Человек в безлюдной арке

Холодная зимняя ночь тянулась невыносимо долго, он плохо спал, возился в постели, кашлял, размышлял, а утром принял решение и во второй половине дня приказал всем, за исключением здорового Гарина, разными маршрутами выдвигаться в сторону Сокольнической инфекционной больницы. До конца рабочего дня оставалось около часа. В отдельном коридоре, на первом этаже больницы, ожидали приёма полтора десятка человек - все кутались в тёплую одежду, тяжело дышали, кашляли. Из кабинета врача вышел пожилой мужчина и, с трудом передвигая ноги, направился к вестибюлю.

- Следующий! - послышался знакомый голос.

Переглянувшись с товарищами, Протасов вошёл в кабинет. Анна что-то писала в журнале, посмотрев на вошедшего, она прищурилась и, уронив ручку, резко встала. Мишка от неожиданности попятился, но подбежавшая сестра обняла его и роняя слёзы быстро заговорила:

- Ты жив, Миша? Да куда же ты исчез? Где ты был? Мы с мамой обошли всех знакомых, куда только не обращались, нам сообщили, что ты под следствием, а потом попал на фронт.

- Тише Ань, не шуми, - Мишка воровато оглянулся на дверь. - Так уж вышло, ранили меня на фронте, долго лечился, недавно вернулся и сразу заболел этим… гриппом, словно в подтверждение сказанному он разразился кашлем.

Продолжая расспрашивать, Анна усадил его на кушетку, пощупала лоб, сунула подмышку градусник. Она буквально светилась от радостного удивления, представляя как будет счастлива мама, ведь они обе считали Михаила погибшим в конце 1941 года.

Он почти не выказывал эмоций, делал вид будто доволен, что повстречал сестру, хотя потухший взгляд выдавал безразличия. Загорелся он лишь однажды - когда задержался на лежащим на столе зеркальце в бронзовой оправе.

Измерив брату температуру и давление, осмотрев горло и кожные покровы, Анна тут же дала ему две таблетки и налила стакан воды.

- Пей, это сильное средство должно помочь и вот тебе ещё три упаковки, пей по две таблетки, три раза в день. Он проглотил их, запил водой. Дальше сговорились, что он подождёт в коридоре, а когда Анна освободится, они вместе пойдут домой.

За оставшиеся полчаса врач приняла и осмотрела всех ожидавших в коридоре больных,. Мишка остался сидеть на одном из потрёпанных, скрипучих стульев.

- Сбегаю к заведующей отделением, доложу что закончила приём, - выпорхнула сестра из кабинета.

Михаил кивнул. Дождавшись, когда стихнут её шаги, он юркнул в кабинет, подошёл к столу, отыскал в журнале запись с его настоящей фамилией и вымышленными фамилиями подчинённых. Вырвав страницу он смял её, сунул в карман и быстро вернулся в коридор. Спустя десять минут они с сестрой покинули приёмное отделение Сокольнической больницы и вышли через распахнутые, чугунные ворота на улицу.

- Нет, нам не туда, - грустно улыбнулась Анна, повернув в другую сторону пояснила. - После ареста папы, нас с мамой выселили из большой квартиры, теперь мы живём в бараке в Хомутовском тупике, занимаем маленькую комнату в коммуналке.

- В Хомутовском? Где это?

- Между новой Басманной и Карла Маркса, наш барак стоит недалеко от железной дороге. Сначала проходящие поезда не давали спать, а потом мы привыкли. А знаешь, мы даже перевезли все твои вещи, ничего не выбросили и не оставили…

В ведя брата в новое жилище, Аня радостно рассказывала обо всём, что произошло с ними за два последних года. А тот, опустив руку в карман, поглаживал отполированный боёк короткого сапожного молотка, прихваченного из квартиры. Пройдя мерзким проездом, они повернули на пустынную улочку, без единого огонька. Где-то вдали она упиралась в железнодорожный переезд, через который неторопливо проплывал эшелон, с зачехлённый техникой. «Подходящее местечко – темно, тихо, даже собаки не лают» - отметил про себя Мишка и потянул из кармана молоток…





