CC – инквизиция Гитлера
Часть 9 из 31 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Война помешала осуществить эти замыслы, но чертежи и макеты свидетельствуют о том, что Гиммлер хотел после «конечной победы» построить здесь главный духовный центр своего Черного ордена. Вокруг этого небольшого по размерам замка должна была возникнуть специально оборудованная территория в виде гигантской окружности, своего рода Ватикан СС — культово-административное управление «новой нравственности», благость которой непрерывно вдалбливалась в головы воителей Гиммлера по каждому поводу и без оного.
При помощи речей, брошюр и специальных занятий руководство СС постоянно воздействовало на «мировоззрение» личного состава. Не отдельная личность и ее стремление к счастью должны были находиться в центре «нового мышления», а благо народа, расы. Каждый член СС должен был считать себя лишь маленьким звеном цепи, связывающей воедино предков и потомков.
В рекомендациях Гиммлера к речам по случаю зимнего солнцестояния в декабре говорилось: «Мы с благоговением преклоняемся перед нашими предками, кровь которых течет в наших жилах, как символ зова и долга».
После этой фразы все присутствующие должны были, словно в мольбе, отвечать хором:
— Да сияет их свет!
Далее провозглашалось:
— Кровь обязывает человека хранить традиции. Смысл бытия — обратить их в страх.
Хор:
— Да сияет их свет!
Оратор продолжал:
— Мы тоже когда-то станем предками. Наши дети — свидетели нашего воспитания и нашей сути. А наши внуки будут трубадурами нашего величия.
Хор в ответ:
— Да сияет их свет!
Сутью этого тоталитарного обращения была задача вбить в голову каждого члена СС: «Ты есть ничто, твой народ — все!»
Готовность слишком многих подчиниться этой коллективизации под знаком свастики оказалась удивительно прочным связующим раствором для гитлеровской диктатуры. Она стала и предпосылкой для вербовки молодых людей с целью осуществления страшных преступлений нацизма. Когда позже рейхсфюрер СС в своих речах смягченно представлял холокост как «тяжелейшую обязанность в интересах народа и Отчизны», это, естественно, отражало искаженную перспективу СС. Убийство как служение для расы — этот самообман преступников стал извращенным результатом лжеучения Гиммлера.
Против возможных сомнений и приступов сочувствия рейхсфюрер предписывал прежде всего «жестокость». Выдержкам из речей и писем Гиммлера, где речь идет о «предельной жестокости» и «непреоборимом упорстве», нет числа. В своей пресловутой речи в Позене 4 октября 1943 года он обобщал: «Все, что жестко — добротно, что могуче — хорошо. Все, что в борьбе за существование волей, телом и душой побеждает, это — достояние».
При обучении молодых эсэсовцев этот принцип часто приводил к смертельным исходам, когда, например, по указанию Гиммлера на учениях применялись боеприпасы. А потом шеф СС похвалялся в кругу таких же паладинов, как он, что неизбежные жертвы на учениях нужны, чтобы в боевой обстановке не пролились «реки крови». Его массажист Керстен передает разговор Гиммлера, с Герингом, который часто потешался над его «трюком жестокости и выдержки».
Говоря об использовании боеприпасов на учениях войск СС, рейхсмаршал ВВС с серьезным выражением лица заметил: «Дорогой Гиммлер, я тоже хочу проверить моих летчиков на прочность. У меня на подписи лежит приказ по проверке храбрости».
На вопрос Гиммлера, о чем же конкретно идет речь в этом приказе, Геринг отвечал: «Очень просто. Я внес маленькую поправку в порядок совершения прыжков с парашютом. Два раза прыгать с парашютом, третий — без него».
Неизвестно, понял ли Гиммлер шутку коллеги.
Основательность и исполнительность обволакивали его, как броня, которая не позволяла увидеть, что творится в душе. Лишь постоянно обострявшиеся боли в желудке свидетельствовали о внутренней неуравновешенности Гиммлера. Общеизвестные демонстрации особой «жестокости», по-видимому, сослужили добрую службу его камуфляжу. Гиммлер был популярен благодаря исключительно жестким мерам, которые он возвел в закон внутри Черного ордена. Он почти всегда ужесточал приговоры судов СС, если они попадали ему на стол. Весной 1939 года его шофер испытал безмерную строгость на себе за то, что однажды его машина столкнулась с мотоциклом. При этом никто серьезно не пострадал; виновник автопроисшествия не был установлен. Однако Гиммлер, не выслушав объяснений, продержал его шесть недель под арестом. Бедняга был даже лишен возможности поставить в известность о случившемся семью. В конце концов, он был настолько запуган, как позже узнал дипломат Ульрих фон Хассель, что под присягой обязался хранить молчание, и был затем уволен с работы. Кажется, что Гиммлер, вопреки своим противоположным заявлениям, все же позволял себе порой упиваться неограниченной властью, сосредоточенной в его руках.
Особо ярким примером этого является приговор его племяннику, оберштурмфюреру Гансу Гиммлеру, который, будучи в стельку пьяным, выболтал важные служебные секреты СС, за что был приговорен к высшей мере наказания, но затем помилован отправкой на фронт рядовым десантником.
Однако за «крамольные высказывания» вновь был арестован и, в конце концов, в 1941 году как гомосексуалист расстрелян в концлагере Дахау по личному приказу Гиммлера.
Этим поступком рейхсфюрер СС намеревался продемонстрировать свое понятие о «порядочности и неподкупности» — то есть никакого снисхождения родственникам, никакого кумовства. Наверное, он действительно расстрелял бы свою мать, если бы на то был приказ Гитлера.
Ужас охватывает каждого, кто знакомится с биографией этого канцеляриста. Его хладнокровие объясняется слепой верой в то, что он выполняет свою миссию во благо «народа» и «расы». Поэтому для него совершенно логично, если сразу после подписания приказа на расстрел он преспокойно отдавался неординарным причудам и пристрастиям.
