я, конечно, всей советской власти не отомщу. Но, вот отдельным ее представителям очень даже могу.

Погрустнело ребятишкам, даже очень. Да и, что тут мудрить? Послать вербовщиков к моему персонажу — это совсем умом тронуться надо. Грохнуть? Это возможно. Но, почему — я? Немцы и не хрюкнут над моей могилой. Крест — вот это ближе к цели, его можно. И даже нужно — он враг явный и очевидный.

— Я вот сейчас что сделаю? Сам об вас рук марать не буду. Не по масти это мне. А вот на улицу вас вытащу, да посередке и разложу. Тут скоро патруль полицейский пойдет (кстати, о патруле — где он?), он тут все время ошивается. Склад стережет (я, кстати, сегодня его не видел, а раньше, бывало, и здоровались), вот и будет ему подарочек. Они власть, вот пускай у них голова и болит — кто вы такие. Тем более, уже полчаса, как комендантский час наступил, а пропусков у вас нету.

А они не боятся! Даже и расслабились. Значит — что? Не будет патруля? Или пропуска есть? Нет пропусков, я проверял. Патруль их знает? Откуда? А почему свет не горит?

— Да, не знаем мы местных никого, — снова вступил в разговор «Длинный». — И пропусков у нас нет, это ты верно сказал. Сами тут недавно. Из Минска я, а они вот из Гродно. Из деловых один я, они так — потом пристали.

— Кого в Минске знаешь? (и как я его проверю, если соврет?)

— Васек — «Заячья губа», Колян — «Лекарь».

— Не слышал про таких (есть — нет, как проверить?), сидел я, в зону вести не очень идут быстро (а теперь — уже ты меня не проверишь!).

— Ну, звиняй, дядя, больше ничего тебе сказать не могу, я из Минска никуда и не вылезал больше, других не назову.

— А ко мне, зачем пришли?

— Наколку дали, мол, при деньгах фраер, на еде сидит.

— Кто дал?

— Карась один, мы его прижали тихо-тихо, а он пустой. Обделался и тебя слил — мол, говорит, я сам пустой, а этот взятки гребет лопатой.

Положим, не лопатой, но гребу. Как и все в нашей конторе. Похоже? Может быть…

— Ты это видел? — протянул я к нему руки. — Похож я на фраера?

— И как я все это ночью рассмотрю? Мы тебя днем только издали пасли. Издаля что увидишь?

— Что и ночью тут были?

— Два раза. Позавчера и третьего дня. Фонарь мешал, мы его сегодня и кокнули.

— А патруль где?

— Я ему лекарь? Ушли куда-то.

— Как же вы после дела уходить хотели, без пропусков-то? У немцев на этот счет строго!

— Как-нибудь дворами бы ушли. Раньше вон ходили — и ничего. Они не весь город пасут, только центр, да и склады на станции.



Так, похоже, ничего из них я не выну. На этом они упрутся и будут талдычить одно и то же. Ничья. Кончать их? А если они тут с подстраховкой? Врассадку допросить — куда двоих девать? Одного — в другую комнату, третьего на кухню? Поздно, раньше надо было это делать.

Показалось мне или на лестнице скрипнули ступени? Четвертый? Один? Так, заодно уж и пятый и шестой тогда. Их страхуют — кто они?

— Значит так, граждане вы мои непонятные…

Щелчок! На лестнице кто-то есть!

— И что мне с вами делать прикажете? Удавить вас или ментам сдать, как коммуняк недобитых?

— Отпустил бы ты нас? — это «Худой». — Вон, шишек и так уже насажал, чего с нас тебе еще надобно? Денег — так нету, ушло уже всё, жрать-то надо?

— Курево есть?

— Вон в кармане кисет, больше нет ничего.

Кисет оказался набит табаком. Обыкновенный самосад. А где же сигареты ваши, мыши съели?

— Все?

— Ну, ты даешь! Вагона с куревом, уж извиняй — нету!

Подстава! Чья? Кто там — за дверью?

— Лады. Вставайте и гуляйте отседова. Руки сами развяжете, чай зубы есть. Патруль — не моя забота, да и ушел он, как вы сами говорили.

— А стволы вернешь?

— Может тебе еще и денег на дорогу отсыпать? Совсем оборзел? Спасибо скажи, что своими ногами идешь, а то — я ведь и передумать могу.