Черная перепелка
Часть 28 из 35 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Ты, сука, подумала, что моему мужу уже все равно, он же уже ничего не чувствует и никогда не почувствует, да?
Она говорила тихо и даже ласково. Так говорят перед тем, как всадить нож в свою жертву.
— Вы простите меня, — Дина на всякий случай даже поднялась со стула, не зная, чего ждать от этой убитой горем женщины. — Прошу вас, простите. И заберите обратно деньги!
И она, рванувшись вперед, схватила со стола конверт и швырнула обратно Тропининой. Деньги, к счастью, оставались в конверте. Иначе получилась бы и вовсе отвратительная сцена с денежным дождем.
— Ну, давай, гадина, рассказывай, как и за что ты убила моего мужа, — убийственно спокойным тоном проговорила Тропинина. Румяна на ее щеках стали словно еще розовее, а кончик носа побелел.
— Вы что, я никого не убивала.
— Или ты мне сейчас расскажешь, как все было, или отсюда уже не выйдешь, поняла? — И с этими словами Тропинина достала из сумки настоящее сапожное шило. Новенькое, с деревянной коричневой ручкой. — Я выколю тебе сначала глаза, а потом изрешечу тебя этим шилом и сделаю из тебя отбивную, мягкую и жирную от крови…
— Да вы сумасшедшая! А вы чего смотрите? — обратилась Дина к Смушкину, который наблюдал эту сцену с поразительным спокойствием, как если бы на кухне, кроме него, никого вообще не было. — Не видите, что ваша подруга спятила?
— Мы считаем, что доктора Тропинина убили вы, Дина.
— Но я никого не убивала! Уходите!
— Тогда скажи, подлая, кто убил? Ты же все видела! — вскричала Тропинина.
Дина, у которой от страха подкашивались ноги, понимая, что она имеет дело с сумасшедшей, бросилась к выходу, по дороге сорвав с вешалки куртку, выбежала на крыльцо и оттуда по дорожке к гаражу.
В кармане куртки были ключи от машины. Она распахнула ворота, села в машину и выехала, помчалась прочь от Нефтебазы, направляясь в полицию.
Держась за руль, она так материлась, что ее саму затошнило от этих грязных слов.
«А ведь меня могли убить!» — пронеслось в голове. А еще ее коробило, что она оставила в доме потенциальных убийц. Что они, с грязными, кровавыми мыслями, сидят сейчас на ее чистой кухне и, может, посмеиваясь, жрут ее блины! Хоть бы подавились!
Она притормозила возле Следственного комитета, вышла из машины и поднялась на крыльцо.
К счастью, в куртке была и пачка сигарет с зажигалкой. Она жадно затянулась.
Кому рассказать про Тропинину? С Дождевым встречаться не хотелось.
Она вдруг поняла, что боится его. Ненавидит и боится.
И тут из дверей вышел следователь, тот, второй, она даже запомнила его фамилию — Соболев! Холодов рассказал ей, что этот Соболев привез сюда, в Маркс, Андрея Закатова. Как же его зовут?
— Товарищ Соболев, — обратилась к нему Дина, выплевывая сигарету в снег. — Вы же помните меня, да?
— Гражданка Логинова? — Соболев окинул ее взглядом и прищурился. — У вас появилась новая информация?
Он иронизировал, почти издевался над ней. А скорее всего — презирал. Как и все, кто уже знал про историю с вознаграждением за труп доктора.
— Ко мне только что ворвались Тропинина с доктором Смушкиным, она швырнула мне в лицо сто тысяч в конверте, а потом достала шило, такое же, каким были убиты эти… ну, вы понимаете, и сказала, что убьет меня, а Смушкин, он смотрел и улыбался, он и не собирался ее останавливать!
— Хорошо, пройдемте ко мне в кабинет, там и поговорим, — он как-то нехорошо усмехнулся, взял довольно грубо Дину под локоть и почти с силой втащил в двери Следственного комитета.
