Человек в безлюдной арке

– Знать, не бедствуют, негодяи, – проворчал Урусов и, перевернув несколько страниц блокнота, наконец перешел к делу: – Не совсем обычным, товарищи, представляется мне это убийство в Щипковском переулке.

Оперативники удивленно смотрели на начальство.

– Видите ли, – продолжал комиссар, – Щипковский переулок – лишь один эпизод из четырех всплывших за последние три недели. Изучая отчеты руководителей оперативно-разыскных групп, я заметил некие схожие детали. Вот, ознакомьтесь с недостающими, так сказать, звеньями…

Он пододвинул к краю стола три картонные папки. Старцев с Васильковым взяли по одной и принялись читать…





* * *


Оперативно-розыскная группа майора Старцева по праву считалась в Московском уголовном розыске одной из лучших. Ее костяк сложился еще накануне войны, когда в ее составе числились матерые сыскари, а руководил ими ветеран МУРа майор Прохоров. Иван влился в группу осенью сорок третьего, закончив лечение после тяжелого ранения под Рыльском. Так сложилось, что всего через год – после ухода на повышение Прохорова – он остался едва ли не самым опытным сотрудником. Недолго думая, Урусов назначил Старцева старшим группы.

Роста Иван был небольшого, но ловкость и силу имел немалые. Чуть простоватый, но хваткий, понятливый, практичный. Этакий «деревенский парнишка с широкой костью». Примерно так подумал о нем Васильков, впервые повстречав на фронте. Однако родился и вырос «деревенский парнишка» в Москве. Сначала семья жила на юго-западе в небольшом рабочем поселке, потом переехала поближе к центру, благодаря чему Иван стал учиться в хорошей школе. Получив аттестат с неплохими оценками, он с первой попытки поступил в Подольское военное артиллерийское училище.

Войну Старцев встретил с двумя кубарями в петлицах, командуя огневым взводом. При обороне Москвы его батарея стояла насмерть, в одном из боев он получил тяжелое ранение. После госпиталя, в суете и неразберихе, его определили в пехотный полк. Он пытался вернуться в родную артиллерию, да где там: время было жесткое – куда назначили, там и служи. Иван никогда не отчаивался, не падал духом и уже через несколько месяцев за проявленную отвагу и находчивость был переведен в разведку. Там судьба и свела его с Александром Васильковым.

В 1943 году темной летней ночью разведгруппа возвращалась после выполнения задания в тылу противника. До своих окопов оставалось совсем ничего – ползком преодолеть минное поле. Вокруг шарили лучи немецких прожекторов, позади басовито огрызались пулеметы. За сотню метров до первой линии советских окопов пулей зацепило бойца; катаясь и скрипя зубами от боли, тот задел растяжку. Бахнул взрыв, осколком серьезно повредило ногу Старцеву, бросившемуся на помощь товарищу.

В госпитале врачи хотели ампутировать покалеченную ступню, но один из хирургов взялся собрать ее по кусочкам. И у него это получилось. Два месяца Иван провалялся на госпитальной койке, ежедневно разрабатывая ногу и надеясь вернуться в строй. Однако при выписке строгая комиссия его все-таки забраковала.

Имея несгибаемую натуру, комиссованный из армии Старцев не сдался – не запил, в сторожа или кочегары не подался. Когда поджившая нога позволила поменять костыли на тросточку, он надел отглаженную форму с орденами, с двумя золотыми нашивками за тяжелые ранения и отправился на прием к начальнику Московского уголовного розыска. Тогда, в 1943-м, эту должность занимал комиссар милиции третьего ранга Рудин – умница, интеллигент и просто золотой человек. Иван объяснил ему ситуацию. Тот внимательно изучил документы, пролистал партбилет, расспросил, в какой должности и в каком звании воевал, в каких участвовал операциях. Не позабыл спросить и про ранения. Затем вызвал начальника отдела кадров и передал Старцева в его распоряжение. Таким незамысловатым образом Иван и попал на Петровку, 38. В Уголовном розыске он быстро набрался опыта, дорос до руководителя оперативно-разыскной группы, получил майорские погоны.