***


Новый 1944 год Протасов встречал в приподнятом настроении. Причин этому было несколько. Во-первых, выданные сестрой таблетки здорово помогли - он сам и все его подчинённые скоро пошли на поправку, озноб пропал, температура нормализовалась, кашель почти не беспокоил. Во-вторых, в его кармане теперь лежали две составные части талисмана - спичечница и, принадлежавшие ранее сестре, зеркальце. Оставалось найти ещё две. В-третьих, из Польши прибыл долгожданный связной - помимо батареи и новых шифров он привёз внушительную сумму советских рублей - на эти деньги, слегка приделавшая группа, могла безбедно прожить несколько месяцев. Четвертая причина оказалась самой неожиданной - прибывшим связным оказался Амбал.





***


- Ты просекаешь какое поганое дело? - сидя вечером за столом объяснял он свое неожиданное появление. - Нарисовался в школе один злобный хохол, западной Украины. Тарас Пилипчук. Такая сука! Нет, сучище! Быстро стал старшим группы, дорос до штабсефрейтора…

Далее последовал рассказ о том, как хохол невольно воспользовался хитрым способом Амбала, чтобы остаться в спокойной Польше. Но если Амбал искусно прикидывался туповатым, то Пилипчук тупицей был от рождения, зато брал голосом, нахрапом инициативой.

- Да ещё как брал, гнида, - возмущался старый кореш. - Я курсантов тоже гонял на территорию и строевую, но давал вечером пол часика отдохнуть, а этот действовал по принципу: чем бы курсант не занимался, лишь бы зашивался. Короче, чувствую метит, гад, на моё тёплое место старшины курса. Пошёл к Марвецу, так и так, говорю: - двум револьверам в одной кобуре завсегда тесно, я же вас устраиваю на этой должности, а он в ответ: - мы в курсе вашего противостояния и уже приняли решение.

В итоге Пилипчук стал старшиной курса, а чтобы Амбал не остался в обиде командование Варшавской школы присвоило ему чин фельдфебеля и отправило в Москву.

Сидя за столом, во время вечерней попойки корешь сообщил ещё одну новость:

- Вообще-то меня прислали сюда непростым связным, меня прислали старшим твоей команды.

Мишка замер с вилкой в руке и вдруг со звоном бросил её на стол:

- Не понял. Это в чем же я провинился?

-Не пыли! - остудил его Амбал. - Марвец наоборот - доволен твоей работой. Даст небольшую передышку, а после сосватает новое задание. Усёк?

Это меняло дело, Протасов давно мечтал о нормальном отдыхе, не в этой, провонявшей табаком и алкоголем квартире, не в этом городе, где в любой день его могли арестовать и поставить к стенке и не в этой полуразрушенной стране, где шла тяжёлая, затяжная война. К тому же, у майора Марвеца оставалась его спичечница. И Михаил изначально планировал вернуться за ней в разведшколу, он плеснул в стаканы водки, подцепил вилкой кусок рыбы из консервной банки и сказал:

- Ну тогда давай выпьем - за твоё повышение и за мою лёгкую дорогу до Польши.






Глава пятнадцатая




Москва; июль 1945 года

Для заполнения журнала Анна Протасова пользовалась перьевой ручкой, писала она старательно и весьма красивым почерком. Прописывая такие буквы как: «и», «а», «н», «д», «ц», «ш», перо хорошо проминало бумагу и оставляло заметные бороздки на следующем листе. С другими буквами было сложнее: «а», «о», «в», «е», «з» и прочие, имеющие округлые формы, прописывались Анной без нажима и с ними пришлось повозиться.

К моменту открытия лаборатории Старцев с Васильковым разобрались с двумя фамилиями - Протасов и Хакимов. По остальным имелось много неясностей, пришлось ждать, когда откроется лаборатория на первом этаже управления.

В девять утра, один из специалистов лаборатории вернул Старцеву журнал с результатами расшифровки отпечатков. Результаты представляли собой отдельный лист бумаги, являвшийся, по сути, точной копией, вырванного из журнала, листа. Работа была выполнена филигранно, оценив её, сыщики искренне поблагодарили молодого лаборанта, а когда тот ушел, склонились над столом.

