Частица твоего сердца

Она не спала всю чертову ночь, отгоняя от меня ночные кошмары. Ребенок на кухне смотрел, как убивали его маму, но Шайло взяла малыша за руку и увела прочь.

«И я сказал ей, что люблю ее».

После стычки с Даудом я слишком много на нее взвалил. Но я был наполовину пьян от боли, а кровь и насилие той ночи заставили задуматься, доживу ли я до завтра.

Я не хотел, чтобы стало слишком поздно.

В пятнадцать минут седьмого раздался стук в дверь. Я медленно поднялся с дивана, морщась от боли в ребрах, и открыл дверь Марианн. При виде меня она пробормотала проклятие себе под нос и вошла внутрь.

– Где близняшки? Не одни?..

– До семи у подруги. Они в безопасности, Ронан.

Я кивнул, и мы устроились за кухонным столом под одинокой лампочкой.

– Я отправила видео в полицию, – проговорила она. – Анонимно. На нем отчетливо видно его лицо. И особенно последний удар, – добавила она, в глазах ее блестели слезы. – Но там слишком темно, чтобы разглядеть тебя.

– Хорошо. Следующие несколько дней я побуду дома. Хочу убедиться, что он не вернется.

– Он не вернется, Ронан. Он напал на тебя и избил. Он отправится в тюрьму.

– Я поверю, только когда увижу это.

Она вздохнула.

– Дай мне взглянуть на твой глаз.

Я отодвинул горошек, и она поморщилась.

– Вот же дерьмо. Ты себя достаточно хорошо чувствуешь и сможешь вернуться в школу? Потому что тебе, юноша, нужно ее закончить.

Несмотря ни на что, я собирался получить диплом. Оценки у меня были средними, но их вполне хватало.

«Я сделал это, мама. Почти».

– Я пойду туда через несколько дней.

– А что будешь делать потом? Поступишь в колледж?

– Полагаю, стану управлять этим зданием.

– Ты можешь достичь большего, но не захочешь бросить нас на произвол судьбы, так ведь?

– Может быть. Мне нравится этим заниматься.

Я сказал правду. Мне нравилось заботиться о здании и жильцах. Меня грела сама мысль, что я помогаю, пусть даже в мелочах, обеспечить людям приличное существование, которого у меня никогда не было.

– Ты по-доброму отнесся к нам, – проговорила Марианн и принялась рыться в сумочке. А потом пододвинула ко мне конверт. – Мне потребовалось много времени, чтобы скопить их. Но они твои.

Я положил горошек на стол и заглянул в конверт. Внутри лежали две стодолларовые купюры. Я тут же закрыл его и подвинул обратно к Марианн.

– Нет.

Она испустила смешок.

– Просто… нет? Это часть арендной платы, что ты внес за меня. И даже не пытайся отрицать. Твой дядя никогда бы не позволил ускользнуть двум сотням баксов, в каком бы хорошем настроении ни был.

– Я не возьму это, Марианн.

– Возьмешь, Ронан. Ради меня. Потому что в противном случае я буду чувствовать себя паршиво. Я усердно трудилась, чтобы их заработать, поэтому ты их возьмешь. – Она вновь подвинула конверт ко мне и, подняв одну бровь, скрестила руки на груди.

Я лишь кивнул.

– Господи, какой же ты упрямый. Но хороший. – Она подперла подбородок рукой. – Был бы ты лет на двадцать постарше. Не пойми меня неправильно. Я не… как это говорится? Не из тех женщин, кого привлекают молодые мальчики. Но ты стал бы прекрасным отцом для моих девочек. Они тебя любят.

Я откинулся на спинку стула и поспешил вновь поднести к лицу горошек, чтобы охладить омывшую меня странную волну тепла.

– Ты никогда не думал о себе подобным образом?

– Нет.

– Ты можешь многое предложить, Ронан. Больше, чем думаешь. – Марианн встала из-за стола и подошла ко мне. – Как можно быстрее возвращайся в школу. – Она чмокнула меня в макушку. – И, ради бога, береги себя. Ты нам нужен. – Она коснулась кулона, висевшего поверх футболки. – Держу пари, и ей тоже.






* * *


Когда Марианн ушла, я растянулся на диване и позвонил Шайло.

– Как дела? – спросила она.

– Полагаю, хорошо. Марианн думает, что Дауда посадят в тюрьму.

– Марианн права. Биби поговорила со своим другом-детективом. Кто-то прислал видео, на котором ясно видно нападение Дауда на неизвестную жертву. Его арестовали. Скорее всего, ему грозит тюремное заключение. И его тут же уволили из полиции.

– Даже без моих показаний, обвинений или чего-либо еще?

– Я тоже спросила об этом. Кажется, жертва в этом случае и есть свидетель. А если имеются и другие доказательства, вроде видео, то выдвигать обвинение не требуется.

– А что насчет Фрэнки?

– Тишина. Биби говорит, что Митч молчит, и это странно. Он вполне походит на того, кто способен сдать собственного сына.

– Он ненавидит стукачей, – проговорил я. – Сам мне об этом сказал. Но… он сейчас под стражей?

– Да. Так что успокойся, ладно? Все, кого ты хочешь защитить, в безопасности.

Я выдохнул и расслабленно обмяк на диване.

«В безопасности. Они все в безопасности».

Я раздумывал, знала ли об этом мама.

– А ведь во всем этом безумии есть и кое-что хорошее, – проговорила Шайло мне в ухо.

– И что же это?

– Нам больше не нужно прятаться в школе.

Я широко распахнул глаза.

– Я думал, тебе не нравится, когда люди лезут в твои дела.

– Так и есть. Но без веских причин нет смысла притворяться. Правда? Я не была ничьей… девушкой. Никогда. Но хочу попробовать.

«Девушка. Черт побери».

Я почувствовал, как в ожидании моего ответа она затаила дыхание. Я знал, что ей нелегко далось показать эту свою сторону, неуверенную, незащищенную.

– А я никогда не был ничьим парнем, – проговорил я.

Из трубки донесся тихий вздох. Я словно услышал, как она улыбнулась.

– Ну что скажешь? Хочешь попробовать?

– Да, – проговорил я. – Хочу.





* * *


Несколько дней спустя мы с Шайло встретились на парковке возле школы. На ней был белый сарафан, подчеркивавший глубокий черный цвет волос и сияние кожи в свете майского солнца. Когда девушка увидела меня, на губах ее расцвела чертовски потрясающая улыбка.

– Привет. – Она взяла меня за руку и зашагала рядом со мной. – Это странно, правда?

– Да, – пробормотал я. Было чертовски странно ощущать рядом с собой девушку вроде Шайло, свою подружку, стремившуюся показать всем, что она моя. Казалось, будто я заснул в своей старой дерьмовой жизни и проснулся в совершенно новой.

– Возможно, нам стоит с этим что-то сделать, – проговорила она. – Покончить разом. Как будто сорвать пластырь.

Мы шли через двор, но Шайло вдруг заставила меня остановиться прямо посередине и поцеловала. На глазах у всей школы.

– Должна признать, – наконец отстранившись, проговорила она. – Когда дело касается меня, публичные проявления чувств уже не так раздражают.