У Сашки Василькова судьба сложилась иначе. Он командовал дивизионной разведкой до Победы: отправлял группы разведчиков в тыл врага, готовил молодежь на замену выбывших из строя, да и сам продолжал хаживать в поиск за «языками». Закончил войну Александр в Германии. Командование уговаривало его остаться, предлагало поехать на учебу в академию. Все-таки высшее образование, огромный боевой опыт, безупречная репутация, партбилет, награды. Но он отказался, желая поскорее вернуться к мирной жизни и к своей сугубо гражданской профессии геолога.

Приехав в Москву, Васильков уже через пару дней наведался в Московское государственное геологическое управление, из которого призывался в армию. Но, увы, сотрудники управления еще не вернулись из Семипалатинска, куда были эвакуированы в начале войны. Пришлось искать другую работу. В итоге он устроился слесарем на крупный номерной завод.

Вероятно, Александр до сих пор стоял бы у слесарного верстака, точил бы детали. Но в один из вечеров после тяжелой рабочей смены он решил заглянуть в шумный и прокуренный пивной павильон. Среди пьяного люда, в сизой табачной пелене, к величайшему своему удивлению, он увидел Ивана Старцева.

В тот же вечер Васильков узнал о его госпитальных злоключениях, о службе в МУРе. Тогда же получил от фронтового товарища предложение попробовать себя в уголовном розыске. И тогда же, не раздумывая, дал согласие…





* * *


Ознакомившись с документами из трех картонных папок, Старцев с Васильковым были вынуждены согласиться: почерк преступников один и тот же. Суть оперативной информации состояла в следующем: за последние три недели совершено в общей сложности четыре странных преступления. Некто выслеживает и убивает с целью ограбления мужчин в возрасте от двадцати пяти до тридцати шести лет. Преступления осуществляются одним и тем же человеком или немногочисленной бандой в составе двух-трех человек. Все убийства – словно под копирку: нападают сзади и бьют ножом в шею сверху вниз. Фамилии погибших: Зайцев, Дробыш, Велично, Винокуров. География преступлений ограничена Москвой и ближним Подмосковьем. Убитые были одиноки, проживали в разных районах.

При осмотре тел оперативники обратили внимание на неопрятный вид и отчетливый запах алкоголя. По документам до 1942 года все погибшие находились либо на фронте, либо в эвакуации. Зайцев, Дробыш и Величко имели инвалидность. Точнее – «белые билеты» с категорией «Д» (не годен, освобожден от призыва и воинской обязанности навсегда). Первый страдал частыми припадками эпилепсии. У второго после серьезного ранения одна нога была короче другой на несколько сантиметров. У третьего на правой руке отсутствовали три пальца. Винокуров избежал призыва, так как был высококлассным токарем и обзавелся «бронью». Это объясняло их нахождение в тылу во время войны.

– Значит, банда действует уже три недели, – задумчиво проговорил Старцев, покручивая вправо-влево зажатую меж коленок трость. – А мы-то полагали, что это – дело рук залетного.

– Судя по всему, промышляет кто-то из местных. И почерк преступлений, как вы верно подметили, один и тот же, и везде фигурируют окурки овальных сигарет Московской табачной фабрики № 1.

Урусов машинально достал из лежащей на столе пачки папиросу и, глядя в распахнутое окно, принялся ее разминать…

Иван с Александром молча наблюдали за ним, не решаясь прервать образовавшуюся паузу. Выглядел Урусов уставшим, невыспавшимся. Будучи неплохим профессионалом, прошедшим все ступени от заведующего делопроизводством Тюменского окружного уголовного розыска до начальника МУРа, он держал в памяти все громкие преступления и контролировал проводимую по ним оперативно-разыскную работу. Помимо этого он несколько раз в неделю ездил на совещания к начальнику Уголовного розыска Советского Союза комиссару милиции Овчинникову, к начальнику УНКВД Московской области комиссару госбезопасности Журавлеву, в Московский горком партии, в Моссовет, в центральные партийные и советские организации… Дел хватало. А вот времени на отдых, на восстановление сил и лечение – увы.

