Частица твоего сердца
Часть 47 из 99 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Она резко опустила руку и повернулась к двери.
– Ты уезжаешь? – Я потрясенно уставилась на нее, ощутив, что мне вдруг не хватает воздуха. – Ты же только что приехала. И ничего мне не сказала. Кроме загадочной… чепухи.
Мама вела себя так, будто и не слышала меня. У самой двери в патио она обернулась.
– Я не слишком хорошая мать, чтобы давать тебе советы. Я не заслужила этого права. Но все равно скажу. Будь осторожней, Шайло. И осмотрительней. Любовь заставит тебя делать глупости.
– Вроде меня, – дрогнувшим голосом проговорила я. – Я – та самая глупость, что ты совершила.
Ничего не сказав, она вошла в дом. Я осталась в патио одна, и ответом мне стало ее молчание.
Задний двор расплывался, словно я находилась под водой. Медленно я направилась внутрь. Биби сидела на диване и гладила одну из кошек. Мама уже ушла.
– Что это только что было? – спросила я.
– О, милая. Подойди, садись.
Я опустилась рядом с Биби и взглянула на дверь.
– Что она сказала тебе, Шайло? Неужели…
– Рассказала правду? Нет. – Я повернула голову на негнущейся шее. – Но ты должна мне сказать, Биби. Все, что знаешь.
– Я не могу…
– Ты знаешь, кто мой отец? И что произошло у них с мамой? – Я почувствовала, как к горлу подступили слезы. – Я для нее проигранная битва, Биби. Вот что она приехала мне сказать.
Биби закрыла глаза.
– Боже, детка, мне жаль. Я очень сожалею.
– Как и она. Все сожалеют, но никто мне ничего не говорит.
– Это не мое дело, – проговорила она. – И лишь твоя мать может открыть тебе свое сердце. Или нет. Но я зла на нее. Она ни с того ни с сего появилась здесь, хотя я знала, что она еще не готова, чтобы сказать то, что лишь ранит и запутает тебя. – Она мрачно покачала головой. – Что за безрассудство.
– Я ненавижу подобное чувство, – тихо произнесла я. – Она молчит, но и ты тоже.
– Я знаю. Но ничего не поделать. Я дала обещание. А умение держать свое слово кое-что значит.
– Даже если это причинит мне боль?
Она покачала головой. Ее обычно мягкое выражение лица, в котором я тысячи раз искала утешение, теперь застыло и стало жестким. Голос ее прозвучал так же твердо.
– Я сожалею об этом, Шайло. Но я также дала обещание и себе. Делать только то, что я считаю для тебя лучшим. Чтобы сберечь твое счастье.
Я поняла, что она имела в виду, и внутри все сильнее сжалось от страха.
«Сказать мне правду хуже, чем держать в неведении».
Я поднялась с дивана.
– Я не спала ночью. Так что пойду прилягу. Тебе что-нибудь нужно?
– Нет, милая. Но постой…
Но я поступила так, как никогда прежде. Не обратив внимания на Биби, пошла в свою комнату. Сердце, которому и так сегодня досталось, из-за этой размолвки заныло еще сильнее. Я свернулась на кровати и в этот день не пошла в школу. И на следующий тоже.
И еще через день.
Телефон разрывался от сообщений, и я спустя какое-то время, даже не глядя на них, переключила его на беззвучный режим.
На третий день, проведенный мной на диване в спортивных штанах и старой футболке за просмотром всех программ вместе с Биби, она вдруг встала надо мной, уперев руки в бедра.
– И сколько еще ты собираешься здесь валяться? Ты уже пропустила кучу занятий в школе.
– Я отпросилась на несколько дней.
– Это на тебя не похоже, Шайло.
«Правда? Кто это сказал? Я ведь ничего о себе не знаю».
Она лишь вздохнула в ответ на мое молчание и села рядом, мягко положив руку мне на плечо.
Биби сдержала данное маме обещание, и я не могла на нее за это обижаться. Но потребовалось три мучительных дня, чтобы вернуть наши прежние отношения. Примерно столько же я оправлялась от потрясения, вызванного неожиданным визитом матери.
Но переживания никуда не делись.
Боль застряла где-то глубоко в груди… или в сердце. А может, еще глубже. И клинок вонзился прямо в чертову душу. Я думала о матери Ронана. Ужасно, что он ее потерял. Но, может, так было бы лучше, чем знать, что мама жива и ходит по земле, считая собственного ребенка битвой, в которой она сражалась и проиграла.