Его любимым коньком были многочисленные экспедиции, которые он отправлял в далекие путешествия. Гиммлер посылал исследователей на Тибет, чтобы найти следы древних арийцев, или требовал основательного изучения структуры скалистых пород в Шварцвальде на предмет обнаружения гигантских доисторических оборонительных сооружений, а то вдруг отправлял разведчиков в развалины древних замков на поиски чудодейственной чаши древнегерманских королей и их рыцарей. О подготовке и результатах таких экспедиций рейхсфюрер СС всегда требовал самого подробного отчета. Естественно, о какой-либо научной ценности подобных предприятий не могло быть и речи. К тому же отсутствовали какие бы то ни было убедительные следы, подтверждающие его пуганные исторические гипотезы. Однако исследователи, будучи членами СС, как правило, не отваживались открыто заявить о бессмысленности экспедиций. А потому шли на подлог, ложь и фальсификацию, лишь бы ублажить своего могучего финансиста. Вокруг организатора террора образовалась кучка шарлатанов и лжеученых, готовых ради идеологического заказа пожертвовать объективностью научных изысканий. Примером особого сумасбродства может служить так называемое учение о «мировом обледенении» австрийского инженера Ганса Хербингера, отпрыски которого, Пауль и Аттила, делали карьеру на артистических подмостках. Хербингер отстаивал мнение, противоречившее всем эмпирическим познаниям, и утверждал, будто в космосе имеются громадные массы льда, которые находятся в состоянии постоянной борьбы с «палящим солнцем». Выпадающий на землю град, имеющий непосредственно космическое происхождение, является убедительным тому доказательством, иллюстрацией истинности «учения о мировом обледенении».
Естественно, настоящие ученые Германии решительно отвергали лженаучный тезис Хербингера. Один берлинский профессор назвал его откатом назад, достойным глубокого сожаления и подрывающим авторитет Германии, поскольку он отбрасывает в сторону, на низшую ступень научных исследований. Но Гиммлер яростно выступил в защиту афериста. В послании с угрожающим подтекстом он указал на то, что и Гитлер уже «в течение многих лет» является «убежденным сторонником… учения о мировом обледенении».
Гиммлер уволил из своего управления одного консультанта без права ношения мундира члена СС только за то, что тот аккуратно подшивал в дело все критические комментарии ведущих астрономов в адрес «учения» Хербингера. В упоении властью его разум часто отключался. Рейхсфюрер никогда не забывал о том, что его странное мировоззрение нуждается в научном обосновании. Еще в 1935 году он основал общество «Наследие предков З. О.» (зарегистрированное объединение). Общество должно было исследовать «территории, дух, дела и наследие индогерманизма», которые противостояли силам, представлявшим угрозу для них.
Общество «Наследие предков З. О.» превратилось под руководством своего президента Гиммлера в рассадник всевозможных подозрительных псевдонаук. К концу войны оно объединяло более 40 отделений. Преступные медицинские исследования и тесты на заключенных тоже входили в компетенцию общества, не говоря уже о сравнительно безвредных исследовательских работах по «народонаселению» в Южном Тироле.
Ключевой фигурой для Гиммлера в извращенном культе прошлого стал бывший офицер австро-венгерской армии Карл Мариа Вилигут. Он, как никто другой, утолял жажду шефа СС к утопии, романтизму и оккультизму. Они были представлены друг другу в 1933 году. Вилигуту исполнилось 67 лет, то есть он был вдвое старше Гиммлера и к тому же успел провести почти три года в лечебнице для душевнобольных в Зальцбурге. Вилигут признался Гиммлеру, будто обладает даром «наследственной памяти, которая позволяет ему вызывать к жизни знания давно ушедших в вечность поколений. А это значит, что он и есть последний потомок из длинного списка германских мудрецов из рода «Улиготов». Мол, его уникальная память подтверждает, что Библия, собственно говоря, была написана в Германии и что германская предыстория уходит своими корнями на 228 000 лет назад до Рождества Христова. Тогда на небосводе было три солнца, а землю населяли «великаны и лилипуты». Любой нормальный человек, имеющий среднее или высшее, как Гиммлер, образование, поблагодарив «мудреца», откланялся бы и ушел или вызвал врача, но шеф СС был восхищен мошенником. Он немедленно взял Вилигута в свое «Управление по расовым вопросам и заселению земель» в Мюнхене на должность начальника отдела. Безудержное увлечение Гиммлера фантазиями Вилигута высвечивает его лицемерие, которое не уступает двуликости римского божества Януса.
Трезвый, педантичный и деятельный за письменным столом, он мог вдруг отдаться совершенно иррациональным, романтически запутанным мыслям, подобно зеленому школяру, который блаженствует в придуманном мире. Вилигут, который промышлял в СС под псевдонимом Карл Мариа Вейстор, стал для Гиммлера личным Распутиным. Он мог в любое время зайти в кабинет шефа СС и истолковать смысл своих «воспоминаний». Он занимался руническими письменами, готовил по поручению своего шефа трактаты по космологии и мифологической поэзии или набрасывал текст того самого «Отче наш», что был найден в бумагах Гиммлера. Он имел право снаряжать экспедиции на поиски доисторических религиозных центров «древнегерманской религии» (Ирминсул), которую сам сочинил, используя старинное предание о священном саксонском «древе жизни» — ясене.
Он планировал также строительные работы в замке Вевельбург и вокруг него. Замок в сеансах «ясновидения» представал перед ним как исторический бастион, о который разбились войска гуннов с Востока, что с позиций историографии является совершенной глупостью.
Однако Гиммлер был помешан на Велигуте-Вейсторе и поручил ему разработать эскиз «почетного перстня СС». Очевидно, Вилигут выполнил это задание успешно, поскольку его хозяин остался доволен им. Отныне новый почетный перстень СС, одобренный Гиммлером, имел кроме изображения рун победы, свастики и черепа группу рунических знаков, означающих мудрость рода Вейсторов.
Специальным циркуляром Гиммлера было определено, что впредь почетные перстни погибших на полях сражений эсэсовцев будут отправляться в замок Вевельбург для хранения «на вечные времена». В конце войны ларь с этими перстнями, по-видимому, попал в руки солдат союзнических войск, и они переправили его за океан как очень ценный и редкий сувенир.
Разоблачение «гуру» началось в ноябре 15938 года, когда адъютант Гиммлера Карл Вольф вернулся из Зальцбурга, куда он ездил, чтобы повидать супругу шарлатана Мальвину. Она и рассказала посланцу, что супруг в свое время многократно угрожал ей смертью, за что был изолирован от окружающих в закрытой лечебнице для душевнобольных. И хотя Гиммлер принял к сведению тщательно скрываемую тайну из прошлого «ясновидца», но на первых порах никаких действий по отношению к нему не предпринимал. Его спиритическое влияние на Гиммлера было еще слишком велико, и это несколько отдалило развязку.
