Человек-тень

Десять минут спустя послышался скрип гвоздей о дерево, и половица оторвалась. Все сели и посмотрели в образовавшуюся дыру, которая стала куда шире. И, как один, наклонили головы, чтобы видеть лучше.

Внизу хлопнула дверь, и они отшатнулись назад. Зевьер ударился головой о голову Элспит. Мэгги выбежала в коридор и прижала ухо к входной двери.

Никто не дышал.

– Он идет? – задыхаясь, проговорила Элспит.

– Тс… – зашипела Мэгги.

По лбу Зевьера тек пот. Элспит дрожала. Мэгги стиснула зубы и сжала руки в кулаки, прислушиваясь к тому, что происходило за пределами их тюрьмы.

Хлопнула еще одна дверь, затем последовала тишина. Шагов, поднимающихся по лестнице, слышно не было.

– По-моему, он не идет сюда, – заключила Мэгги.

– Нам нужно убрать все. Это слишком рискованно, – сказала Элспит.

– А я считаю, что рискованно прекращать работу, – возразил Зевьер. – Мы должны продолжить.

Элспит и Зевьер посмотрели на Мэгги.

– Мне двенадцать лет. – Девочка пожала плечами. – Я не могу решать.

– Послушайте, мы уже почти у цели, – уговаривал Зевьер. – Мэгги может спуститься в эту дыру. Она достаточно тоненькая, чтобы проскользнуть между балками. Тут есть что-нибудь такое, чем можно было бы пробить потолок внизу? Эта штука должна быть достаточно крепкой, чтобы проломить гипсокартон.

– Будь у нас такая штука, мы бы использовали ее, чтобы стукнуть Фергюса по голове, – сказала Мэгги. – Все вещи, от которых могла бы быть какая-то польза, привинчены либо к полу, либо к стенам.

– Она права, – подтвердила Элспит. – У нас нет ничего достаточно крепкого, чтобы можно было что-то проломить. Фергюс ведет себя осторожно. Что и неудивительно, ведь он проделывал подобное и прежде. – Она взяла маленькую кость и переломила ее пополам. – Он далеко не дурак.

– Тогда нам придется сделать это руками, – подытожил Зевьер. – Мэгги, ты готова?

Девочка посмотрела на Элспит, и та раскрыла ей свои объятия. Мэгги подошла к ней, и Элспит обняла ее:

– Ты уверена, что хочешь это сделать? Никто не станет винить тебя, если ты откажешься, – сказала Элспит.

– Уверена, – ответила Мэгги. – Что я должна делать?

– Эти половицы положены на балки, это такие толстые, крепкие деревянные перекладины, которые находятся между этажами зданий. Внутри там уложен теплоизоляционный материал – речь идет о той желтой массе, которую ты видишь, – и обычно там бывают полости. Теперь, когда кости убраны, ты сможешь просунуть ноги между балками и пинками расшвырять теплоизоляцию в стороны между вот этой парой балок… – Зевьер показал вниз. – Снизу к этим балкам прикреплен потолок, состоящий в основном из гипсокартона. Тебе нельзя будет встать на него сразу, поэтому мы будем держать тебя, и ты должна будешь ногами пробить в этом гипсокартоне дыру, достаточно большую, чтобы мы смогли выбраться через нее.

– А что потом? – спросила Элспит.

– Потом нам надо будет связать простыни и спуститься по ним, или это сделает один из нас, чтобы привести помощь. Возможно, внизу даже есть телефон.

– Это не поможет, ведь мы не сможем назвать полиции адрес этого дома. Как вы думаете, сколько времени Фергюса не будет? И что нам делать с вами? Не можем же мы просто спустить вас в эту дыру. Черт, простите, я не хотела… – Элспит покраснела.

– Забудьте. Сейчас не время соблюдать политкорректность. Вы правы. Вытащить отсюда меня было бы нелегко, так что кому-то из вас надо будет спуститься вниз и постараться убежать. Времени у нас мало, так что надо торопиться.