Сумерки окрасились золотом заходящего солнца, когда телефон завибрировал от чьего-то звонка.
– Ты не хочешь ответить? – спросила Биби.
– Нет.
По телевизору судья Джуди распекала мужчину за то, что не помнил основных фактов собственного дела.
– Это ведь Ронан, правда? – проговорила Биби. – Вероятно, он ужасно о тебе беспокоится.
– Он не хочет, чтобы кто-то знал о наших отношениях.
– Непохоже на него.
– У него свои причины. У меня свои. Мы ничего не обещали друг другу.
На кофейном столике вновь зазвонил телефон.
– Шайло. – Биби не собиралась сдаваться.
Я тяжело вздохнула и потянулась, чтобы взять мобильник. На экране высветились два пропущенных звонка и с полдюжины сообщений.
«Ты в порядке?»
«Шайло?»
«В чем дело, черт возьми?»
– Это Ронан. – На какое-то время я закрыла глаза, а потом положила телефон обратно.
– Поговори со мной, детка, – произнесла Биби; теперь в ее тоне слышалась мягкость. – Давай. Я знаю, твоя мама поступила неправильно, но ты меня пугаешь.
– Прости, – выдавила я, заставляя себя сесть. Заплетенные в косички волосы стали жесткими, толстовку покрывали пятна. – Я не нравлюсь себе такой. Но мама ненавидит меня, и точка.
– В ней нет ненависти, милая. И очень жаль, что она заставляет тебя так думать. Значит, ты полагаешь, что остаться одной – единственный способ обрести силу.
– Потому что это правда. Я не могу раскрыть свое сердце и одновременно стать сильной. Не могу… влюбиться и держать все под контролем. – Я указала на свое гнездышко на диване. – Взгляни на меня. Мама провела здесь десять минут, а я вышла из строя на три дня. – Я покачала головой. – Мне стоит быть одной. У меня куча работы.
– Ты выбираешь одиночество, потому что так безопаснее. Твоя мать тебя больно ранит, и я сожалею, Шайло. Мне жаль, что ты чувствуешь необходимость защищаться. Но Ронан… Он ведь хороший, правда?
Сцепив руки на коленях, я кивнула.
– Но сколько пройдет времени, пока он…
– Пока он что, малышка?
– Пока он не увидит то же, что и мама? И не решит, что и ему я тоже не нужна?
– О, милая моя… – Биби притянула меня к себе и крепко сжала в объятиях.
Боже, я чувствовала себя такой жалкой. И слабой. В груди зияла рана, обнажая то, что внутри. Сердце обливалось кровью из-за мамы и билось ради Ронана. На глаза навернулись слезы, но я усилием воли сдержала их и покачала головой.
– Не обращай внимания, – проговорила я, осторожно высвобождаясь из объятий Биби. – Завтра я пойду в школу. И займусь своим магазином. Вот в чем моя цель. И я вложу в нее все силы. Мне ни к чему любовные драмы; я обещала в них никогда не ввязываться. Потому что оказалась права. Они лишь отвлекают.
«Но как же я желаю это красивое, сексуальное, настойчивое отвлечение».
– Нет, Шайло. – В голосе Биби снова появилась твердость. – Отвлечением стал приезд сюда Мари. Но не позволяй ее словам тебя отравить. И настроить против Ронана. И особенно против себя самой.
Не желая расстраивать Биби, я улыбнулась.
– Я попробую, – пообещала я, но чувствовала, что уже слишком поздно. Неприятие мамы проросло внутри, и корни его проникли так глубоко, что я сомневалась, смогу ли их когда-нибудь вырвать.
Мы спокойно поужинали, и вскоре Биби легла спать. Я осталась в темноте на диване; свет исходил лишь от экрана телевизора. «Симпсоны» казались слишком ярким смешением желто-сине-красного. Должно быть, я задремала, потому что подскочила, услышав сильный стук в дверь.
Уже наступила ночь, темная и глубокая. Я взглянула в дверной глазок. По дорожке взад-вперед сердито расхаживал Ронан, на которого падали струи дождя.
Я распахнула дверь. Прямоугольник света из дома упал на него, освещая хмурое, сердитое лицо. Его темные волосы прилипли ко лбу и щекам.
– Что ты здесь делаешь?
– Ты уезжаешь? – Я потрясенно уставилась на нее, ощутив, что мне вдруг не хватает воздуха. – Ты же только что приехала. И ничего мне не сказала. Кроме загадочной… чепухи.
Мама вела себя так, будто и не слышала меня. У самой двери в патио она обернулась.
– Я не слишком хорошая мать, чтобы давать тебе советы. Я не заслужила этого права. Но все равно скажу. Будь осторожней, Шайло. И осмотрительней. Любовь заставит тебя делать глупости.
– Вроде меня, – дрогнувшим голосом проговорила я. – Я – та самая глупость, что ты совершила.
Ничего не сказав, она вошла в дом. Я осталась в патио одна, и ответом мне стало ее молчание.
Задний двор расплывался, словно я находилась под водой. Медленно я направилась внутрь. Биби сидела на диване и гладила одну из кошек. Мама уже ушла.
– Что это только что было? – спросила я.
– О, милая. Подойди, садись.
Я опустилась рядом с Биби и взглянула на дверь.
– Что она сказала тебе, Шайло? Неужели…
– Рассказала правду? Нет. – Я повернула голову на негнущейся шее. – Но ты должна мне сказать, Биби. Все, что знаешь.
– Я не могу…
– Ты знаешь, кто мой отец? И что произошло у них с мамой? – Я почувствовала, как к горлу подступили слезы. – Я для нее проигранная битва, Биби. Вот что она приехала мне сказать.
Биби закрыла глаза.
– Боже, детка, мне жаль. Я очень сожалею.
– Как и она. Все сожалеют, но никто мне ничего не говорит.
– Это не мое дело, – проговорила она. – И лишь твоя мать может открыть тебе свое сердце. Или нет. Но я зла на нее. Она ни с того ни с сего появилась здесь, хотя я знала, что она еще не готова, чтобы сказать то, что лишь ранит и запутает тебя. – Она мрачно покачала головой. – Что за безрассудство.
– Я ненавижу подобное чувство, – тихо произнесла я. – Она молчит, но и ты тоже.
– Я знаю. Но ничего не поделать. Я дала обещание. А умение держать свое слово кое-что значит.
– Даже если это причинит мне боль?
Она покачала головой. Ее обычно мягкое выражение лица, в котором я тысячи раз искала утешение, теперь застыло и стало жестким. Голос ее прозвучал так же твердо.
– Я сожалею об этом, Шайло. Но я также дала обещание и себе. Делать только то, что я считаю для тебя лучшим. Чтобы сберечь твое счастье.
Я поняла, что она имела в виду, и внутри все сильнее сжалось от страха.
«Сказать мне правду хуже, чем держать в неведении».
Я поднялась с дивана.
– Я не спала ночью. Так что пойду прилягу. Тебе что-нибудь нужно?
– Нет, милая. Но постой…
Но я поступила так, как никогда прежде. Не обратив внимания на Биби, пошла в свою комнату. Сердце, которому и так сегодня досталось, из-за этой размолвки заныло еще сильнее. Я свернулась на кровати и в этот день не пошла в школу. И на следующий тоже.
И еще через день.
Телефон разрывался от сообщений, и я спустя какое-то время, даже не глядя на них, переключила его на беззвучный режим.
На третий день, проведенный мной на диване в спортивных штанах и старой футболке за просмотром всех программ вместе с Биби, она вдруг встала надо мной, уперев руки в бедра.
– И сколько еще ты собираешься здесь валяться? Ты уже пропустила кучу занятий в школе.
– Я отпросилась на несколько дней.
– Это на тебя не похоже, Шайло.
«Правда? Кто это сказал? Я ведь ничего о себе не знаю».
Она лишь вздохнула в ответ на мое молчание и села рядом, мягко положив руку мне на плечо.
Биби сдержала данное маме обещание, и я не могла на нее за это обижаться. Но потребовалось три мучительных дня, чтобы вернуть наши прежние отношения. Примерно столько же я оправлялась от потрясения, вызванного неожиданным визитом матери.
Но переживания никуда не делись.
Боль застряла где-то глубоко в груди… или в сердце. А может, еще глубже. И клинок вонзился прямо в чертову душу. Я думала о матери Ронана. Ужасно, что он ее потерял. Но, может, так было бы лучше, чем знать, что мама жива и ходит по земле, считая собственного ребенка битвой, в которой она сражалась и проиграла.
Сумерки окрасились золотом заходящего солнца, когда телефон завибрировал от чьего-то звонка.
– Ты не хочешь ответить? – спросила Биби.
– Нет.
По телевизору судья Джуди распекала мужчину за то, что не помнил основных фактов собственного дела.
– Это ведь Ронан, правда? – проговорила Биби. – Вероятно, он ужасно о тебе беспокоится.
– Он не хочет, чтобы кто-то знал о наших отношениях.
– Непохоже на него.
– У него свои причины. У меня свои. Мы ничего не обещали друг другу.
На кофейном столике вновь зазвонил телефон.
– Шайло. – Биби не собиралась сдаваться.
Я тяжело вздохнула и потянулась, чтобы взять мобильник. На экране высветились два пропущенных звонка и с полдюжины сообщений.
«Ты в порядке?»
«Шайло?»
«В чем дело, черт возьми?»
– Это Ронан. – На какое-то время я закрыла глаза, а потом положила телефон обратно.
– Поговори со мной, детка, – произнесла Биби; теперь в ее тоне слышалась мягкость. – Давай. Я знаю, твоя мама поступила неправильно, но ты меня пугаешь.
– Прости, – выдавила я, заставляя себя сесть. Заплетенные в косички волосы стали жесткими, толстовку покрывали пятна. – Я не нравлюсь себе такой. Но мама ненавидит меня, и точка.
– В ней нет ненависти, милая. И очень жаль, что она заставляет тебя так думать. Значит, ты полагаешь, что остаться одной – единственный способ обрести силу.
– Потому что это правда. Я не могу раскрыть свое сердце и одновременно стать сильной. Не могу… влюбиться и держать все под контролем. – Я указала на свое гнездышко на диване. – Взгляни на меня. Мама провела здесь десять минут, а я вышла из строя на три дня. – Я покачала головой. – Мне стоит быть одной. У меня куча работы.
– Ты выбираешь одиночество, потому что так безопаснее. Твоя мать тебя больно ранит, и я сожалею, Шайло. Мне жаль, что ты чувствуешь необходимость защищаться. Но Ронан… Он ведь хороший, правда?
Сцепив руки на коленях, я кивнула.
– Но сколько пройдет времени, пока он…
– Пока он что, малышка?
– Пока он не увидит то же, что и мама? И не решит, что и ему я тоже не нужна?
– О, милая моя… – Биби притянула меня к себе и крепко сжала в объятиях.
Боже, я чувствовала себя такой жалкой. И слабой. В груди зияла рана, обнажая то, что внутри. Сердце обливалось кровью из-за мамы и билось ради Ронана. На глаза навернулись слезы, но я усилием воли сдержала их и покачала головой.
– Не обращай внимания, – проговорила я, осторожно высвобождаясь из объятий Биби. – Завтра я пойду в школу. И займусь своим магазином. Вот в чем моя цель. И я вложу в нее все силы. Мне ни к чему любовные драмы; я обещала в них никогда не ввязываться. Потому что оказалась права. Они лишь отвлекают.
«Но как же я желаю это красивое, сексуальное, настойчивое отвлечение».
– Нет, Шайло. – В голосе Биби снова появилась твердость. – Отвлечением стал приезд сюда Мари. Но не позволяй ее словам тебя отравить. И настроить против Ронана. И особенно против себя самой.
Не желая расстраивать Биби, я улыбнулась.
– Я попробую, – пообещала я, но чувствовала, что уже слишком поздно. Неприятие мамы проросло внутри, и корни его проникли так глубоко, что я сомневалась, смогу ли их когда-нибудь вырвать.
Мы спокойно поужинали, и вскоре Биби легла спать. Я осталась в темноте на диване; свет исходил лишь от экрана телевизора. «Симпсоны» казались слишком ярким смешением желто-сине-красного. Должно быть, я задремала, потому что подскочила, услышав сильный стук в дверь.
Уже наступила ночь, темная и глубокая. Я взглянула в дверной глазок. По дорожке взад-вперед сердито расхаживал Ронан, на которого падали струи дождя.
Я распахнула дверь. Прямоугольник света из дома упал на него, освещая хмурое, сердитое лицо. Его темные волосы прилипли ко лбу и щекам.
– Что ты здесь делаешь?