Однако постоянные злоупотребления алкоголем и другие, в том числе деликатного свойства, проделки учителя положили конец терпению шефа СС. Так, например, Вилигут сообщил молодой и красивой женщине по имени Габриэла Дехенд, хорошо знакомой Гиммлеру, будто тот хочет, чтобы она родила ребенка от него, «ясновидца». Это, мол, дело большой важности и является высокой честью лично для нее. Но Габриэла решительно отказала старику. Более того, пришла к Гиммлеру и пожаловалась на наглеца. И только тогда шеф СС, наконец, прозрел. Приказа на зачатие ребенка от «ясновидца» он никогда не давал. А 28 августа 1939 года, за три дня до нападения на Польшу, эра Вилигута закончилась выходом из рядов СС. Гиммлер попросил его сразу вернуть перстень с изображением черепа, кортик и меч, которые тот взял на хранение как последний знак былой привязанности к нему.
С началом войны быстро расширился круг задач и обязанностей Гиммлера. Гитлер, который всегда подтрунивал над романтическими и оккультными слабостями своего самого ревностного исполнителя приказов, теперь нуждался в нем больше, чем когда-либо. Неясное видение жизненного пространства на Востоке, которое для начала надо очистить от коренного населения, а потом — германизировать, кажется, начало наконец-то приобретать конкретные формы. Сотрудники Гиммлера принялись за разработку планов, чтобы как можно дальше передвинуть на Восток границы германского государства. В результате этих потуг родился «Генеральный план Восток» 1942 года, который предусматривал голодную смерть 30 миллионов человек в Польше и западных областях Советского Союза. А вместо них появятся немецкие переселенцы, которые, проживая в «военизированных поселениях на завоеванных землях, должны будут заботиться о безопасности новых германских границ».
Уже во время нападения на Польшу Гиммлер и Гейдрих приступили к осуществлению первых мероприятий по сокращению численности «восточных народов». На первых порах эпизодически, без четкого плана их команды готовности устраивали облавы на евреев и представителей польской интеллигенции. Иерархия прохождения приказов оставалась по-прежнему неизменной. Гитлер в личном общении с шефом СС давал лишь общие указания по основным направлениям, а Гиммлер превращал их в конкретные приказы своим подчиненным офицерам. При этом взаимоотношения между этими главными игроками были далеко не безоблачными и не отличались тесным, дружеским взаимопониманием, хотя еженедельные киножурналы новостей силились убеждать миллионы немцев-кинозрителей в обратном.
Каждый вызов к фюреру становился для Гиммлера тяжелейшим испытанием его морально-психологического состояния. Массажист Керстен и Вольф, его начальник штаба, в унисон утверждают, что Гиммлер всегда очень боялся встреч с Гитлером.
Керстен в показаниях для протокола свидетельствовал: «Никто, если не видел своими глазами, не поверит, что человек с такими властными полномочиями, какие были у Гиммлера, мог испытывать страх каждый раз, когда его вызывал Гитлер. А как он радовался, будто после экзамена, когда снова все проходило гладко или при этом даже получал похвалу».
Это была почти патологическая зависимость от фюрера. Когда Гиммлер говорил своим подчиненным, что «фюрер всегда прав», то верил и сам в это, как в метафизическую истину, хотя, будучи самым информированным человеком в государстве, прекрасно знал, что Гитлер фактически не раз принимал тяжелые и ошибочные решения.
В подобострастии лакея образ диктатора действительно перерастал в величественную фигуру национального героя-спасителя.
В 1940 году он так воспевал хвалу Гитлеру: «Он пришел к нам, когда мы находились в тяжелейшей нужде. Он — великий светоч, какие всегда являются к германской нации, если она попадает в глубочайшую телесную, духовную и душевную нужду. Гете был такой личностью в духовной области, Бисмарк — в политической, а фюрер — во всех областях. Он призван кармой мирового германизма вести борьбу против Востока и сохранить миру германский народ».
Подобные патетические гимны из уст Гиммлера не были просто пустыми словами. Для человека, верившего бреду Вилигута, россказням про «три солнца» и «космический лед», превознести, как бога, своего фюрера не составляло большого труда. К тому же безмерное восхваление утоляло его глубоко укоренившуюся потребность в личной стабильности, ориентации и безопасности, которая, как отмечало его окружение, особенно заметно проявлялась в нем в первые годы жизни с женой, значительно старше его по возрасту.
Стремление равняться на Гитлера заходило так далеко, что он, как утверждал бригадефюрср СС Вальтер Шелленберг, даже подражал дикции и речевым ударениям фюрера.
В конце сентября 1939 года, когда бои за Варшаву еще продолжались, Гиммлер предпринял инспекционную поездку по захваченной Польше, в ходе которой посетил несколько населенных евреями поселков. В то время из 35 миллионов граждан Польши 3,3 миллиона человек составляли евреи. Это была наивысшая в мире доля евреев от общего количества населения страны. Закоренелый антисемит Генрих Гиммлер столкнулся здесь с проблемой, решение которой мог поручить только войскам СС.
Еще не было принято окончательного решения о многомиллионном истреблении людей, но то, что по сравнению с притеснениями евреев в Германии радикальность подобных мер в Польше должна многократно превзойти все, до сих пор известное, было давно согласовано между Гитлером и Гиммлером.
Шеф СС также не скрывал в той поездке своей ненависти к евреям и готовности к совершению преступлений против них. Уже к этому времени его расстрельные команды успели уничтожить почти 20 000 евреев.
В течение многих лет Гиммлер готовил почву для «борьбы», которая должна была, наконец, начаться. Во время так называемой демонстрации типичных лиц «преступников» Гиммлер, указывая прутом на дрожащих от страха стариков, потешался над их свисавшими с висков локонами и обзывал тунеядцами. Центральным пунктом его расовой ненависти являлось разделение всех живых существ на три категории: люди, недочеловеки и звери. При каждой возможности он вдалбливал в головы эсэсовцев мысль о том, что евреи — это недочеловеки или человеко-звери. Его речи изобиловали, измышлениями против евреев, которым приклеивались унизительные прозвища типа тунеядцы, кровопийцы, паразиты, предатели и т. п. С помощью насилия, подкрепленного речами, клеветой и бранью, а также пасквилями, карикатурами и листовками, евреев лишили права называться людьми, а оболваненных немцев готовили к расправам и глумлению над ними. Дело дошло до того, что евреев стали сравнивать с насекомыми-паразитами. Выступая с речью в Харькове в 1943 году, Гиммлер заявил: «Уничтожение вшей — это не вопрос мировоззрений. Это вопрос поддержания чистоты».
