Человек из дома напротив
Часть 10 из 50 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Навстречу Ане шли родители с детьми. Она безошибочно выбрала из всех женщин одну – худощавую, лет тридцати, с тоненькой бледной девочкой, вцепившейся в руку матери.
– Простите, пожалуйста, – сказала Аня, сбросив капюшон. – Я пришла за братом, Ваней Диминым.
– Это мальчик не из нашей группы, – с извиняющейся улыбкой ответила женщина.
– Нет-нет, я знаю, где Ваня, – рассмеялась девушка. – Но я только что видела странного мужчину, вон там. Он не похож ни на чьего папу, и, честно говоря, я немного забеспокоилась… Понимаете, чужой человек в детском саду…
– Он хромает?
– Да.
– Тогда тревожиться не о чем. Это Григорий, сторож. Живет при садике бог знает сколько лет. Безобидный человек, и на все руки мастер. Он здесь и за электрика, и за рабочего.
– Я очень рада! – искренне отозвалась девушка, теперь знающая, с кем имеет дело. – А как зовут заведующую?
– Елена Юрьевна.
– Спасибо!
Анна помахала бледненькой девочке и спокойно, как своя, вошла в детский сад.
На первом этаже было тихо. На втором кого-то мелкого и упрямого в два голоса убеждали, что садик вот-вот закрывается. Мелкий и упрямый не верил.
Ряды шкафчиков с такими же, как в ее детстве, рисунками на дверцах, полутемный коридор и, наконец, кабинет с табличкой: «Заведующая. Матусевич Е.Ю.» В щель падал желтый свет, и, очень осторожно приоткрыв дверь, молясь, чтобы это списали на сквозняк, она расслышала конец разговора.
– …как всегда, Елена Юрьевна. Конвертик опустил, никого рядом не было. Перчатки натянул на всякий случай. Мало ли, вдруг отпечатки…
– Спасибо, Гриша!
– Было бы за что!
Тяжелые медлительные шаги. Устал хромоногий черт от поездки в Зеленоград, зло подумала девушка. Она едва успела втиснуться в узкий проем между шкафчиком и стеной, за распахнутой настежь дверцей.
Сторож вышел в раздевалку и остановился. Анна могла поклясться, что он принюхивается, и затаила дыхание. Ей не было страшно, она по-прежнему чувствовала себя преследователем, просто зверь оказался слишком близко.
Григорий ушел.
Увели и мальчика со второго этажа. В саду воцарилась тишина, всегда особенно глубокая после ухода детей.
Девушка вернулась к кабинету заведующей. Там находилась женщина, знающая ответы на те вопросы, что не давали Анне покоя много лет.
Приглушенно простучали каблуки, что-то протяжно скрипнуло. Второе помещение, догадалась девушка, может быть, туалет или просто смежные комнаты. Не задумываясь, она проскользнула в кабинет и осмотрелась.
В углу висело длинное синее пальто из кашемира. Внимание Анны привлекли белые тонкие иголочки на подоле. Она наклонилась. Это была шерсть и обрывки сухих травинок. Несколько секунд Анна смотрела на них не отрываясь, а затем бесшумно попятилась и вернулась в темноту коридора. Вскоре хлопнула дверь. Каблуки простучали совсем рядом. Полоса света исчезла, и до Анны, замершей в укрытии, долетело сладкое цветочное благоухание.
9
Елена Юрьевна оказалась высокой женщиной с осанкой балерины. Шла она неторопливо. Анна следовала за ней, внешне спокойная, внутренне сжатая как пружина. В таких пальто не ездят в общественном транспорте. Где-то неподалеку у Матусевич наверняка припаркована машина. Стоило бы побеспокоиться, но девушку охватило необъяснимое чувство уверенности. Все шло правильно. Наконец кто-то там, наверху, вспомнил об Ане Козловой и решил бросить камешек на ее весы.
До высокой кирпичной многоэтажки они дошли за десять минут. Елена Юрьевна на ходу полезла в сумку за ключами.
Анна приготовилась.
Если ключи – значит, дома нет родственников.
Если белая жесткая шерсть – значит, дома ждет собака.
Когда женщина прижала ключ к металлическому кружку, Анна набросила капюшон, вытащила телефонную трубку и начала быстро говорить первое, что пришло на ум.
