Черное облако души

– Вот сам и мой свои полы. – Влада оглядела изящно подпиленные ноготки. – Я тут и недели не выдержу, сдохну с тоски.

– У тебя есть альтернатива: вернуться в Москву и встретится со своей компанией. Или попасть в лапы следователя. От неё ты так просто не отвертишься, придется отвечать на все вопросы.

Влада помрачнела и замолкла. Минут двадцать в комнате висела напряженная тишина.

– Можешь накрывать на стол, – велел Никита Кузьмич, когда картошка начала подрумяниваться, а сосиски закипели.

Влада нехотя встала и потащилась к столу – нога за ногу, всем своим видом показывая, как она страдает. Никита поставил на стол сковородку, разложил сосиски по тарелкам.

– Ты обещала рассказать про тех, кто на тебя напал. – Он взглянул на неё в упор.

– Можно я хоть поем сначала?

– Ешь, тебе никто не мешает. Но потом ты должна рассказать.

– О господи. – Влада театрально взялась за голову. – Ладно, я лучше сейчас. Короче, мы пели в Коптеве, ты видел. Я, Толик и Платоша.

– Толик – это гитарист? – полюбопытствовал Никита.

– Нет, клавишник. Не перебивай, пожалуйста.

– Я молчу, молчу, – поспешно произнёс он.

– Ну, мы, значит, пели, а тут одни отморозки пожаловали. Типа, они район держат, и надо им платить.

– Рэкетиры то есть. – Никита понимающе кивнул.

В девяностые ему пришлось познакомиться с подобными ребятами. Ему не раз угрожали, однажды напали и избили. Надежда Сергеевна была в панике, требовала, чтобы Никита все бросил и пошёл работать рядовым слесарем, каким начинал когда-то в юности. Не на того напали! Никита Авдеев был не робкого десятка, ничего не боялся. Денег вымогателям он не дал, и как-то постепенно все сошло на тормозах. И казна заводская не пострадала, и сам цел остался. Но были и те, кто проиграл в этой жестокой борьбе. Несколько друзей Никиты Кузьмича погибли, ещё пара сломались и бросили дело. Одного подставили и посадили. Так что Никита о рэкете знал не понаслышке.

– Твари они, а не рэкетиры, – со злостью сказала Влада. – Так, мелкая сошка. На молодца и сам овца, а тут видят, что им отпор дать некому. Толик больной, после операции драться не может, а Платон верующий, ему Бог не велит кулаками махать. Ну, только я одна осталась, здоровая и идеями не обременённая. – Влада невесело усмехнулась.

– Погоди! Что значит «одна»? Ты что же, драться с ними надумала? – не поверил Никита. – Девушка против бандюганов?

– Ну это ты зря. – Влада тряхнула кудрями. – Я с детства дзюдо занималась, могу здорового мужика на раз-два уложить. Не веришь? Я б тебе продемонстрировала, но боюсь, ты коньки откинешь.

Никита смотрел на неё изумлёнными глазами. Сколько в этом создании разнообразных талантов! Интересно, чего ещё он о ней не знает?

– Что дальше? – спросил он, позабыв о еде.

– Ну, врезала я одному. Он вырубился. Их двое было. Другой материться стал, кричать, что убьёт меня, из-под земли достанет. Я не поверила вначале, думала, на понт берет. Они ушли, но через два дня вернулись. С ножичками.

– Ужас какой, – испугался Никита. – Какая же это сошка? Настоящие уголовники. Может, тебе не стоило с ними связываться?

– А что стоило? Деньги им отдать, кровью и потом заработанные? – вскинулась Влада. – Думаешь, нам много платят в этой долбаной усадьбе?

– Думаю, нет.

– Ну вот. Ты бы на моем месте как поступил?

– Я бы так же поступил, – твёрдо проговорил Никита Кузьмич. – Ты молодец, герой. И я… я горжусь тобой. – Он резко замолчал.

Эк его дедовская гордость разобрала! Начисто позабыл о том, что невиновность Влады так и не доказана. Вдруг все же из-за неё погибла Надя?

Влада смотрела на него молча, с ожиданием.

– Скажи, почему ты перестала петь на Арбате? Ведь там платят значительно больше.

Она вздохнула.

– Так надо было. Поверь.

– Скажи почему, – настойчиво повторил Никита. – Ты боялась, что тебя будут искать? Центр, видное место. Из-за этого, да?

Она с хмурым видом кивнула.

– Влада, пожалуйста! Ты должна мне рассказать, что произошло в тот день. Пойми, я не могу так! Это выше моих сил – знать, что по твоей вине погибла моя жена, и заботиться о тебе, защищать, прятать от всех. Пожалуйста, Влада…

Она перестала есть и опустила голову. Роскошные рыжие кудри упали на лицо.

– Я уже сказала тебе – я не могу.

– Не можешь что?

– Рассказать, что произошло в тот день. Когда я пришла, она уже лежала.


– Врешь! Ты врешь!! – Никита Кузьмич в сердцах отшвырнул вилку. – Она произнесла твоё имя перед тем как… перед тем, как уйти. Она пыталась что-то сказать. О тебе!

– Откуда я знаю, почему она так сделала? – Влада подняла на него глаза, и в них читалась мольба. – Мало ли что придёт в голову перед смертью? Почему ты не веришь мне?

– Хорошо. Зачем ты приходила? Ты же не собиралась.

– Мне нужны были концертные туфли. Я их забыла.