Толпы ученых спорили о том, когда же конкретно было принято решение о проведении холокоста и кто его принял. Вопрос о надежных источниках информации остается открытым, потому что руководство национал-социализма обсуждало столь щекотливый вопрос устно, дабы не оставить никаких следов.
Кроме того, очень многое, что касается еврейского вопроса, завуалировано в иносказательной форме. «Окончательное решение», «особое обращение», «эвакуация» — так, а не своими именами называли преступники массовые убийства людей. А что касается решения о их проведении… Установлено точно, что центральной фигурой в этом деле являлся Гиммлер. И так же точно известно, что с началом бесчинств расстрельных команд СС после нападения на СССР летом 1941 года истребление людей приняло столь немыслимо огромные размеры, что холокост был признан преступлением, не имеющим аналогов в истории человечества.
Время, на которое приходится принятие решения о проведении массового истребления людей, — судя по всему, осень 1941 года. Ведь если в начале года в имперском Главном управлении госбезопасности еще обсуждались планы массовой эвакуации евреев на Мадагаскар, то в конце его уже сотни тысяч людей в оккупированных немецко-фашистскими войсками регионах Советского Союза были ликвидированы командами СС, и был отдан приказ на сооружение лагерей смерти.
Теперь не имеет особого значения академический спор о том, был ли это Гитлер, который на бесчисленных совещаниях того года требовал от своих палачей большей решительности, или они сами подыгрывали ему, предлагая все новые и далеко идущие планы, ибо общее направление движения одобрялось всеми посвященными единодушно.
К тому времени в немецких концлагерях в Германии уже восемь лет произвольно и безнаказанно совершались убийства. С 1939 года проводилось истребление калек и инвалидов детства под кодовым названием Т-4, в ходе которого применялся газ, а в Польше и летом 1941 года на Балканах команды СС и СД массово истребляли людей, выкашивая пулеметными очередями целые просеки смерти.
Количество уничтоженных режимом людей исчислялось сотнями тысяч задолго до установленного историками начала холокоста. Поэтому для главных персонажей переход к публично провозглашенному Гитлером еще в 1939 году «уничтожению еврейской расы в Европе» был лишь вопросом времени.
В кругу подчиненных Гиммлер всегда утверждал, что только Гитлер имел право принимать окончательное решение. Комендант концлагеря Аушвиц Гесс рассказал после войны о разговоре с Гиммлером летом 1941 года: «Гитлер приказал провести в жизнь окончательное решение еврейского вопроса. Нам, войскам СС, надлежит выполнить этот приказ».
Через три года, 5 мая 1944 года, Гиммлер заявил в Зонтхофене, что «еврейский вопрос в целом… решен бескомпромиссно» силами СС. И далее добавил с налетом сентиментальности в голосе: «Вы можете понять, до чего тяжелым оказалось для меня выполнение этого боевого приказа, который я строго провел в жизнь, руководствуясь исполнительностью и глубоким убеждением в своей правоте». В другом своем выступлении он опять жаловался на то, какой «тяжелейший приказ» отдал ему фюрер для исполнения. Все эти его высказывания не имеют себе равных по цинизму. Главный приказчик убийц жалуется на тяжесть им содеянного. Массажист Гиммлера Керстен даже вспомнил после войны, что его пациент как-то открылся ему, заявив, что он «вовсе не хотел уничтожать» евреев и что у него были «совсем другие соображения». Однако этому противоречат его бесчисленные выступления, исполненные ненависти, и аморальная напористость, с какой Гиммлер брался за «окончательное решение». Такой человек, как он, не может спрятаться за формулой «вынужденное исполнение приказа командира». Его организаторские способности прежде всего сделали возможными такие масштабы фатальности. Его склонность к интригам и обману наложила свой отпечаток и на призрачную, жуткую атмосферу, царившую в концлагерях. Коварство, с каким под предлогом «принятия душа» и «дезинфекции» отправляли на тот свет ничего не подозревавших узников, полностью соответствовало подлой душе шефа СС. Как верх мракобесия воспринимает мир полное отсутствие сознания вины. Главный преступник не чувствовал себя виновным. Гиммлер был до такой степени заложником своего бреда, что мог совершенно серьезно представлять своим подчиненным холокост как величайшее достижение.
Самый отвратительный пример тому — его речь перед группенфюрерами СС 4 октября 1943 года. «Я хочу здесь перед вами с полной откровенностью упомянуть и очень тяжелую главу, — уверенным тоном говорил он в роскошном зале Позенского замка. — Между нами это все равно должно быть высказано совершенно открыто. Я имею сейчас в виду эвакуацию евреев, искоренение еврейского народа. Это только легко сказать. Каждый член партии говорит: «Еврейский народ искореняют». Да, мы эго делаем. Всем все ясно. Записано в программе партии. И вот они все приходят, все 80 миллионов бравых немцев, и каждый за собой ведет своего порядочного еврея. Никто из тех, кто так говорит, не видел и не пережил этого. Большинство из вас узнают, что это значит, когда в одном месте лежат 100 трупов, когда 500 или когда 1000 лежат перед вами. Пережить такое и при этом, не считая проявлений человеческой слабости, остаться порядочным человеком, — это как раз и закалило нас».
Такие пассажи отрицают все, что присуще человеку. «Порядочность Гиммлера была на деле не чем иным, как прикрытием громадной разрушительной энергии. Властитель Черного ордена был ослеплен ложной верой в то, что только его «миропонимание» есть единственный путь к лучшему «для народа» миру. Вместо этого он вел только в пропасть.