— Секундочку… — Щелк — и на запястьях Дины оказались наручники!
— Что такое? Почему?
— Поговорим?
И Соболев под удивленные взгляды присутствующих в коридоре людей, подталкивая ее в спину, повел в отведенный ему кабинет.
Все еще не веря, что это происходит с ней реально, что это не сон, Дина подумала почему-то о том, что как хорошо, что она успела выключить огонь под сковородкой с блинами.
30
— Молчит, значит? — Андрей Закатов сидел в своем гостиничном номере в компании своего друга Евгения Зотова и разговаривал по телефону с Иваном Соболевым.
Новость, что Иван задержал Дину Логинову несколько удивила Андрея. Сама мысль, что эта женщина, пусть и алчная до невозможности, сначала убила двух человек, а потом «нарисовалась» с трупами, чтобы получить вознаграждение, показалась ему абсурдной. С другой стороны, она могла быть свидетелем, что сейчас и предположил Соболев.
— Прикинь, она сказала, что Тропинина достала из сумки точно такое же шило, каким были убиты Макс с Милой.
— Так и сказала?
— А ты думаешь, почему я ее запер? Она явно проговорилась! Она была напугана, ее всю трясло, она же примчалась сюда, к нам, за помощью, ну и забылась, проговорилась! Спрашивается, откуда ей известно, как выглядело шило? Хотя это не шило даже, а длинная такая отвертка, которую заточили, как иглу! Причем это не зэковская заточка, просто кто-то заострил на станке, говорю, отвертку. И не факт, что это делалось специально для того, чтобы убивать, возможно, просто кто-то решил заточить крестовую отвертку со слизанными гранями для работы, да и увлекся, получилась классическая заточка. Отвертка новая, ручка деревянная такая, коричневая.
— И что? Как она это объяснила?
— Побелела вся. Видимо, поняла, что сболтнула лишнего. И сказала, что ни слова не скажет без своего адвоката. Ну, я ее закрыл. Позвонил, рассказал Дождеву.
— А что там эта, операционная сестра? — Закатов был, конечно, в курсе расследования, Соболев щедро делился с ним информацией.
Все были заинтересованы в том, чтобы поскорее найти убийцу Милы. Правда, Соболев за это взял с Закатова слово, что тот не будет действовать самостоятельно. Что даже если ему повезет и он сам найдет убийцу, то не станет расправляться с ним.
— Дима Дождев допрашивает ее. Мне пока ничего не известно. Вот, жду адвоката, чтобы допросить Логинову.
— Значит, она видела эту отвертку…
— Ладно, извини, не могу говорить… — в трубке раздались короткие гудки.
— Эта история с заточкой вообще странная, не находишь? — Андрей подошел к окну, солнце сверкало на белейших, чистейших сугробах, наметенных ночью вокруг высоких елей, окружавших гостиницу. — Господи, Женька, какая же красота! И тишина. Даже не верится, что где-то рядом живет убийца, урод, способный убивать… Никогда не понимал, как можно лишить человека жизни. Только бог решает, когда прекратится жизненный путь…
Зотов, душой болевший за Закатова, тяжело вздохнул.
Который день уже они сидели в гостинице в ожидании информации от Ивана. Это в первый день они поехали в больницу, где работал доктор Тропинин, больницу, с которой все и началось (!), пытались там что-то разузнать, но все это выглядело как-то беспомощно и глупо. Тем более что под ногами крутились журналисты, блогеры с камерами, телефонами.
— Если не хочешь себе навредить и быть в курсе всего, сиди в гостинице, прошу тебя, — сказал Соболев Андрею. — Маркс — город маленький, все ваши передвижения, разговоры не останутся незамеченными, поэтому лучше всего сиди и жди. Если понадобится твоя помощь, я позову. Дождев знает, что делает.
