Человек в безлюдной арке

– В милицию его немедля! – советовал инвалид на костылях. – Тама из него живо дурь-то вышибут!..

Оказавшись на улице среди людей, которые не видели момента кражи, Мишка решил давить на жалость и заканючил:

– Отпустите! Я ничего не сделал! Чего вы ко мне привязались?

Но где там! Разговор с воришками в Москве всегда был коротким. Тут же выискалась добровольная помощница – голосистая толстуха, повисшая на другой его руке. Какой-то доброхот подробно объяснял, как сподручнее – дворами – добраться до ближайшего РОМа. (РОМ – районный отдел милиции)

Обалдевшего Мишку и впрямь поволокли к ближайшему двору. Он совершенно растерялся, обмяк и поплелся, не сопротивляясь. Грудь ходила ходуном, мутный взгляд бездумно скользил по округе, в голове рождались картинки одна страшнее другой. «Для чего я зашел в этот проклятый район? Зачем остановился около магазина? Почему занял очередь и полез к этой чертовой бабке?» – костерил он себя.

Его тащили ко двору, вход в который находился справа от хлебного магазина. А слева от крыльца и людского скопления вдруг раздался громкий свист. Обычно так свистели пацаны, сунув в рот пальцы.

Народ разом повернул головы к заклеенной старыми афишами тумбе. Возле нее стоял шалопай в широких штанах, в порванной рубахе и в кепке-малокозырочке. Жуя папиросный мундштук и нахально улыбаясь, он крикнул:

– Чего рты раззявили? Там на углу Маяковского речную рыбу задешево дают!

Мгновенно позабыв о незадачливом воришке, очередь взволновалась. В паре кварталов от хлебного действительно был рыбный магазин. Народ загудел, стал обсуждать новость.

Мишка всего этого не слышал – уши словно заложило, заткнуло пробками. Завернули за угол. И тут в действительность его вернул сильный толчок. Встрепенувшись, он увидел, как висевший на его руке дед неловко взмахнул палкой и повалился наземь; по асфальту поскакали его очки. Голосистая толстуха взвизгнула и шарахнулась в сторону.

Внезапно Протасов понял, что свободен, что на руках у него никто не виснет, никуда его не волокут.

– Чего вывеску (вывеска – лицо) вытянул? – послышался знакомый голос. – Дергай за мной!..

Рядом, как из-под земли, вырос Амбал, за ним маячил плечистый парень – Мишкин ровесник. Амбал схватил дедову палку, разломал ее об колено, обломки забросил в кусты. А плечистый с разворота отвесил толстухе смачного пинка под зад. Взвыв от боли, та начала звать на помощь.

Но троица пацанов уже неслась дворами в сторону Таганской…





* * *


– …Удачно мы тебя вырвали (вырвать – освободить задержанного, напав на конвой) – улыбался Амбал, шагая по тротуару Малой Андроновской.

С момента неудавшейся кражи прошло минут десять, а Мишка все еще не верил в свое чудесное спасение.

– Как ты вообще там оказался? – разводил он руками.

– Случайно. Мы с корешами с Покровского вала топали. Марку там гнали (гнать марку – ездить на автобусе, с целью кражи у пассажиров-попутчиков). Глядим, у магазина буза…

В компании с Амбалом были его дружки: светловолосый Степка-свисток – складный конопатый парнишка среднего роста и Чуваш – коренастый крепыш с простоватым крестьянским лицом и с фиксами из белого металла. Представляя их, Амбал коротко пояснил, что глазастый, быстрый и осторожный Степка всегда стоит на шухере, может вовремя предупредить или привлечь к себе внимание. Что тот и сделал залихватским свистом возле хлебного магазина. Чуваш ценился за бойцовские качества: был безрассудно смел, крепко стоял на ногах, мастерски орудовал кулаками, а при случае мог и «пощекотать перышком».

Разметав возле магазина «конвой», пацаны несколько минут петляли бесконечными лабиринтами дворов между Марксистской и Таганской. Бежали так, что дыхание сбивалось на хрип. И только свернув на Андроновскую, перешли на шаг. Топали они на хату, где проживала девушка Амбала – Зойка.