В августе 1941 года шеф СС, находясь в инспекционной поездке в Минске, остановился у командира боегруппы «Б», бригадефюрера Артура Небе. После доклада Небе о проведенных его подчиненными массовых расстрелах Гиммлер приказал провести на следующий день расстрел очередной сотни «партизан», на котором он лично будет присутствовать. По показаниям Карла Вольфа, шеф СС никогда до этого не видел своими глазами, как производится групповой расстрел людей. Утром следующего дня личный состав оперкоманды 8-го и полицейские 9-го батальонов подвели к свежевырытому рву 100 пленных, среди которых находились две женщины. Жертвы должны были небольшими группами спускаться в ров и ложиться на дне лицом вниз. После чего расстрельная команда открывала залповый огонь по лежащим внизу людям. Среди ожидавших своей участи Гиммлер вдруг увидел юношу лет двадцати, светловолосого, с голубыми глазами. Он распорядился, чтобы обреченного подвели к нему. Генерал СС Эрих фон дем Бах-Залевски, свидетель той сцены, так вспоминает произошедший разговор:
— Вы еврей?
— Да.
— Ваши родители тоже евреи?
— Да.
— Нет ли у вас в роду неевреев?
— Нет.
— Что ж, тогда и я не могу вам помочь.
Молодой человек был расстрелян. По мере того как число трупов во рву увеличивалось, Гиммлер все заметнее проявлял беспокойство. Наконец, нервы у шефа СС не выдержали, его вырвало. Эсэсовский генерал не преминул воспользоваться подходящим случаем и указал Гиммлеру на то, что после проведения таких акций его люди «полностью выдыхаются». После экзекуции Гиммлер обратился к палачам с краткой речью, в которой, в частности, заявил, что они как солдаты должны беспрекословно выполнять все без исключения приказы, за остальное «ответственность» они не несут, а несут ее Гитлер и он лично.
После этого эпизода он стал обращать особое внимание на моральное состояние своей армии убийц. Он обсуждал с офицерами возможность применения «более гуманных методов» умерщвления людей, предлагал использовать взрывчатку, отравляющие газы, а также выхлопные газы автомашин. Он требовал конкретной информации, выступал с инициативами и издавал новые подробные инструкции по уничтожению людей. В результате возникла целая отрасль индустрии смерти в Аушвиц-Биркенау, где широко применялся газ «циклон-Б» для массового удушения узников в газовых камерах. Гиммлер лично занимался усовершенствованием механизма «окончательного решения» еврейского вопроса, тогда как нога Гитлера никогда не ступала на территорию какого-либо концлагеря. Шеф СС с интересом наблюдал 17 июля 1942 года за прибытием и уничтожением целого транспорта в количестве 445 голландских евреев. После того как в газовых камерах Аушвица задохнулись последние жертвы, для лагерного персонала был устроен веселый коллективный ужин с красным вином.
Скрупулезно занимался Гиммлер и проблемами поведения личного состава соединений «Мертвая голова» и расстрельных оперкоманд СС во внеслужебное время, чтобы снизить количество «грубых проступков», проявлений «ущербной морали» и других нежелательных эксцессов.
Специальным циркуляром он рекомендовал командиром создавать хорошее настроение у подчиненных с помощью ограниченных норм алкогольных напитков, сытной пищи и «истинно немецкой музыки». С особым рвением Гиммлер вел борьбу с теми, кто пытался обогащаться за счет своих жертв. Выступая перед командным составом СС, он говорил: «У нас было моральное право, у нас был долг перед нашим народом уничтожить народ, который хотел уничтожить нас. Но мы не имеем права даже прикасаться пальцем ради наживы к чужой шубе, часам, к марке, сигарете или к чему-то еще». И далее он добавил, что если кто-либо покусится на чужое добро, будет наказан вплоть до применения «высшей меры».
Однако в реальной действительности расстрельные оперкоманды и охранные подразделения концлагерей руководствовались своими неписаными законами. Гиммлер управлял империей, в которой ежедневно и многолико проявлялись все мыслимые формы злоупотреблений, коррупции и обогащения. И мнимый блюститель добродетелей, стоящий во главе войск СС, прекрасно знал об этом.
Отдельные наказания уличенных носили показательный характер и были скорее рассчитаны на внешний эффект. Внутри же своего ведомства Гиммлер вынужден был регулярно удовлетворять алчность своих сообщников присвоением им новых званий, продвижением по службе, щедрыми подарками, крупными, часто под видом кредитов, денежными суммами. В то же время он молча смирялся с тем, что коменданты концлагерей, присваивая награбленные ценности заключенных, устраивали для себя роскошную жизнь.
Впрочем, большие денежные пожертвования, поощрявшие массовое истребление людей, текли рекой из так называемого «круга друзей рейхсфюрера СС», в который входили наряду с другими и крупные промышленники, от Сименса до Немецкого банка. Совмещение ряда должностей — в 1943 году прибавился еще и пост рейхсминистра внутренних дел, — а также почти необозримое многообразие служебных полномочий, не могли не вызвать раздвоения личности у Гиммлера. Если ознакомиться с его решениями, над которыми он трудился нередко до двух часов ночи за письменным столом, невольно создается впечатление, что их готовил не один, а несколько совершенно разных людей.
Гиммлер мог буквально одномоментно, не скрывая антипатии к охотникам и трогательной любви к животным, наделить все общества охраны животных полицейскими полномочиями и сразу переключиться на служебный разговор об «эвакуации» (то есть ликвидации) еврейского гетто, что означало насильственную смерть десятков тысяч людей.
При помощи речей, брошюр и специальных занятий руководство СС постоянно воздействовало на «мировоззрение» личного состава. Не отдельная личность и ее стремление к счастью должны были находиться в центре «нового мышления», а благо народа, расы. Каждый член СС должен был считать себя лишь маленьким звеном цепи, связывающей воедино предков и потомков.
В рекомендациях Гиммлера к речам по случаю зимнего солнцестояния в декабре говорилось: «Мы с благоговением преклоняемся перед нашими предками, кровь которых течет в наших жилах, как символ зова и долга».
После этой фразы все присутствующие должны были, словно в мольбе, отвечать хором:
— Да сияет их свет!
Далее провозглашалось:
— Кровь обязывает человека хранить традиции. Смысл бытия — обратить их в страх.
Хор:
— Да сияет их свет!
Оратор продолжал:
— Мы тоже когда-то станем предками. Наши дети — свидетели нашего воспитания и нашей сути. А наши внуки будут трубадурами нашего величия.
Хор в ответ:
— Да сияет их свет!
Сутью этого тоталитарного обращения была задача вбить в голову каждого члена СС: «Ты есть ничто, твой народ — все!»