Первая информация, полученная от Соболева, была как раз связана с Тамарой Савушкиной — это отпечатки ее пальцев были обнаружены на заточке. Но ее причастность к убийству и Закатов, и Зотов сразу отмели. Операционная сестра убила бы одним ударом в сердце — других вариантов быть не могло. Тела же были хаотично исколоты. Да и мотива у нее как будто бы не было. Однако Тамару арестовали, и как раз сейчас шел допрос.
Время в гостинице тянулось так медленно, что Андрею в какие-то моменты казалось, что оно и вовсе остановилось. Аппетита не было, он пил минеральную воду, курил, распахнув окно и жадно вдыхая сладкий морозный воздух, и думал только о своей жене.
Почему он раньше ничего не предпринял, чтобы поговорить с ней и не отпустить? И тогда ей не надо было бы прятаться и тем более бояться его. Да он бы и пальцем ее не тронул, постарался бы понять. Хотя, быть может, это сейчас он так рассуждает, когда ее уже нет и ничего не возможно исправить? Обуреваемый ревностью, униженный, возможно, он и наговорил бы ей лишнего или даже оскорбил бы ее. Но никогда, никогда бы не поднял на нее руку. И она это знала. Значит, боялась самого разговора, тянула с признанием, как ребенок, совершивший шалость.
И все это случилось ведь из-за того, что в последнее время он уделял ей слишком мало внимания. А ей хотелось любви, ласки. Воскресни она сейчас, он бы отпустил ее, как птицу, пожелав ей только одного — счастья.
Маленькая перепуганная девочка, подцепившая опасный вирус любви. Да что там, если бы у нее не сложилось с Тропининым, Андрей с радостью принял бы ее обратно и постарался бы окружить ее любовью, зацеловал бы ее, замучил своей любовью. А какая она была красавица! Редкой красоты девочка. И вот он ее потерял. Как теперь жить? Как переболеть эту потерю? Где взять силы, чтобы жить дальше?
…В дверь постучали. Это был Соболев. Глаза его горели.
— Так, поднимайтесь, вот и для вас нашлась работа. В дачном поселке, это за городом, возле Графского озера, на одной из дач нашли труп мужчины.
— И что? Какое отношение это имеет к нашему убийству? — спросил Зотов.
— А то, что оперативники пошли по следам, причем следы свежие… Они привели их в один дом, вернее, в гараж. И там — труп молодого парня. Он умер совсем недавно, от передозировки, это предположительно. У него в кармане нашли перстень…
Закатов взглянул в глаза Соболеву — он сразу все понял.
— Да, Андрей, он числится в том списке вещей, принадлежавших Миле. Перстень из белого золота в виде жабы с изумрудными глазами.
— Поехали! — И Андрей схватил куртку. — Женя, ты чего стоишь?
— Это не все, — замялся Соболев. — При парне нашли телефон, и там несколько номеров, по которым он звонил. Чаще всего, мы уже пробили, он звонил сыну Логиновой, Дины Логиновой — Саше. Последние пять звонков он звонил именно ему.
— А где он сам?
— За Нефтебазой есть один санаторий, вот там засветился его номер. Возможно, мы еще успеем его перехватить.
— Ничего себе поворотец! Едем!
31. Из дневника
«Наконец-то! Они приехали за мной. Рано утром.
Я знала, что это случится. Это мое состояние было как ожидание выхода на сцену. Меня попросили одеться, я надела черную водолазку и черные джинсы, поверх — черный кардиган. Причесалась, подушилась моими любимыми духами, даже подкрасила губы.
Мне казалось, что, когда меня выведут в наручниках, во дворе нашего дома столпится народ. А когда меня повезут по улицам города, то вдоль нашего бульвара будут стоять зеваки, чтобы хотя бы краешком глаза в окошке машины увидеть ту, что изменила историю этого города… Толпа, думала я, будет стоять и перед зданием полиции, чтобы увидеть ту, которую выбрал самый красивый мужчина планеты, чтобы понять, что же в ней (во мне!) такого особенного?