Мэгги села на край отверстия и спустила в него ноги. Элспит обхватила девочку за талию, а Зевьер сжал ее правую руку. Мэгги принялась работать ногами, распихивая в стороны теплоизоляционный материал. Из дыры поднялось облако пыли. Элспер и Зевьер, повернув головы, прикрыли руками носы и рты.

– Эта штука воняет, – пожаловалась Мэгги.

– Это неважно. Ты достаешь до гипсокартона? – спросил Зевьер.

Мэгги кивнула.

– Хорошо. Теперь топай по нему. Чем меньше будет ударов и чем они будут сильнее, тем лучше. Чем дольше мы будем это делать, тем больше вероятность, что мы привлечем внимание Фергюса. Понятно? Так что постарайся.

Элспит еще крепче сжала талию девочки.

– Давай! – скомандовал Зевьер.

Мэгги подняла правое колено, закрыла глаза и изо всех сил топнула ногой. Послышался громкий хруст, и тело Мэгги наклонилось вбок. Она вскрикнула.

– Моя лодыжка, – посетовала она. – Моя нога наткнулась на какую-то штуку.

– Погоди, дай я посмотрю.

Элспит легла на живот, сунула руку в дыру и начала шарить среди остатков теплоизоляции в том месте, куда Мэгги ударила ногой. Когда ее рука показалась опять, в ней было зажато что-то маленькое, белое и круглое.

Череп треснул, и часть его отвалилась, но было ясно, кому он мог принадлежать.

– Это младенец, – сказала Мэгги.

– Это был младенец, – поправила ее Элспит.


Зевьер осторожно взял у нее череп и положил его на пол.

– Теперь у нас есть еще одна причина постараться выбраться отсюда как можно скорей, – сказал парень. Одной рукой он обнял Элспит, а другой – Мэгги. – Мы можем это сделать. Но только если не поддадимся страху и не будем отвлекаться. Выбравшись отсюда, мы сделаем так, чтобы всех, кто умер здесь, похоронили. Мы не допустим, чтобы о них забыли, я вам это обещаю. Вы должны быть храбрыми. Мэгги, ты готова попытаться еще раз?

– Думаю, да, – ответила девочка. – Но не правой ногой. Я здорово повредила лодыжку.

– Тогда работай левой ногой. Отпихни побольше теплоизоляционного материала, прежде чем топать. Нам нельзя допускать новых травм.

Они снова заняли свои прежние позиции.

Мэгги очистила ногой участок поверхности, прежде чем топнуть опять, затем подняла ногу и с силой опустила ее. Ничего. Зевьер посмотрел в дыру. Удар не оставил на гипсокартоне никаких следов. Мэгги еще раз подняла ногу и топнула изо всей силы, всадив каблук в гипсокартон. Эхо отдалось от потолка над их головами, но и этот удар оказался безрезультатным.

– Надо продолжать попытки, – сказал Зевьер. – Будь Фергюс в доме, он бы уже услышал нас. Мэгги, попробуй еще несколько раз, затем тебя сменит Элспит. Я знаю, Элспит, вам будет нелегко просунуть ноги между балками, но другого выхода у нас нет.

– Как вы думаете, каким образом он убил всех этих людей? – спросила Мэгги.

– У меня нет намерения это выяснять, – ответил Зевьер, взяв девчушку за подбородок и заставив посмотреть себе в глаза. – Потому что с нами это не случится.

– У меня есть идея, – воскликнула Элспит. – У Мэгги не хватает сил, чтобы проломить гипсокартон. Но если я буду стоять на нем достаточно долго, то рано или поздно он поддастся, не так ли?

– Расстояние между балками небольшое, Мэгги не сможет вас удержать, а я недостаточно мобилен, чтобы гарантировать свою помощь, так что вы можете пораниться либо о балки, либо в результате падения. К тому же у вас рана на левой руке, нужно помнить и об этом.

– Пустяки! Если надо выбирать между этим и смертью от рук психа в этой чертовой квартире, то я знаю, что выберу. Надо хотя бы попытаться сбежать. Давай, Мэгги, вылезай. Попробуем еще раз.

– У нас есть только один шанс на успех этой затеи, – сказал Зевьер. – Если Фергюс войдет, когда вы будете свисать с потолка, то вам надо быть готовой драться.