Готовность слишком многих подчиниться этой коллективизации под знаком свастики оказалась удивительно прочным связующим раствором для гитлеровской диктатуры. Она стала и предпосылкой для вербовки молодых людей с целью осуществления страшных преступлений нацизма. Когда позже рейхсфюрер СС в своих речах смягченно представлял холокост как «тяжелейшую обязанность в интересах народа и Отчизны», это, естественно, отражало искаженную перспективу СС. Убийство как служение для расы — этот самообман преступников стал извращенным результатом лжеучения Гиммлера.
Против возможных сомнений и приступов сочувствия рейхсфюрер предписывал прежде всего «жестокость». Выдержкам из речей и писем Гиммлера, где речь идет о «предельной жестокости» и «непреоборимом упорстве», нет числа. В своей пресловутой речи в Позене 4 октября 1943 года он обобщал: «Все, что жестко — добротно, что могуче — хорошо. Все, что в борьбе за существование волей, телом и душой побеждает, это — достояние».
При обучении молодых эсэсовцев этот принцип часто приводил к смертельным исходам, когда, например, по указанию Гиммлера на учениях применялись боеприпасы. А потом шеф СС похвалялся в кругу таких же паладинов, как он, что неизбежные жертвы на учениях нужны, чтобы в боевой обстановке не пролились «реки крови». Его массажист Керстен передает разговор Гиммлера, с Герингом, который часто потешался над его «трюком жестокости и выдержки».
Говоря об использовании боеприпасов на учениях войск СС, рейхсмаршал ВВС с серьезным выражением лица заметил: «Дорогой Гиммлер, я тоже хочу проверить моих летчиков на прочность. У меня на подписи лежит приказ по проверке храбрости».
На вопрос Гиммлера, о чем же конкретно идет речь в этом приказе, Геринг отвечал: «Очень просто. Я внес маленькую поправку в порядок совершения прыжков с парашютом. Два раза прыгать с парашютом, третий — без него».
Неизвестно, понял ли Гиммлер шутку коллеги.
Основательность и исполнительность обволакивали его, как броня, которая не позволяла увидеть, что творится в душе. Лишь постоянно обострявшиеся боли в желудке свидетельствовали о внутренней неуравновешенности Гиммлера. Общеизвестные демонстрации особой «жестокости», по-видимому, сослужили добрую службу его камуфляжу. Гиммлер был популярен благодаря исключительно жестким мерам, которые он возвел в закон внутри Черного ордена. Он почти всегда ужесточал приговоры судов СС, если они попадали ему на стол. Весной 1939 года его шофер испытал безмерную строгость на себе за то, что однажды его машина столкнулась с мотоциклом. При этом никто серьезно не пострадал; виновник автопроисшествия не был установлен. Однако Гиммлер, не выслушав объяснений, продержал его шесть недель под арестом. Бедняга был даже лишен возможности поставить в известность о случившемся семью. В конце концов, он был настолько запуган, как позже узнал дипломат Ульрих фон Хассель, что под присягой обязался хранить молчание, и был затем уволен с работы. Кажется, что Гиммлер, вопреки своим противоположным заявлениям, все же позволял себе порой упиваться неограниченной властью, сосредоточенной в его руках.
Особо ярким примером этого является приговор его племяннику, оберштурмфюреру Гансу Гиммлеру, который, будучи в стельку пьяным, выболтал важные служебные секреты СС, за что был приговорен к высшей мере наказания, но затем помилован отправкой на фронт рядовым десантником.
Однако за «крамольные высказывания» вновь был арестован и, в конце концов, в 1941 году как гомосексуалист расстрелян в концлагере Дахау по личному приказу Гиммлера.
Этим поступком рейхсфюрер СС намеревался продемонстрировать свое понятие о «порядочности и неподкупности» — то есть никакого снисхождения родственникам, никакого кумовства. Наверное, он действительно расстрелял бы свою мать, если бы на то был приказ Гитлера.
Ужас охватывает каждого, кто знакомится с биографией этого канцеляриста. Его хладнокровие объясняется слепой верой в то, что он выполняет свою миссию во благо «народа» и «расы». Поэтому для него совершенно логично, если сразу после подписания приказа на расстрел он преспокойно отдавался неординарным причудам и пристрастиям.
Его любимым коньком были многочисленные экспедиции, которые он отправлял в далекие путешествия. Гиммлер посылал исследователей на Тибет, чтобы найти следы древних арийцев, или требовал основательного изучения структуры скалистых пород в Шварцвальде на предмет обнаружения гигантских доисторических оборонительных сооружений, а то вдруг отправлял разведчиков в развалины древних замков на поиски чудодейственной чаши древнегерманских королей и их рыцарей. О подготовке и результатах таких экспедиций рейхсфюрер СС всегда требовал самого подробного отчета. Естественно, о какой-либо научной ценности подобных предприятий не могло быть и речи. К тому же отсутствовали какие бы то ни было убедительные следы, подтверждающие его пуганные исторические гипотезы. Однако исследователи, будучи членами СС, как правило, не отваживались открыто заявить о бессмысленности экспедиций. А потому шли на подлог, ложь и фальсификацию, лишь бы ублажить своего могучего финансиста. Вокруг организатора террора образовалась кучка шарлатанов и лжеученых, готовых ради идеологического заказа пожертвовать объективностью научных изысканий. Примером особого сумасбродства может служить так называемое учение о «мировом обледенении» австрийского инженера Ганса Хербингера, отпрыски которого, Пауль и Аттила, делали карьеру на артистических подмостках. Хербингер отстаивал мнение, противоречившее всем эмпирическим познаниям, и утверждал, будто в космосе имеются громадные массы льда, которые находятся в состоянии постоянной борьбы с «палящим солнцем». Выпадающий на землю град, имеющий непосредственно космическое происхождение, является убедительным тому доказательством, иллюстрацией истинности «учения о мировом обледенении».
Естественно, настоящие ученые Германии решительно отвергали лженаучный тезис Хербингера. Один берлинский профессор назвал его откатом назад, достойным глубокого сожаления и подрывающим авторитет Германии, поскольку он отбрасывает в сторону, на низшую ступень научных исследований. Но Гиммлер яростно выступил в защиту афериста. В послании с угрожающим подтекстом он указал на то, что и Гитлер уже «в течение многих лет» является «убежденным сторонником… учения о мировом обледенении».