Она говорила тихо и даже ласково. Так говорят перед тем, как всадить нож в свою жертву.
— Вы простите меня, — Дина на всякий случай даже поднялась со стула, не зная, чего ждать от этой убитой горем женщины. — Прошу вас, простите. И заберите обратно деньги!
И она, рванувшись вперед, схватила со стола конверт и швырнула обратно Тропининой. Деньги, к счастью, оставались в конверте. Иначе получилась бы и вовсе отвратительная сцена с денежным дождем.
— Ну, давай, гадина, рассказывай, как и за что ты убила моего мужа, — убийственно спокойным тоном проговорила Тропинина. Румяна на ее щеках стали словно еще розовее, а кончик носа побелел.
— Вы что, я никого не убивала.
— Или ты мне сейчас расскажешь, как все было, или отсюда уже не выйдешь, поняла? — И с этими словами Тропинина достала из сумки настоящее сапожное шило. Новенькое, с деревянной коричневой ручкой. — Я выколю тебе сначала глаза, а потом изрешечу тебя этим шилом и сделаю из тебя отбивную, мягкую и жирную от крови…
— Да вы сумасшедшая! А вы чего смотрите? — обратилась Дина к Смушкину, который наблюдал эту сцену с поразительным спокойствием, как если бы на кухне, кроме него, никого вообще не было. — Не видите, что ваша подруга спятила?
— Мы считаем, что доктора Тропинина убили вы, Дина.
— Но я никого не убивала! Уходите!
— Тогда скажи, подлая, кто убил? Ты же все видела! — вскричала Тропинина.
Дина, у которой от страха подкашивались ноги, понимая, что она имеет дело с сумасшедшей, бросилась к выходу, по дороге сорвав с вешалки куртку, выбежала на крыльцо и оттуда по дорожке к гаражу.
В кармане куртки были ключи от машины. Она распахнула ворота, села в машину и выехала, помчалась прочь от Нефтебазы, направляясь в полицию.
Держась за руль, она так материлась, что ее саму затошнило от этих грязных слов.
«А ведь меня могли убить!» — пронеслось в голове. А еще ее коробило, что она оставила в доме потенциальных убийц. Что они, с грязными, кровавыми мыслями, сидят сейчас на ее чистой кухне и, может, посмеиваясь, жрут ее блины! Хоть бы подавились!
Она притормозила возле Следственного комитета, вышла из машины и поднялась на крыльцо.
К счастью, в куртке была и пачка сигарет с зажигалкой. Она жадно затянулась.
Кому рассказать про Тропинину? С Дождевым встречаться не хотелось.
Она вдруг поняла, что боится его. Ненавидит и боится.
И тут из дверей вышел следователь, тот, второй, она даже запомнила его фамилию — Соболев! Холодов рассказал ей, что этот Соболев привез сюда, в Маркс, Андрея Закатова. Как же его зовут?
— Товарищ Соболев, — обратилась к нему Дина, выплевывая сигарету в снег. — Вы же помните меня, да?
— Гражданка Логинова? — Соболев окинул ее взглядом и прищурился. — У вас появилась новая информация?
Он иронизировал, почти издевался над ней. А скорее всего — презирал. Как и все, кто уже знал про историю с вознаграждением за труп доктора.
— Ко мне только что ворвались Тропинина с доктором Смушкиным, она швырнула мне в лицо сто тысяч в конверте, а потом достала шило, такое же, каким были убиты эти… ну, вы понимаете, и сказала, что убьет меня, а Смушкин, он смотрел и улыбался, он и не собирался ее останавливать!
— Хорошо, пройдемте ко мне в кабинет, там и поговорим, — он как-то нехорошо усмехнулся, взял довольно грубо Дину под локоть и почти с силой втащил в двери Следственного комитета.
— Секундочку… — Щелк — и на запястьях Дины оказались наручники!
— Что такое? Почему?
— Поговорим?
И Соболев под удивленные взгляды присутствующих в коридоре людей, подталкивая ее в спину, повел в отведенный ему кабинет.
Все еще не веря, что это происходит с ней реально, что это не сон, Дина подумала почему-то о том, что как хорошо, что она успела выключить огонь под сковородкой с блинами.
30
— Молчит, значит? — Андрей Закатов сидел в своем гостиничном номере в компании своего друга Евгения Зотова и разговаривал по телефону с Иваном Соболевым.
Новость, что Иван задержал Дину Логинову несколько удивила Андрея. Сама мысль, что эта женщина, пусть и алчная до невозможности, сначала убила двух человек, а потом «нарисовалась» с трупами, чтобы получить вознаграждение, показалась ему абсурдной. С другой стороны, она могла быть свидетелем, что сейчас и предположил Соболев.
— Прикинь, она сказала, что Тропинина достала из сумки точно такое же шило, каким были убиты Макс с Милой.
— Так и сказала?
— А ты думаешь, почему я ее запер? Она явно проговорилась! Она была напугана, ее всю трясло, она же примчалась сюда, к нам, за помощью, ну и забылась, проговорилась! Спрашивается, откуда ей известно, как выглядело шило? Хотя это не шило даже, а длинная такая отвертка, которую заточили, как иглу! Причем это не зэковская заточка, просто кто-то заострил на станке, говорю, отвертку. И не факт, что это делалось специально для того, чтобы убивать, возможно, просто кто-то решил заточить крестовую отвертку со слизанными гранями для работы, да и увлекся, получилась классическая заточка. Отвертка новая, ручка деревянная такая, коричневая.
— И что? Как она это объяснила?
— Побелела вся. Видимо, поняла, что сболтнула лишнего. И сказала, что ни слова не скажет без своего адвоката. Ну, я ее закрыл. Позвонил, рассказал Дождеву.
— А что там эта, операционная сестра? — Закатов был, конечно, в курсе расследования, Соболев щедро делился с ним информацией.
Все были заинтересованы в том, чтобы поскорее найти убийцу Милы. Правда, Соболев за это взял с Закатова слово, что тот не будет действовать самостоятельно. Что даже если ему повезет и он сам найдет убийцу, то не станет расправляться с ним.
— Дима Дождев допрашивает ее. Мне пока ничего не известно. Вот, жду адвоката, чтобы допросить Логинову.
— Значит, она видела эту отвертку…
— Ладно, извини, не могу говорить… — в трубке раздались короткие гудки.
— Эта история с заточкой вообще странная, не находишь? — Андрей подошел к окну, солнце сверкало на белейших, чистейших сугробах, наметенных ночью вокруг высоких елей, окружавших гостиницу. — Господи, Женька, какая же красота! И тишина. Даже не верится, что где-то рядом живет убийца, урод, способный убивать… Никогда не понимал, как можно лишить человека жизни. Только бог решает, когда прекратится жизненный путь…
Зотов, душой болевший за Закатова, тяжело вздохнул.
Который день уже они сидели в гостинице в ожидании информации от Ивана. Это в первый день они поехали в больницу, где работал доктор Тропинин, больницу, с которой все и началось (!), пытались там что-то разузнать, но все это выглядело как-то беспомощно и глупо. Тем более что под ногами крутились журналисты, блогеры с камерами, телефонами.
— Если не хочешь себе навредить и быть в курсе всего, сиди в гостинице, прошу тебя, — сказал Соболев Андрею. — Маркс — город маленький, все ваши передвижения, разговоры не останутся незамеченными, поэтому лучше всего сиди и жди. Если понадобится твоя помощь, я позову. Дождев знает, что делает.