– …не знаю, он мне позвонил, а я ему говорю: мы с тобой договаривались на три, а не на пять, а теперь извини-подвинься…
Не переставая болтать, она подбежала к подъезду за женщиной и улыбкой поблагодарила за открытую дверь, одновременно приветственно кивнув.
– Здравствуйте, – рассеянно согласилась Елена Юрьевна.
Женщина осталась ждать лифта. Анна помчалась вверх по лестнице, прислушиваясь к его гудению.
Второй этаж. Третий. Четвертый. Пятый. На шестом двери открылись.
Лестничной площадкой выше девушка услышала, как звякнули ключи.
В дорогом кашемировом пальто не гуляют с белыми собаками. Пусть это будет не слишком крупный пес, подумала Анна, пусть болонка, а не алабай.
Она спустилась на шестой и встала так, чтобы ее нельзя было увидеть из глазка.
Вскоре замок щелкнул. Дверь приоткрылась, и наружу вылетел низенький белый терьер, похожий на новенькую швабру.
Анна кинулась на выходящую следом женщину, втолкнула ее в квартиру и захлопнула дверь. Елена Юрьевна закричала. Снаружи надрывался пес, гулкий лай разносился по этажам.
Не раздумывая, девушка ударила локтем в настенное зеркало. Со звоном посыпались осколки и захрустели под ногами. Она подняла один, похожий на расплющенную сосульку, и на мгновение увидела в нем свое отражение – огромные страшные глаза, закушенная до крови губа.
Елена Юрьевна пыталась встать с пола. Анна толкнула ее, села сверху. Осколок прижала к сонной артерии.
– Деньги в сейфе! – лепетала женщина. – Я скажу код, все скажу, у меня есть рецепты, я знаю, у кого попросить…
Лучше бы тебе и впрямь попалась наркоманка, подумала девушка.
– Где дядя Костя? – раздельно спросила она. – Константин Мельников! Где он?
Женщина так сильно изменилась в лице, что у Анны не осталось иллюзий. Она вдавила острие в кожу.
– Рассказывай!
Полтора часа спустя пес по кличке Фредди, задремавший на коврике, услышал, как проворачивается дверная защелка. Он лениво взмахнул хвостом.
– Ступай домой, малыш, – разрешила девушка.
Она сунула в карман фотографию Никиты Сафонова и побежала вниз по лестнице.
Глава 5
1
Вторым в списке Илюшина был Борис Лобан.
Родители Лобана жили в подмосковном Серпухове. Дверь Макару открыл неопрятного вида пожилой мужчина в семейных трусах и грязно-белой майке.
– Иван Сергеевич? Я вам звонил…
– С ней вон разговаривай, – на полуслове перебил его хозяин.
К Илюшину вышла краснолицая женщина лет пятидесяти в халате, неся под мышкой йоркширского терьера с бантом. «Какая-то пародия на гламур, ей-богу», – успел подумать Макар.
– На кухню пойдем, – без выражения приказала женщина и ушла, не дожидаясь его ответа.
В воздухе стояла сигаретная вонь. Нет, сам воздух был удушливой застарелой вонью. На плите в сковородке что-то шкворчало, сквозь грязное стекло духовки смутно угадывался противень с пирогами, но ароматов еды Илюшин, как ни старался, ощутить не мог. Он посочувствовал судьбе терьера.
Хозяйка опустила собачку на пол, обернулась к Макару и сощурилась.
– Ты, значит, хочешь писать про Бориса…
– Я собираюсь создать альбом обо всех студентах нашего курса, – вежливо ответил Илюшин.
– Чего стоишь! – Она ногой придвинула ему табуретку и запахнула халат. – О Борисе, значитца… Хороший он был парень. Сам себе дорогу пробивал, своим умом. Все его любили. У него и невеста была в деревне, они росли вместе, в соседних дворах… – Женщина вытерла сухие глаза и без перехода спросила: – Сколько платишь-то?
– Плачу за что?
– За Борьку.
Илюшин поднял брови.
– Даром такие вещи не делаются, – веско сказала женщина. – Я не дура – задарма тебе языком чесать. У меня бы сейчас уже внуки бегали! А вместо этого что? Сижу вон, обихаживаю этого козла… – Она ткнула куда-то за спину Илюшину. – Меня судьба обидела! Если ты хочешь писать про моего сына, я тебе ни слова бесплатно не скажу. У вас там в Москве привыкли все на халяву получать… Нетушки. Обойдешься.