Гиммлер уволил из своего управления одного консультанта без права ношения мундира члена СС только за то, что тот аккуратно подшивал в дело все критические комментарии ведущих астрономов в адрес «учения» Хербингера. В упоении властью его разум часто отключался. Рейхсфюрер никогда не забывал о том, что его странное мировоззрение нуждается в научном обосновании. Еще в 1935 году он основал общество «Наследие предков З. О.» (зарегистрированное объединение). Общество должно было исследовать «территории, дух, дела и наследие индогерманизма», которые противостояли силам, представлявшим угрозу для них.
Общество «Наследие предков З. О.» превратилось под руководством своего президента Гиммлера в рассадник всевозможных подозрительных псевдонаук. К концу войны оно объединяло более 40 отделений. Преступные медицинские исследования и тесты на заключенных тоже входили в компетенцию общества, не говоря уже о сравнительно безвредных исследовательских работах по «народонаселению» в Южном Тироле.
Ключевой фигурой для Гиммлера в извращенном культе прошлого стал бывший офицер австро-венгерской армии Карл Мариа Вилигут. Он, как никто другой, утолял жажду шефа СС к утопии, романтизму и оккультизму. Они были представлены друг другу в 1933 году. Вилигуту исполнилось 67 лет, то есть он был вдвое старше Гиммлера и к тому же успел провести почти три года в лечебнице для душевнобольных в Зальцбурге. Вилигут признался Гиммлеру, будто обладает даром «наследственной памяти, которая позволяет ему вызывать к жизни знания давно ушедших в вечность поколений. А это значит, что он и есть последний потомок из длинного списка германских мудрецов из рода «Улиготов». Мол, его уникальная память подтверждает, что Библия, собственно говоря, была написана в Германии и что германская предыстория уходит своими корнями на 228 000 лет назад до Рождества Христова. Тогда на небосводе было три солнца, а землю населяли «великаны и лилипуты». Любой нормальный человек, имеющий среднее или высшее, как Гиммлер, образование, поблагодарив «мудреца», откланялся бы и ушел или вызвал врача, но шеф СС был восхищен мошенником. Он немедленно взял Вилигута в свое «Управление по расовым вопросам и заселению земель» в Мюнхене на должность начальника отдела. Безудержное увлечение Гиммлера фантазиями Вилигута высвечивает его лицемерие, которое не уступает двуликости римского божества Януса.
Трезвый, педантичный и деятельный за письменным столом, он мог вдруг отдаться совершенно иррациональным, романтически запутанным мыслям, подобно зеленому школяру, который блаженствует в придуманном мире. Вилигут, который промышлял в СС под псевдонимом Карл Мариа Вейстор, стал для Гиммлера личным Распутиным. Он мог в любое время зайти в кабинет шефа СС и истолковать смысл своих «воспоминаний». Он занимался руническими письменами, готовил по поручению своего шефа трактаты по космологии и мифологической поэзии или набрасывал текст того самого «Отче наш», что был найден в бумагах Гиммлера. Он имел право снаряжать экспедиции на поиски доисторических религиозных центров «древнегерманской религии» (Ирминсул), которую сам сочинил, используя старинное предание о священном саксонском «древе жизни» — ясене.
Он планировал также строительные работы в замке Вевельбург и вокруг него. Замок в сеансах «ясновидения» представал перед ним как исторический бастион, о который разбились войска гуннов с Востока, что с позиций историографии является совершенной глупостью.
Однако Гиммлер был помешан на Велигуте-Вейсторе и поручил ему разработать эскиз «почетного перстня СС». Очевидно, Вилигут выполнил это задание успешно, поскольку его хозяин остался доволен им. Отныне новый почетный перстень СС, одобренный Гиммлером, имел кроме изображения рун победы, свастики и черепа группу рунических знаков, означающих мудрость рода Вейсторов.
Специальным циркуляром Гиммлера было определено, что впредь почетные перстни погибших на полях сражений эсэсовцев будут отправляться в замок Вевельбург для хранения «на вечные времена». В конце войны ларь с этими перстнями, по-видимому, попал в руки солдат союзнических войск, и они переправили его за океан как очень ценный и редкий сувенир.
Разоблачение «гуру» началось в ноябре 15938 года, когда адъютант Гиммлера Карл Вольф вернулся из Зальцбурга, куда он ездил, чтобы повидать супругу шарлатана Мальвину. Она и рассказала посланцу, что супруг в свое время многократно угрожал ей смертью, за что был изолирован от окружающих в закрытой лечебнице для душевнобольных. И хотя Гиммлер принял к сведению тщательно скрываемую тайну из прошлого «ясновидца», но на первых порах никаких действий по отношению к нему не предпринимал. Его спиритическое влияние на Гиммлера было еще слишком велико, и это несколько отдалило развязку.
Однако постоянные злоупотребления алкоголем и другие, в том числе деликатного свойства, проделки учителя положили конец терпению шефа СС. Так, например, Вилигут сообщил молодой и красивой женщине по имени Габриэла Дехенд, хорошо знакомой Гиммлеру, будто тот хочет, чтобы она родила ребенка от него, «ясновидца». Это, мол, дело большой важности и является высокой честью лично для нее. Но Габриэла решительно отказала старику. Более того, пришла к Гиммлеру и пожаловалась на наглеца. И только тогда шеф СС, наконец, прозрел. Приказа на зачатие ребенка от «ясновидца» он никогда не давал. А 28 августа 1939 года, за три дня до нападения на Польшу, эра Вилигута закончилась выходом из рядов СС. Гиммлер попросил его сразу вернуть перстень с изображением черепа, кортик и меч, которые тот взял на хранение как последний знак былой привязанности к нему.
С началом войны быстро расширился круг задач и обязанностей Гиммлера. Гитлер, который всегда подтрунивал над романтическими и оккультными слабостями своего самого ревностного исполнителя приказов, теперь нуждался в нем больше, чем когда-либо. Неясное видение жизненного пространства на Востоке, которое для начала надо очистить от коренного населения, а потом — германизировать, кажется, начало наконец-то приобретать конкретные формы. Сотрудники Гиммлера принялись за разработку планов, чтобы как можно дальше передвинуть на Восток границы германского государства. В результате этих потуг родился «Генеральный план Восток» 1942 года, который предусматривал голодную смерть 30 миллионов человек в Польше и западных областях Советского Союза. А вместо них появятся немецкие переселенцы, которые, проживая в «военизированных поселениях на завоеванных землях, должны будут заботиться о безопасности новых германских границ».