– Присмотрите за Мэгги, – попросила Элспит. – Я смогу за себя постоять.





Глава 29




– Вы не должны были сообщать ему название вашего отеля. Это было слишком рискованно. Одно из главных правил полицейской работы состоит в том, чтобы никогда не делать это чем-то личным, – сказал Барда.

Конни сделала знак бармену «Балморала», чтобы он наполнил ее опустевший бокал.

– Чем-то личным? Мне это непонятно. Думаю, есть такие преступления, которые можно было бы назвать безличными. Мошенничества в банковской сфере, незаконная подача заявлений на пособия, угоны машин. Но убийство? Похищение человека? Что может быть более личным? Если мы не будем подходить к этому так же, как это делает преступник, то как нам удастся понять склад его ума?

– Это не было приглашением поиграть в психолога. Мы не должны делать ситуацию, и без того рискованную, еще более опасной. Теперь отделу особо важных расследований, который и так работает на пределе своих сил, сбившись с ног в поисках Мэгги, Элспит и Зевьера, надо еще и отрядить кого-то из своих сотрудников, чтобы круглосуточно наблюдать за вами и за отелем.

– Преступнику было необходимо, чтобы я доказала, что ради него я готова нарушить правила. Эмпатия – это не просто способность понять, что чувствует другой человек. Тут нужен более тонкий подход. Надо было одеться, как он, поделиться с ним чем-то личным, показать, что ты ему доверяешь. Мы не можем найти этого человека, Барда. И думаю, это не потому, что он необыкновенно умен. Это связано с его готовностью идти на риск. Он работает не так, как другие преступники. Игра, которую он ведет, неповторима. В ней сплетены ощущение собственного всемогущества и бред, связанный с внетелесными переживаниями.

Барда осушил бокал:

– И вот мы сидим в баре вашего отеля, ожидая звонка этого мерзавца. Что нам это дало? Теперь мы даже не гоняемся за своими хвостами, а просто сидим и смотрим на них. Только если окажется, что вы истолковали ситуацию неверно, в любой момент сюда может вбежать человек с ножом, желая прикончить ту, которую он видел по телевизору и которая помогает полиции установить его личность.

– Я ему не нужна, – ответила Конни.

– Вы слишком уверены в своей безопасности, а это опасно, ведь мы по-прежнему ничего не знаем о нашем убийце.

– Я профайлер. Когда ты составляешь профиль преступника, он не сидит перед тобой и не сообщает тебе информацию о себе. И профайлинг – это целая наука. У меня есть несколько ниточек, но пока нет единого психологического диагноза, который позволил бы мне сплести их все воедино.

– А такой диагноз существует? – спросил инспектор.

– Да, – кивнула Конни. – Вы хотите есть?

– Нет не хочу, но мне хочется узнать, как закончилась история вашей болезни.

– Психиатр, поставивший мне диагноз «подростковая истерия» – кстати, это не реальная болезнь, а просто удобное клише, – попал в ДТП. Иногда стечение обстоятельств оказывается счастливым. В психиатрическое отделение прислали другого врача, более молодого и более современного, чем великий доктор Вебстер. Он настоял на том, чтобы изучить всех пациентов, начав с нуля, и был готов провести со мной время. Я постаралась сделать все, чтобы объясниться с этим врачом, используя язык жестов, но всякий раз, когда я начинала посылать сигналы, все как-то путалось. И он понял, что мои слезы вызваны горечью от ощущения бессилия, а вовсе не приступом злобы.

– И что было потом? – спросил Барда.

– Врач велел сделать мне еще одну томограмму мозга, изучил ее более внимательно, чем это сделал Вебстер, и пришел к выводу, что в той части моего мозга, которая отвечает за способность к общению, застрял маленький сгусток крови. Мне сделали операцию, и – слава богу – врач оказался прав.

Барда сделал глубокий вдох и медленный выдох.

– Тогда вы и потеряли способность видеть цвета? – спросил он.

– Да, и в тот же момент я вновь обрела жизнь. Ты что-то теряешь, а что-то находишь. Ваше здоровье. – И Конни подняла бокал и чокнулась с Бардой.