– А как же ее папаша, который злой на тебя? – припомнил недавний разговор Протасов.

На что приятель с ехидной улыбочкой ответил:

– Нету папаши.

– Как нету? – чуть не поперхнулся Мишка. – Помер, что ли?

Посмеявшись, дружки рассказали, как привели пьяного Зойкиного папашу на железную дорогу за Рогожский Вал. Как вскрыли товарный вагон с ящиками алкоголя, как напоили его до беспамятства и оставили лежать в обнимку с пустыми бутылками.

– Упекли мужика. Целый «червонец» позавчера нарисовали! – с гордостью доложил Амбал. – Так что Зойкина хата теперь наша.

Они подошли к двухэтажному кирпичному дому.

– Ты не подумай, тут у нас не гарем ( гарем – притон разврата), – Амбал по-хозяйски толкнул скрипучую дверь. – Проходь…





* * *


Дом почти не отличался от соседних. В прошлом столетии окраинные кварталы активно застраивало благополучное московское купечество и мещанство. Дальше за Рогожским Валом шли неопрятные переулки, где обитали простолюдины.

На Добровольческой, на Большой и Малой Андроновских жилые здания возводились по различным проектам, однако имели много общего. Первый этаж мог быть каменным, в нем размещались парадный вход, прихожая, коридор, кухня, гостиная, подсобные и кладовые помещения. Во втором этаже, чаще деревянном, находились спальни, детские, кабинет.


Мещане победнее обходились строением в один этаж. Богатые купцы строили двух– и трехэтажные дома с архитектурными изысками по фасаду, с лавками внизу и ведущими во двор арками. Во дворах возводились навесы для выезда и конюшни для лошадей. После октября 1917 года все пригодные для жилья строения уплотнили, заселив их рабочими с ближайших фабрик и заводов. Теперь каждый этаж бывшего купеческого или мещанского дома занимали по несколько семей.

Ребята прошли длинным мрачным коридором, по обветшалым стенам которого висели дырявые тазы, веники, раскуроченные примусы и керосиновые лампы; на веревках сушилось полинялое белье. В коридоре стоял тяжелый запах из смеси плесени, перегара, подгоревшего сала и туалетной вони. Из первой комнаты доносился детский плач, в общей кухне кто-то переговаривался, гремел посудой.

Зойка, ее пьющий отец и престарелая бабка проживали в комнате, расположенной в конце коридора. Много лет назад большую комнату разделили пополам перегородкой. Зойка с бабкой занимали дальнюю половину, папаша до ареста ночевал в проходной передней.

Амбал, Чуваш и Степка-свисток вошли в Зойкину обитель первыми. Мишка перешагнул порог последним, тихо прикрыв за собой дверь.

– А это еще кто? – встретила его хамоватым возгласом крутобокая девица.

– Знакомься – тот самый кореш, который спас меня на пустыре от Шведа. Тогда он помог мне, а сегодня мы его спасли от палача. (палач – прокурор)

Девица окинула гостя придирчивым взглядом, кивнула и протянула руку:

– Зоя.

– Михаил, – представился молодой человек.

Амбал бросил на стол какой-то предмет.

– Держи. Сегодня фартовый день – гомонец (гомонец - кошелёк) подрезали.

Девушка схватила кошель. Пересчитав купюры, расцвела. Моментально из ее голоса исчезли недовольные нотки.

– Садитесь, мальчики, сейчас я вас кормить буду…

Когда на середине стола появилась большая тарелка с только что сваренной картошечкой, а рядом Зойка поставила блюдо с кусками жареной курицы, Протасов жадно сглотнул слюну и понял: черная полоса в его жизни закончилась.





* * *


Спустя месяц Мишка Протасов настолько освоился в компании новых друзей, что ни о чем не жалел, а свою прошлую жизнь в добропорядочной семье и благоустроенной квартире вспоминал все реже и реже. Жил он сытно, вдоволь спал на мягкой кушетке, не перерабатывал.