Макар смотрел на мать Бориса Лобана и чувствовал не отвращение, а жалость.
– Простите, пожалуйста, – сказала Аня, сбросив капюшон. – Я пришла за братом, Ваней Диминым.
– Это мальчик не из нашей группы, – с извиняющейся улыбкой ответила женщина.
– Нет-нет, я знаю, где Ваня, – рассмеялась девушка. – Но я только что видела странного мужчину, вон там. Он не похож ни на чьего папу, и, честно говоря, я немного забеспокоилась… Понимаете, чужой человек в детском саду…
– Он хромает?
– Да.
– Тогда тревожиться не о чем. Это Григорий, сторож. Живет при садике бог знает сколько лет. Безобидный человек, и на все руки мастер. Он здесь и за электрика, и за рабочего.
– Я очень рада! – искренне отозвалась девушка, теперь знающая, с кем имеет дело. – А как зовут заведующую?
– Елена Юрьевна.
– Спасибо!
Анна помахала бледненькой девочке и спокойно, как своя, вошла в детский сад.
На первом этаже было тихо. На втором кого-то мелкого и упрямого в два голоса убеждали, что садик вот-вот закрывается. Мелкий и упрямый не верил.
Ряды шкафчиков с такими же, как в ее детстве, рисунками на дверцах, полутемный коридор и, наконец, кабинет с табличкой: «Заведующая. Матусевич Е.Ю.» В щель падал желтый свет, и, очень осторожно приоткрыв дверь, молясь, чтобы это списали на сквозняк, она расслышала конец разговора.
– …как всегда, Елена Юрьевна. Конвертик опустил, никого рядом не было. Перчатки натянул на всякий случай. Мало ли, вдруг отпечатки…
– Спасибо, Гриша!
– Было бы за что!
Тяжелые медлительные шаги. Устал хромоногий черт от поездки в Зеленоград, зло подумала девушка. Она едва успела втиснуться в узкий проем между шкафчиком и стеной, за распахнутой настежь дверцей.
Сторож вышел в раздевалку и остановился. Анна могла поклясться, что он принюхивается, и затаила дыхание. Ей не было страшно, она по-прежнему чувствовала себя преследователем, просто зверь оказался слишком близко.
Григорий ушел.
Увели и мальчика со второго этажа. В саду воцарилась тишина, всегда особенно глубокая после ухода детей.
Девушка вернулась к кабинету заведующей. Там находилась женщина, знающая ответы на те вопросы, что не давали Анне покоя много лет.
Приглушенно простучали каблуки, что-то протяжно скрипнуло. Второе помещение, догадалась девушка, может быть, туалет или просто смежные комнаты. Не задумываясь, она проскользнула в кабинет и осмотрелась.
В углу висело длинное синее пальто из кашемира. Внимание Анны привлекли белые тонкие иголочки на подоле. Она наклонилась. Это была шерсть и обрывки сухих травинок. Несколько секунд Анна смотрела на них не отрываясь, а затем бесшумно попятилась и вернулась в темноту коридора. Вскоре хлопнула дверь. Каблуки простучали совсем рядом. Полоса света исчезла, и до Анны, замершей в укрытии, долетело сладкое цветочное благоухание.
9
Елена Юрьевна оказалась высокой женщиной с осанкой балерины. Шла она неторопливо. Анна следовала за ней, внешне спокойная, внутренне сжатая как пружина. В таких пальто не ездят в общественном транспорте. Где-то неподалеку у Матусевич наверняка припаркована машина. Стоило бы побеспокоиться, но девушку охватило необъяснимое чувство уверенности. Все шло правильно. Наконец кто-то там, наверху, вспомнил об Ане Козловой и решил бросить камешек на ее весы.
До высокой кирпичной многоэтажки они дошли за десять минут. Елена Юрьевна на ходу полезла в сумку за ключами.
Анна приготовилась.
Если ключи – значит, дома нет родственников.
Если белая жесткая шерсть – значит, дома ждет собака.
Когда женщина прижала ключ к металлическому кружку, Анна набросила капюшон, вытащила телефонную трубку и начала быстро говорить первое, что пришло на ум.
– …не знаю, он мне позвонил, а я ему говорю: мы с тобой договаривались на три, а не на пять, а теперь извини-подвинься…
Не переставая болтать, она подбежала к подъезду за женщиной и улыбкой поблагодарила за открытую дверь, одновременно приветственно кивнув.
– Здравствуйте, – рассеянно согласилась Елена Юрьевна.
Женщина осталась ждать лифта. Анна помчалась вверх по лестнице, прислушиваясь к его гудению.
Второй этаж. Третий. Четвертый. Пятый. На шестом двери открылись.
Лестничной площадкой выше девушка услышала, как звякнули ключи.
В дорогом кашемировом пальто не гуляют с белыми собаками. Пусть это будет не слишком крупный пес, подумала Анна, пусть болонка, а не алабай.
Она спустилась на шестой и встала так, чтобы ее нельзя было увидеть из глазка.
Вскоре замок щелкнул. Дверь приоткрылась, и наружу вылетел низенький белый терьер, похожий на новенькую швабру.
Анна кинулась на выходящую следом женщину, втолкнула ее в квартиру и захлопнула дверь. Елена Юрьевна закричала. Снаружи надрывался пес, гулкий лай разносился по этажам.
Не раздумывая, девушка ударила локтем в настенное зеркало. Со звоном посыпались осколки и захрустели под ногами. Она подняла один, похожий на расплющенную сосульку, и на мгновение увидела в нем свое отражение – огромные страшные глаза, закушенная до крови губа.
Елена Юрьевна пыталась встать с пола. Анна толкнула ее, села сверху. Осколок прижала к сонной артерии.
– Деньги в сейфе! – лепетала женщина. – Я скажу код, все скажу, у меня есть рецепты, я знаю, у кого попросить…
Лучше бы тебе и впрямь попалась наркоманка, подумала девушка.
– Где дядя Костя? – раздельно спросила она. – Константин Мельников! Где он?
Женщина так сильно изменилась в лице, что у Анны не осталось иллюзий. Она вдавила острие в кожу.
– Рассказывай!
Полтора часа спустя пес по кличке Фредди, задремавший на коврике, услышал, как проворачивается дверная защелка. Он лениво взмахнул хвостом.
– Ступай домой, малыш, – разрешила девушка.
Она сунула в карман фотографию Никиты Сафонова и побежала вниз по лестнице.
Глава 5
1
Вторым в списке Илюшина был Борис Лобан.
Родители Лобана жили в подмосковном Серпухове. Дверь Макару открыл неопрятного вида пожилой мужчина в семейных трусах и грязно-белой майке.
– Иван Сергеевич? Я вам звонил…
– С ней вон разговаривай, – на полуслове перебил его хозяин.
К Илюшину вышла краснолицая женщина лет пятидесяти в халате, неся под мышкой йоркширского терьера с бантом. «Какая-то пародия на гламур, ей-богу», – успел подумать Макар.
– На кухню пойдем, – без выражения приказала женщина и ушла, не дожидаясь его ответа.
В воздухе стояла сигаретная вонь. Нет, сам воздух был удушливой застарелой вонью. На плите в сковородке что-то шкворчало, сквозь грязное стекло духовки смутно угадывался противень с пирогами, но ароматов еды Илюшин, как ни старался, ощутить не мог. Он посочувствовал судьбе терьера.
Хозяйка опустила собачку на пол, обернулась к Макару и сощурилась.
– Ты, значит, хочешь писать про Бориса…
– Я собираюсь создать альбом обо всех студентах нашего курса, – вежливо ответил Илюшин.
– Чего стоишь! – Она ногой придвинула ему табуретку и запахнула халат. – О Борисе, значитца… Хороший он был парень. Сам себе дорогу пробивал, своим умом. Все его любили. У него и невеста была в деревне, они росли вместе, в соседних дворах… – Женщина вытерла сухие глаза и без перехода спросила: – Сколько платишь-то?
– Плачу за что?
– За Борьку.
Илюшин поднял брови.
– Даром такие вещи не делаются, – веско сказала женщина. – Я не дура – задарма тебе языком чесать. У меня бы сейчас уже внуки бегали! А вместо этого что? Сижу вон, обихаживаю этого козла… – Она ткнула куда-то за спину Илюшину. – Меня судьба обидела! Если ты хочешь писать про моего сына, я тебе ни слова бесплатно не скажу. У вас там в Москве привыкли все на халяву получать… Нетушки. Обойдешься.
Макар смотрел на мать Бориса Лобана и чувствовал не отвращение, а жалость.