Первая информация, полученная от Соболева, была как раз связана с Тамарой Савушкиной — это отпечатки ее пальцев были обнаружены на заточке. Но ее причастность к убийству и Закатов, и Зотов сразу отмели. Операционная сестра убила бы одним ударом в сердце — других вариантов быть не могло. Тела же были хаотично исколоты. Да и мотива у нее как будто бы не было. Однако Тамару арестовали, и как раз сейчас шел допрос.
Время в гостинице тянулось так медленно, что Андрею в какие-то моменты казалось, что оно и вовсе остановилось. Аппетита не было, он пил минеральную воду, курил, распахнув окно и жадно вдыхая сладкий морозный воздух, и думал только о своей жене.
Почему он раньше ничего не предпринял, чтобы поговорить с ней и не отпустить? И тогда ей не надо было бы прятаться и тем более бояться его. Да он бы и пальцем ее не тронул, постарался бы понять. Хотя, быть может, это сейчас он так рассуждает, когда ее уже нет и ничего не возможно исправить? Обуреваемый ревностью, униженный, возможно, он и наговорил бы ей лишнего или даже оскорбил бы ее. Но никогда, никогда бы не поднял на нее руку. И она это знала. Значит, боялась самого разговора, тянула с признанием, как ребенок, совершивший шалость.
И все это случилось ведь из-за того, что в последнее время он уделял ей слишком мало внимания. А ей хотелось любви, ласки. Воскресни она сейчас, он бы отпустил ее, как птицу, пожелав ей только одного — счастья.
Маленькая перепуганная девочка, подцепившая опасный вирус любви. Да что там, если бы у нее не сложилось с Тропининым, Андрей с радостью принял бы ее обратно и постарался бы окружить ее любовью, зацеловал бы ее, замучил своей любовью. А какая она была красавица! Редкой красоты девочка. И вот он ее потерял. Как теперь жить? Как переболеть эту потерю? Где взять силы, чтобы жить дальше?
…В дверь постучали. Это был Соболев. Глаза его горели.
— Так, поднимайтесь, вот и для вас нашлась работа. В дачном поселке, это за городом, возле Графского озера, на одной из дач нашли труп мужчины.
— И что? Какое отношение это имеет к нашему убийству? — спросил Зотов.
— А то, что оперативники пошли по следам, причем следы свежие… Они привели их в один дом, вернее, в гараж. И там — труп молодого парня. Он умер совсем недавно, от передозировки, это предположительно. У него в кармане нашли перстень…
Закатов взглянул в глаза Соболеву — он сразу все понял.
— Да, Андрей, он числится в том списке вещей, принадлежавших Миле. Перстень из белого золота в виде жабы с изумрудными глазами.
— Поехали! — И Андрей схватил куртку. — Женя, ты чего стоишь?
— Это не все, — замялся Соболев. — При парне нашли телефон, и там несколько номеров, по которым он звонил. Чаще всего, мы уже пробили, он звонил сыну Логиновой, Дины Логиновой — Саше. Последние пять звонков он звонил именно ему.
— А где он сам?
— За Нефтебазой есть один санаторий, вот там засветился его номер. Возможно, мы еще успеем его перехватить.
— Ничего себе поворотец! Едем!
31. Из дневника
«Наконец-то! Они приехали за мной. Рано утром.
Я знала, что это случится. Это мое состояние было как ожидание выхода на сцену. Меня попросили одеться, я надела черную водолазку и черные джинсы, поверх — черный кардиган. Причесалась, подушилась моими любимыми духами, даже подкрасила губы.
Мне казалось, что, когда меня выведут в наручниках, во дворе нашего дома столпится народ. А когда меня повезут по улицам города, то вдоль нашего бульвара будут стоять зеваки, чтобы хотя бы краешком глаза в окошке машины увидеть ту, что изменила историю этого города… Толпа, думала я, будет стоять и перед зданием полиции, чтобы увидеть ту, которую выбрал самый красивый мужчина планеты, чтобы понять, что же в ней (во мне!) такого особенного?