Очнулся Урусов лишь после того, как лопнула тонкая папиросная бумага и табак просыпался на зеленое сукно. Вытащив другую папиросу, комиссар закурил. Собирая просыпанный табак в пепельницу, поинтересовался:

– Чем сейчас занята ваша группа?

– Капитан Егоров и старший лейтенант Горшеня готовят к сдаче документы по делу банды Елисеева. Остальные по вашему приказу занимаются сортировкой документов прибывших в Москву граждан, – отчитался Старцев.

Борьба с преступностью в послевоенные месяцы была значительно осложнена массовой миграцией населения. Люди ехали в столицу и через нее со всех концов – возвращались репатрианты, демобилизованные из армии, из эвакуации. Сотрудники милиции, уголовного розыска и госбезопасности работали по четырнадцать часов в сутки, чтобы просеять этот поток и не пропустить замаскированных преступных элемен– тов.

– Тогда вот что, товарищи, – подвел итог комиссар. – Берите-ка в разработку эту новую банду. Изучите все материалы и представьте мне план по ее нейтрализации и уничтожению…





Глава вторая




Москва; 21-22 июня 1941 года


В эту июньскую пятницу погода выдалась неважной: солнце лишь изредка прорывалось сквозь тонкий слой облаков, тащившихся из-за Москвы-реки; моросил мелкий дождь, порывистый ветер срывал с ветвей молодые зеленые листья.

Впрочем, Протасовым было не до погоды. Семейство с самого утра готовилось к большому празднику – завтра, в субботу, Михаилу исполнялось восемнадцать. По случаю предстоящего совершеннолетия своего сына постаревший на восемь лет Егор Савельевич уехал с работы на два часа раньше, чтоб заглянуть на рынок и закупить нужные продукты. Он продолжал трудиться главным инженером на крупном оборонном предприятии. За прошедшие годы в его жизни почти ничего не изменилось, разве что прибавилось седины в волосах да появился служебный автомобиль.

Лидия Николаевна, как всегда, суетилась на кухне. Она также не захотела менять свою жизнь и по-прежнему работала педагогом в музыкальной школе. Возраст не испортил ее внешность: самую малость раздавшись в бедрах, она по-прежнему была статной и привлекательной женщиной. Лидия настойчиво обучала своих детей музыке, но те оставались к искусству холодны. Несмотря на прекрасный музыкальный слух, Анна выбрала другую стезю и поступила в медицинский институт. Михаил вообще не подходил к фортепиано, предпочитая изредка бренчать в своей комнате на гитаре.

Повзрослевшая и похорошевшая Анна в этот день решила помочь матери с приготовлениями. Она накрыла скатертью большой стол в гостиной, вынула из серванта посудный сервиз на двенадцать персон, перемыла все предметы, расставила их на столе, разложила приборы…

Михаил по просьбе мамы прибирался в квартире. Он тоже возмужал, раздался в плечах. Ростом, правда, не вышел – макушка дотягивалась только до отцовского плеча, но мама говорила, что до двадцати пяти лет он обязательно вытянется до 170 сантиметров.

В школе недавно закончились выпускные экзамены. Учиться было непросто, педагоги были строги и требовательны – по результатам прошлогодних испытаний двух пацанов из класса оставили на второй год, а трех обязали пройти повторные испытания осенью. Мишка поднатужился, сдал все предметы с первого раза, и отныне сидеть в комнате за уроками ему уже не требовалось. Тем не менее до статуса «именинника» оставалось еще целых шесть часов. Так что воспользоваться им или сослаться на занятость не получалось. Пришлось вооружиться веником и подметать в большой квартире пол.

Завтрашний день – 21 июня – был примечательным. Во-первых, Мишке исполнялось восемнадцать. Во-вторых, в шестнадцать ноль-ноль в его школе начинался торжественный вечер выпускников. С одной стороны, юношу это здорово расстраивало – празднование дня рождения выходило скомканным и поспешным. Ведь гостей пришлось приглашать на полдень, словно это был утренник для сопливых карапузов. В-третьих, после многолетнего мучительного ожидания наступал заветный момент, когда в его руках окажется недостающая четвертая деталь – отцовский зажим для галстука. Получив его, Мишка тотчас соберет талисман и наконец узнает тайну дворянского рода Протасовых.