– Положим. Но дальше ничего не связывается. Почему ты оставила человека умирать, а сама убежала? Не позвонила мне? Не вызвала врачей? Телефон для чего выключила?

– Неужели ты не понимаешь? Так всякий бы на моем месте бы поступил!!

– Всякий? Что ты несёшь?

– Да, всякий! Я никто, девчонка из провинции. Без родных, без денег, живу у вас Христа ради. Кто бы мне поверил, что она упала сама, без моей помощи? Да на меня бы тут же всех собак понавешали. Я и убежала. Симку выбросила. Мне ребята другую достали.

Никита понял, что ничего не добьётся, они ходят по замкнутому кругу. Казалось бы, вот она, Влада, нашлась, сидит напротив. Зависит от него, поневоле слушается. Но до истины все равно не докопаться, как ни старайся. Она всегда найдёт лазейку, куда увильнуть от ответа, у неё на все есть оправдание. И в то же время каждое ее слово – ложь. Он отчетливо видит это, чувствует всеми фибрами души. Она насквозь лживая, фальшивая, преступная и… невероятно родная и близкая. И он снова готов прощать ей все козни…

– Спасибо, – чинно проговорила Влада и сладко зевнула. – Теперь, пожалуй, можно и спать ложиться. Ты посуду уберёшь?

Никита грустно усмехнулся:

– Куда я денусь? Похоже, я связался с белоручкой. Выхода нет.

– Ну, тогда спокойной ночи. – Она вылезла из-за стола, подошла к кровати и, нисколько не смущаясь, расстегнула пуговицы на кофте Надежды Сергеевны.

Никита покраснел как рак, закашлялся и поспешно выбежал в сени, а оттуда на крыльцо. Свежий ветер обдул его разгоряченное лицо. Из кустов выскочил Шоколад, нос его был перемазан чем-то зелёным.

– Возможно, я схожу с ума, чёрный, – пожаловался ему Никита. Пёс в ответ коротко и звучно гавкнул. – Пошли домой, спать пора.

Он впустил Шоколада в сени и запер дверь, затем вернулся в комнату. Влада уже лежала под одеялом с закрытыми глазами. Никита подошёл к столу и стал собирать грязную посуду. Взгляд его упал на жвачку, аккуратно прилепленную к столешнице. «Вот ведь свинуха», – подумал он в сердцах. Никита брезгливо отколупал жвачку и хотел уже кинуть в мусорное ведро, как вдруг замер, поражённый интересной мыслью. Вот же отличный материал для генетической экспертизы! Можно завтра по-быстрому съездить в ближайший центр и заказать анализ. Нужен только бумажный конверт.

Пока Никита раздумывал, где его взять, Влада во сне зашевелилась и застонала. Он вздрогнул, жвачка выпала у него из рук на пол. Никита нагнулся поднять ее, но неожиданно передумал. Взял в углу веник, быстро смел жвачку в совок и выкинул в мусорку. Потом так же быстро вымыл тарелки и чашки, сложил их в сушку, потушил свет и лёг.





21




На этот раз он уснул почти мгновенно. Сказалась прошлая бессонная ночь, много часов, проведённых за рулём, а главное, особенный дух деревянного, хорошо протопленного дома, который врачует душу лучше любого лекарства и психолога.

Никите снилась мать. Она была совсем молодой, красивой, улыбалась и плела венок из одуванчиков. Пальцы ее были выпачканы в белом соке, она смеялась и манила его к себе.

– Иди сюда, Никитушка, иди, не бойся. Как же я соскучилась.

Он хотел пойти к ней, но ноги сковала страшная тяжесть. Никита кинул взгляд вниз и вздрогнул: вокруг его щиколоток обвилась толстая железная цепь.

– Ну что ты стоишь? – рассердилась мать и бросила венок. – Сколько тебя можно звать?

– Я не могу. – Он нагнулся и попытался распутать цепь, но не тут-то было. Та прочно сковала его ноги и не поддавалась. – Я не могу, – повторил он беспомощно.

– Как это ты и не можешь? – недоверчиво проговорила мать. – Ерунду несёшь.

Она нагнулась и принялась шарить в траве, пытаясь найти венок, но трава почему-то на глазах превратилась в ярко-желтый песок. Захотелось пить, так сильно, что у Никиты запершило в горле.

– Мама, – позвал он, но матери уже не было.

Вместо неё совсем рядом стояла Надя. Она была одета в какое-то бесформенное чёрное платье. В глазах тоска.

– Предал ты меня, Никитка, – сказала она, и голос ее дрожал. – Предал. И все из-за этой рыжей девчонки. Кто она тебе? Думаешь, внучка? Как бы не так.

– Надя, прости, – прошептал Никита и резко рванулся, но цепь не пускала.

– Ты теперь навсегда будешь прикованный, – печально проговорила Надежда Сергеевна. – Она вовсе не Влада, разве ты не видишь?

– Как не Влада? Что ты, Надюша. – Никита вытер со лба выступивший пот. – Просто она другая. Не такая, какую мы знали. Так бывает, люди не сразу раскрываются.

– Ты слеп, Никитка. – Надежда Сергеевна покачала головой. – Всякий, кто сильно любит, слеп. Вот и я была слепой, любила тебя, а ты мне изменял с какой-то Машей. – Она пошла от него по песку, не оставляя следов.

Никита молча и тяжело дыша смотрел ей в след.