Помимо ближайших корешей Амбала – Степки-свистка и Чуваша – на Зойкиной квартире изредка появлялись и другие колоритные персонажи: Куцый, Вася-киевлянин, Ермолай, Глиня. Они тоже промышляли воровством и карманными кражами в общественном транспорте. А Куцый к тому же подрабатывал пакетчиком. (пакетчик – мошенник, обманывающий покупателя с помощью денежной «куклы») Появляясь у Зойки, они падали в долю и чувствовали себя, как дома: пили, ели, отдыхали, набирались сил перед следующими вылазками на дело.

Престарелая больная бабка под ногами не мешалась, глаза не мозолила. Весь день она спала в дальней комнате, в передней появлялась раза три за сутки для того, чтобы дойти до уборной. Возвратившись, съедала несколько ложек тыквенной каши и снова ложилась спать.

Зойка оказалась отменной хозяйкой, и если парни исправно снабжали ее деньгами, то она с той же исправностью бегала по ближайшим рынкам, затаривалась харчами, готовила, прибиралась, стирала… А ночами еще и одаривала лаской Амбала, настоящее имя которого было Николай Сермягин. Правда, по имени называла его только Зойка.

Они были созданы друг для друга. Подвижная, энергичная Зойка имела симпатичную мордашку, большую грудь и завидную фигуру, однако ростом не вышла. При любом другом раскладе это стало бы заметной неприятностью, но только не в их отношениях с Амбалом. У того с ростом и вовсе вышла форменная трагедия. Со спины он выглядел мальчуганом от силы лет тринадцати-четырнадцати: неказистый, щуплый, метр с кепкой. На ловкости, смекалке и умении обчистить карманы зевак это не сказывалось – тут он давал фору любому, за что и был у корешей в почете.

Возраст выдавало его лицо. Стоя перед ним, человек понимал, что «подростку» отнюдь не четырнадцать, а все двадцать. Или даже двадцать два. Он сызмальства курил, почти ежедневно выпивал по бутылке вина или по паре стаканов самогона, отчего кожа его потемнела, а вокруг глаз завязались мелкие морщинки.





* * *


Старый, скрипящий рессорами автобус катил по своему обычному маршруту: от площади Маяковского мимо Белорусского вокзала до Авиационного переулка и обратно. Это был старый двухдверный «ЗИС-8», намотавший по столичным дорогам многие тысячи километров.

На привокзальной площади в салон автобуса втиснулся взмыленный пожилой дядька. Свободных мест не оказалось, и он обосновался в проходе, поставив на пол фибровый чемодан, а рядом набитый чем-то вещмешок из выгоревшего на солнце брезента. Отдышавшись, он вытер мокрый лоб платком, заплатил кондуктору за проезд и с любопытством поглядел на проплывающие за окном дома. Видимо, боялся проехать нужную остановку.

Автобус трясся по Ленинградскому шоссе. Где-то возле Старой Башиловки гражданин почувствовал странные прикосновения к своей спине. Недоуменно обернувшись, он увидел опрятно одетого юношу. Тот осторожно отряхивал пиджачок его старого костюма.

– Вы где-то испачкались. Побелка, что ли… – пояснил юноша и показал белую ладонь.

Секунду назад дядька готов был возмутиться, поскандалить и даже отпихнуть обидчика. А тут – такая приятная забота!

– Видать, на вокзале обтерся, – кивнул он. – Спасибо…

И извернулся, пытаясь заглянуть через собственное плечо. Скоро, стянув набок пиджак, он уже сам отчищал остатки побелки и не обратил внимания, как юноша бесследно исчез. Также исчезли и два его помощника, стоявшие в проходе между сидений.

– О черт… чемодан! – очистив пиджак, воскликнул дядька. – Где чемодан-то?! Эй, кондуктор! Водитель! Немедленно остановите, пропал мой чемодан!..

Мишка, Степка-свисток и Чуваш выскочили из автобуса у стадиона «Динамо». На Скаковой аллее они повстречались с Амбалом.

– Ну как? – сплюнул тот в кусты.

– Вот. – Степка показал чемодан. – Мишка – молоток, красиво сработал.