Поэтому злиться и не получалось. Подумаешь, заставили убираться. Подумаешь, гости соберутся раньше обычного. Подумаешь, через три часа он покинет их и в последний раз отправится в школу. Главным событием для него являлся полностью собранный талисман.





* * *


Егор Савельевич вернулся из похода по рынкам в восьмом часу вечера. Вскоре покончили с хлопотами на кухне и Лидия Николаевна с Анной. Ну а первым, конечно же, освободился от работы Михаил – наскоро пройдясь веником по комнатам и коридору, он сгреб горку пыли и мелкого мусора на совок.

– Готово, – показал он матери результат своего труда.

– Спасибо, сынок, – откликнулась она. – Отдыхай. А завтра утром Анна протрет полы влажной тряпкой…

Когда в прихожую вошел отец, Мишка первым метнулся к нему помогать: подал домашние тапочки, забрал и отнес на кухню тяжелые сумки. Сделал он это, конечно же, не просто так – в другой раз сидел бы в своей комнате и не повел бы ухом. Но сегодня у него была слабая надежда, что отец не устоит и отдаст зажим для галстука на несколько часов раньше оговоренного срока.

Дождавшись, когда тот помоет руки, переоденется и сядет в кресло со стаканом горячего чая, Михаил заканючил:

– Па-ап, а давай соберем талисман сегодня.

– Почему сегодня? Мы же договаривались в день твоего совершеннолетия.

– Ну какая разница, па-ап? До моего совершеннолетия осталось четыре часа.

– Нет уж, братец, – улыбнулся Егор Савельевич, – давай-ка по-честному. Уговор есть уговор.

– А если я дождусь двенадцати ночи, ты отдашь мне зажим?

– Давай дождемся твоего дня рождения.

– Но ведь он наступит сразу после двенадцати!

– И все-таки я вручу тебе его завтра. Как только проснешься, так и вручу, – стоял на своем отец.

– Ну почему-у?

– Да потому, что день у тебя завтра будет непростой. Очень непростой. И чтобы все успеть, ты должен встать пораньше. А значит, и лечь нужно часиков в десять.

Наморщив лоб, Мишка хотел возмутиться, но в прихожей внезапно раздался звонок.

Из спальни вышла Лидия Николаевна. На лице ее было написано недоумение – так поздно к Протасовым никто не приходил.

– Кто бы это мог быть? – насторожилась она.

– Возможно, поздравительная телеграмма от твоих родственников из Воронежа, – пожал плечами Егор Савельевич. И кивнул сыну: – Поди, Миша, открой.

Поднявшись, тот поплелся в прихожую, недовольно бурча под нос…

Ворчать юноша прекратил сразу, едва распахнул входную дверь. На лестничной клетке стояли несколько человек в военной форме. По цвету петлиц и околышей Мишка догадался: сотрудники НКВД. В школе и на улице он не отличался примерным поведением, поэтому сердце тотчас сползло в пятки. Ссутулившись и втянув голову в плечи, он словно уменьшился в росте.

– Протасовы здесь проживают? – низким голосом спросил один из офицеров со шпалами в петлицах.

Ответить нормальным образом Мишка не смог – горло моментально пересохло. Просто кивнул.

Этого было достаточно. Капитан Государственной безопасности отодвинул его в сторону и шагнул в квартиру. За ним проследовали остальные. Машинально прикрыв входную дверь, Михаил осторожно двинулся за страшными гостями…

В большой гостиной их встретила гробовая тишина. Побледневшая Лидия Николаевна и выглядывавшая из своей комнаты Анна смотрели на мужчин в форме с затаенным страхом. Глава семейства сидел в кресле и на первый взгляд выглядел спокойным. Однако стакан с чаем в его правой руке подрагивал, а пальцы левой крепко впились в подлокотник. Похоже, ничего хорошего от позднего визита сотрудников НКВД он не ждал.

Остановившись от него в трех шагах, капитан госбезопасности спросил: