Чайная роза

Фиона зарделась от его похвалы. Томик стихов она вернула на самую нижнюю из книжных полок высотой футов на двадцать. Такие полки стояли вдоль всех стен огромной библиотеки Уилла. Лестницы на рельсах позволяли добраться до верхних полок в любом месте. Библиотека вдвое превышала размер квартиры Майкла, но была лишь одним из помещений особняка, занимавшего целый квартал на углу Пятой авеню и Шестьдесят второй улицы. Уилл впервые пригласил ее к себе. Они пообедали в ресторане «Дельмонико». Фиону сопровождал Ник. Затем он отправился в другую часть города, где у него была встреча с другом-художником, а они поехали сюда. В двенадцатом часу ночи Фиона с Ником вновь встретятся в ресторане и оттуда поедут домой. Майкл ничего не узнает. Два раза этот трюк прекрасно удавался, не вызвав у дяди подозрений. То был единственный способ, позволявший Фионе остаться вдвоем с Уиллом. В первый раз они гуляли по Центральному парку, а во второй – катались в экипаже. Маленькая уловка позволяла говорить без посторонних ушей и целоваться.

В особняк Уилла они приехали больше часа назад. Уилл сразу же устроил ей экскурсию и, почти не останавливаясь, водил по своим обширным и роскошным владениям. В особняке имелась приемная, две большие гостиные, три поменьше, столовая, бесконечные коридоры и переходы, комната для отдыха, игровая, несколько кабинетов, галерея, оранжерея, громадная кухня, бальный зал, способный вместить триста гостей, несколько комнат, назначения которых Уилл и сам толком не знал, и, наконец, его гигантская библиотека, а также спальни, ванные комнаты и комнаты для прислуги. Фионе казалось, что она попала во дворец. Несколько раз она спотыкалась, заглядевшись на резной мрамор, позолоту, расписные панели, шпалеры, шелковые портьеры, хрустальные люстры, картины и скульптуры. Переполненная впечатлениями, она обрадовалась, когда они с Уиллом оказались в библиотеке. Здесь убранство было намного скромнее: только ряды полок, два письменных стола, диван и два глубоких кожаных кресла, поставленные перед камином. Летний вечер выдался прохладным, и дворецкий предусмотрительно развел в камине огонь. Его пламя, да еще свечи в канделябрах освещали помещение.

Фиона медленно обводила взглядом нескончаемые ряды полок.

– Уилл, и сколько же у тебя книг?

Он задумался, одновременно сражаясь с упрямым штопором.

– Около ста тысяч наберется!

– Чтоб мне провалиться! – восторженно прошептала Фиона.

Она шла вдоль стены, стуча каблуками по блестящему каменному полу. За спиной хлопнула пробка.

– Ну вот! Едва вытащил. Фиона, тебе нравится «Шато Марго»? Эта бутылочка шестьдесят девятого года. Старше тебя.

– Не знаю, – пожала плечами Фиона. – Я таких вин никогда не пила. И вообще никаких не пила, пока ты не пригласил меня в «Дельмонико». Только шампанское. Единственное, что пил Ник на корабле. Я составляла ему компанию.

– Ты не шутишь? – изумился Уилл. – А что ты пила в Лондоне?

– Чай.

– Я спрашиваю про ланч. И про обед.

Фиона задумчиво почесала подбородок.

– Хм… про ланч. И про обед. Дай вспомнить… Ну конечно… чай. И потом тоже был чай. В основном средненький «ассам», который покупали в ближайшем магазине. Но иногда нам доставался божественный… – здесь она выразительно захлопала ресницами, – божественный «дарджилинг». Случалось, на складе падал и ломался ящик. Отец и его напарники стремились набрать оттуда чая, пока распорядитель работ не учуял.

– Ты смеешься надо мной?

– А что, по-твоему, семья могла себе позволить на жалованье грузчика?

– И сколько платили твоему отцу в неделю?

– Двадцать с лишним шиллингов. Около пяти долларов.

Уилл поморщился:

– Конечно, на такие деньги настоящего вина не купишь. Зато сейчас ты можешь насладиться его букетом. Садись и попробуй.

Уилл расположился на диване. Фиона устроилась рядом. Ей было приятно сидеть в его громадной библиотеке. Возле Уилла у нее возникало ощущение безопасности. Куда бы они ни ходили и ни ездили, рядом с Уиллом она всегда чувствовала себя в безопасности. О ней заботились и оберегали. Приятные чувства. Конечно, не настолько захватывающие, отчаянные чувства, какие испытываешь, когда любишь. Эти чувства, как она ни старалась, по-прежнему ускользали от нее. Но со временем они придут. Фиона в этом не сомневалась. Просто еще слишком рано. Как-никак она знает Уилла всего несколько месяцев. Этого недостаточно, чтобы всерьез полюбить. Пока она только влюблялась в него. А влюбляться и любить – совсем не одно и то же.

Уилл наполнил бокалы. Фиона потянулась к ближайшему, но Уилл отодвинул его:

– Не надо так спешить. Прежде чем ты выпьешь едва ли не лучшее в мире вино, позволь преподать тебе маленький урок.

– Мне что, нужно потом это выплевывать? На корабле была… как ее… дегустация. Я только смотрела. А те, кто пробовал вина, делали маленькие глотки, держали во рту и потом выплевывали в ведро. Наверное, им не понравилось.

– Если, моя дорогая, ты посмеешь выплюнуть это вино, я тебя вздерну.

– Оно такое вкусное?

– Очень. Закрой глаза.

– Закрыла. Что дальше?

– Теперь закрой рот. Ненадолго. Сумеешь продержаться? – (Фиона хихикнула.) – Вначале принюхайся, – сказал Уилл, поднося бокал к ее носу. – Втяни воздух поглубже.

Фиона послушно выполнила его требования. Уилл был рядом. Она наслаждалась теплом его тела и звуком голоса.

– Что ты различаешь в этом запахе?

– Ну… виноград.

– А еще?

Фиона еще раз втянула в себя аромат вина.

– По-моему, смородина. Да, смородина. И… перец? Еще что-то… Знаю! Ваниль! – воскликнула она, открывая глаза.

– Отлично! У тебя великолепное чутье. Я восхищен.


Уилл протянул ей хрустальный бокал, тяжелый, словно кирпич. Фиона сделала глоток и медленно проглотила. Казалось, она пьет жидкий бархат. Она сделала новый глоток и почувствовала, как по всему телу разливается тепло. Фиона заметила, что Уилл сидит совсем рядом. В его карих глазах поблескивали медные крапинки. Она увидела маленькую веснушку у него над верхней губой, а в волосах – легкую проседь. От него пахло крахмалом рубашки, кожей ботинок и чистой кожей его тела. Этот запах будоражил ее куда сильнее аромата вина в старинном бокале. У Фионы разгорелись щеки. Она смотрела на Уилла, зная, что он собирается ее поцеловать. Ей хотелось этого.

– И рот у тебя тоже великолепный, – сказал он, забирая у нее бокал и ставя на столик.

Уилл поцеловал ей шею и кожу за ухом. Фиону пробрала дрожь. Он погладил ее грудь через платье. Движения были нежными, но настойчивыми. С губ Фионы сорвался вздох. Уилл был уверен в себе. Столь же уверенными были его ласки. Да, это тебе не ласки сверстника. Уилл был женат и, если верить дядиным словам, имел любовниц. Он знал, что́ делает, и это начинало ее настораживать. Руки Уилла переместились ей на спину и стали расстегивать пуговицы. Затем он опустил лямки камисоли. Только теперь до Фионы вдруг дошло, зачем он привез ее к себе домой, почему вместо прогулки по парку они поехали сюда.

– Уилл, не надо… – тихо прошептала она, не готовая к такому повороту событий.

Но Уилл не останавливался. В канделябрах подрагивало пламя свечей, бросая мягкий отсвет на книги, недопитые бокалы, кожаный диван и тело Фионы. Уилл продолжал ласкать ее нагие груди, целовал ее губы, а его пальцы уже забрались ей под юбку. Он знал, где и как дотрагиваться до нее. От его рук и губ Фиона почувствовала себя вялой. Между ног появилась тупая, тянущая боль. Ей стало казаться, что она хочет сорвать с него одежду и опрокинуть его на себя. Заколдованная желанием, она уже не хотела, чтобы он останавливался. Она жаждала почувствовать жар его тела… почувствовать его внутри себя.

Уилл снова поцеловал ее и сказал:

– Фиона, идем в постель. Ляг со мной. Я тебя хочу… Я хочу… заняться с тобой любовью.

Она застыла. Мгновение назад в ее жилах пылал огонь. Теперь они покрылись льдом.

– Нет, Уилл! – резко ответила Фиона, разрывая объятия. – Я не хочу… я… не могу.

Уилл снова привалился к спинке дивана и закрыл глаза:

– Почему? Что не так?

– Я… я могу забеременеть.

Он приоткрыл один глаз:

– Ты же знаешь о способах предохранения. Я бы принял все меры.

– Дело… не в этом… Я не могу… Я не…

– Фиона, я все понял, – сказал он, беря ее за руку. – Ты не готова. Это главное. Дальше можешь не объяснять. Я понимаю. Я был слишком настойчив.

– Нет, Уилл, ты не был слишком настойчив! – вырвалось у нее. – Я… я тоже тебя хочу. Очень… Просто я…

– Тсс! – Он остановил ее поцелуем, затем надел ей на плечи лямки камисоли. – Хотя бы скрой свои… Для мужчины это пытка.

Фиона оделась, застегнулась на все пуговицы. Ее щеки горели, но совсем не от стыда.

Она соврала. Уиллу. Себе. Убедила его, что сдержанность вызвана страхом забеременеть, прекрасно зная истинную причину, которую отказывалась признавать. Его слова «Я тебя хочу… Я хочу… заняться с тобой любовью» были словами Джо, произнесенными в тот памятный день, когда Фиона лишилась невинности на его узкой кровати и когда он сказал, что любит ее и будет любить всегда. Стоило Уиллу произнести эти слова, в ее мозгу замелькали картины той субботы… Тогда Джо вытряхнул ей на колени содержимое их заветной банки из-под какао и следил за ее удивленными глазами. Подарил ей колечко с маленьким сапфиром. Поднял на руки. Фиона помнила его прикосновения, то, как он входил в нее, открывая ее для себя и себя для нее, пока они не стали одним телом, одним сердцем, одной душой.

Эти картины мучили Фиону. Ей хотелось быть с Уиллом, думать только о нем, любить его. Хотелось шагнуть вперед, оставив Джо позади. Фионе очень этого хотелось. Но сколько она ни пыталась, результат всегда был один и тот же: Джо неизменно возвращался. То она слышала голос, похожий на голос Джо, то встречала глаза почти такого же цвета, как у него, то походка незнакомого парня как две капли воды напоминала самоуверенную походку Джо. И Джо мгновенно возвращался, завладевая ее мыслями и сердцем.

– Фиона, почему ты плачешь? – осторожно спросил Уилл.

Она смущенно вытерла щеки, даже не подозревая, что по ним катятся слезы.

Уилл достал платок и вытер ей глаза.

– Я тебя огорчил. Прости, пожалуйста. Проявил непозволительную требовательность. Какой же я болван! Честное слово! Не плачь, дорогая. Это разбивает мне сердце. – Он притянул Фиону к себе и прошептал: – Я бы никогда не овладел тобой против твоего желания. Никогда. Я скорее умру, чем сделаю тебе больно. Я позволил себе поддаться чувствам, а мои чувства к тебе очень сильны. – Уилл разжал руки, заглянул ей в глаза. – Фиона, в таких вещах я совершенный профан. Могу прожужжать тебе все уши, рассказывая о делах. Теперь ты и сама это знаешь. А как доходит до сердечных дел – просто теряюсь. И всегда был таким… Я скажу тебе то, о чем прежде не говорил.

Фиона сжала руки. Нет, Уилл, только не сейчас. Прошу тебя, только не сейчас.

– Я давно хотел тебе это сказать, да вот… боялся, наверное. Вдруг у тебя нет ответных чувств? Я… я люблю тебя, Фиона.

Зачем он это сказал? Почему сейчас? Почему не в один из прекрасных вечеров, когда они возвращались с обеда, держась за руки и смеясь, когда она совершенно не вспоминала о Джо? У них ведь были такие вечера, дававшие ей надежду, заставлявшие верить, что она сможет забыть любовь всей своей жизни.

Уилл нежно, с любовью, поцеловал ее. Заглянул в глаза, ожидая ответа.

Надо ему сказать, что она не может откликнуться на его признание, поскольку любит и всегда будет любить другого человека. Сколько бы она ни пыталась вырвать из сердца ту любовь, у нее ничего не получалось. Она ненавидела себя за то, что продолжала любить того парня.

Но вслух Фиона сказала другое:

– Ой, Уилл… я… я тоже тебя люблю.





Глава 44




– Напрасно я тебе это позволяю. Тебе еще рано так много ходить, – нервничала Фиона.