- Протасов Михаил, двадцать третьего года рождения, - прочитал Васильков. – Ну этого мы сразу вычислили.

За именем и фамилией, каждого пациента, следовало краткое описание жалоб, результатов осмотра, диагноз, а также назначенное лечение.

- Зайцев! - обрадовался Иван. - Следующий Дробыш.

- Величко и Винокуров, - вторил ему Александр.

Наслаждаясь кульминацией радостного момента Иван произнёс последнюю фамилию, растягивая каждый слог:

- Зи-но-вьев!

Это были фамилии пятерых недавно убитых в Москве мужчин. Таким образом подтвердилось, что Протасов выжил в декабре 1941 при штурме городка Одоев и, либо был взят немцами в плен, либо перешёл к ним сам.

Поднявшись на второй этаж управления Старцев с Васильковым дождались, когда освободится комиссар Урусов и, зайдя к нему в кабинет, рассказали о ходе оперативного расследования нашумевших убийств. Основной причиной, приведшей сыщиков на доклад к высокому начальству, стал приказ, изданный наркомом внутренних дел в начале войны. Приказ касался деятельности оперативно-розыскных групп, следственных отделов и органов дознания. Он гласил, что «при выявлении фактов сотрудничества любых лиц: подозреваемых, потерпевших, свидетелей с немецкими разведслужбами, сотрудники обязаны немедленно сообщить об этом органам контрразведки».

- Хорошая работа, товарищи! - похвалил Урусов и сразу оговорился. – Но, ликовать рано. И тем более, рано говорить о передаче этого дела в контрразведку.

Старцев напомнил:

- Протасов, товарищ комиссар, с декабря 1941 года, официально числится погибшим, а в конце 1943 каким-то образом оказался в Москве. У нас есть все основания подозревать, что он побывал у немцев…

- Прошёл у них подготовку и с группой таких же отщепенцев был заброшен в наш тыл, - продолжил мысль комиссар.

- Примерно так.

- Добротная версия. А вдруг он заурядный дезертир? Шмыгнул во время неудачной атаки в лесок или в воронку, дождался ночи, бросил винтовку и драпанул тыл. Допускаете такое развитие событий?

- Вполне! - согласились сыщики.

- Потом добрался окольными путями до родной Москвы, влился в такую же гоп-компанию дезертиров и уголовников. Он же состоял до войны в банде, верно?

- Так точно!

- Ну вот и другая версия, тоже между прочим, рабочая. Возможно есть и третья.

Старцев с Васильковым с немым вопросом уставились на комиссара.

- Поясняю, - сказал тот. - Документы убитого в 1941 Протасова попали к нечистому на руку бойцу, нашему бойцу. Вернувшись с войны, он влился в банду и начал куролесить. А заболев с дружками гриппом, подался в больницу, где прикрылся фамилией Протасова…

- Но сестра Протасова, наверняка, сообщила бы об этом в милицию, - возразил Васильков.

- Сообщила бы, да видать не успела.

Крыть было нечем - опытный Урусов сходу накидал пару, вполне жизнеспособных версий. Сыщики молчали.

- А вы собрались в контрразведку. Рано товарищи, рано, - по отечески улыбнулся Урусов. - Для передачи дела контрразведке нужны чёткие доказательства причастности хотя бы одного из этой группы к шпионажу в пользу Германии. Пока таких доказательств нет работайте по другим направлениям - ищете убийцу, выясняйте причины убийств. И ещё… - он надел очки и вторично взял в руки принесённый сыщиками листок, пробежав его цепким взглядом, положил на стол и ткнул пальцем в последнюю фамилию. - Настоятельно советую заняться Хакимовым. Из всей мутной истории пока очевидно одно – кто-то избавляется от этих персонажей - пятерых уже устранили, а последний, по фамилии Хакимов, насколько я помню, в наших сводках пока не мелькал.





Глава шестнадцатая




Польша; август 1944 года

В августе 1944 года советские войска полностью захватили восточный берег Вислы. Немецкие войска терпели поражение и отступали. Проиграл свою войну и знаменитый Абвер. После нескольких громких провалов разведывательных операций его вывели из состава Верховного командования Вермахта и починили главному управлению имперской безопасности, лишив тем самым автономного статуса.