Уже во время нападения на Польшу Гиммлер и Гейдрих приступили к осуществлению первых мероприятий по сокращению численности «восточных народов». На первых порах эпизодически, без четкого плана их команды готовности устраивали облавы на евреев и представителей польской интеллигенции. Иерархия прохождения приказов оставалась по-прежнему неизменной. Гитлер в личном общении с шефом СС давал лишь общие указания по основным направлениям, а Гиммлер превращал их в конкретные приказы своим подчиненным офицерам. При этом взаимоотношения между этими главными игроками были далеко не безоблачными и не отличались тесным, дружеским взаимопониманием, хотя еженедельные киножурналы новостей силились убеждать миллионы немцев-кинозрителей в обратном.
Каждый вызов к фюреру становился для Гиммлера тяжелейшим испытанием его морально-психологического состояния. Массажист Керстен и Вольф, его начальник штаба, в унисон утверждают, что Гиммлер всегда очень боялся встреч с Гитлером.
Керстен в показаниях для протокола свидетельствовал: «Никто, если не видел своими глазами, не поверит, что человек с такими властными полномочиями, какие были у Гиммлера, мог испытывать страх каждый раз, когда его вызывал Гитлер. А как он радовался, будто после экзамена, когда снова все проходило гладко или при этом даже получал похвалу».
Это была почти патологическая зависимость от фюрера. Когда Гиммлер говорил своим подчиненным, что «фюрер всегда прав», то верил и сам в это, как в метафизическую истину, хотя, будучи самым информированным человеком в государстве, прекрасно знал, что Гитлер фактически не раз принимал тяжелые и ошибочные решения.
В подобострастии лакея образ диктатора действительно перерастал в величественную фигуру национального героя-спасителя.
В 1940 году он так воспевал хвалу Гитлеру: «Он пришел к нам, когда мы находились в тяжелейшей нужде. Он — великий светоч, какие всегда являются к германской нации, если она попадает в глубочайшую телесную, духовную и душевную нужду. Гете был такой личностью в духовной области, Бисмарк — в политической, а фюрер — во всех областях. Он призван кармой мирового германизма вести борьбу против Востока и сохранить миру германский народ».
Подобные патетические гимны из уст Гиммлера не были просто пустыми словами. Для человека, верившего бреду Вилигута, россказням про «три солнца» и «космический лед», превознести, как бога, своего фюрера не составляло большого труда. К тому же безмерное восхваление утоляло его глубоко укоренившуюся потребность в личной стабильности, ориентации и безопасности, которая, как отмечало его окружение, особенно заметно проявлялась в нем в первые годы жизни с женой, значительно старше его по возрасту.
Стремление равняться на Гитлера заходило так далеко, что он, как утверждал бригадефюрср СС Вальтер Шелленберг, даже подражал дикции и речевым ударениям фюрера.
В конце сентября 1939 года, когда бои за Варшаву еще продолжались, Гиммлер предпринял инспекционную поездку по захваченной Польше, в ходе которой посетил несколько населенных евреями поселков. В то время из 35 миллионов граждан Польши 3,3 миллиона человек составляли евреи. Это была наивысшая в мире доля евреев от общего количества населения страны. Закоренелый антисемит Генрих Гиммлер столкнулся здесь с проблемой, решение которой мог поручить только войскам СС.
Еще не было принято окончательного решения о многомиллионном истреблении людей, но то, что по сравнению с притеснениями евреев в Германии радикальность подобных мер в Польше должна многократно превзойти все, до сих пор известное, было давно согласовано между Гитлером и Гиммлером.
Шеф СС также не скрывал в той поездке своей ненависти к евреям и готовности к совершению преступлений против них. Уже к этому времени его расстрельные команды успели уничтожить почти 20 000 евреев.
В течение многих лет Гиммлер готовил почву для «борьбы», которая должна была, наконец, начаться. Во время так называемой демонстрации типичных лиц «преступников» Гиммлер, указывая прутом на дрожащих от страха стариков, потешался над их свисавшими с висков локонами и обзывал тунеядцами. Центральным пунктом его расовой ненависти являлось разделение всех живых существ на три категории: люди, недочеловеки и звери. При каждой возможности он вдалбливал в головы эсэсовцев мысль о том, что евреи — это недочеловеки или человеко-звери. Его речи изобиловали, измышлениями против евреев, которым приклеивались унизительные прозвища типа тунеядцы, кровопийцы, паразиты, предатели и т. п. С помощью насилия, подкрепленного речами, клеветой и бранью, а также пасквилями, карикатурами и листовками, евреев лишили права называться людьми, а оболваненных немцев готовили к расправам и глумлению над ними. Дело дошло до того, что евреев стали сравнивать с насекомыми-паразитами. Выступая с речью в Харькове в 1943 году, Гиммлер заявил: «Уничтожение вшей — это не вопрос мировоззрений. Это вопрос поддержания чистоты».
Толпы ученых спорили о том, когда же конкретно было принято решение о проведении холокоста и кто его принял. Вопрос о надежных источниках информации остается открытым, потому что руководство национал-социализма обсуждало столь щекотливый вопрос устно, дабы не оставить никаких следов.
Кроме того, очень многое, что касается еврейского вопроса, завуалировано в иносказательной форме. «Окончательное решение», «особое обращение», «эвакуация» — так, а не своими именами называли преступники массовые убийства людей. А что касается решения о их проведении… Установлено точно, что центральной фигурой в этом деле являлся Гиммлер. И так же точно известно, что с началом бесчинств расстрельных команд СС после нападения на СССР летом 1941 года истребление людей приняло столь немыслимо огромные размеры, что холокост был признан преступлением, не имеющим аналогов в истории человечества.
Время, на которое приходится принятие решения о проведении массового истребления людей, — судя по всему, осень 1941 года. Ведь если в начале года в имперском Главном управлении госбезопасности еще обсуждались планы массовой эвакуации евреев на Мадагаскар, то в конце его уже сотни тысяч людей в оккупированных немецко-фашистскими войсками регионах Советского Союза были ликвидированы командами СС, и был отдан приказ на сооружение лагерей смерти.
Теперь не имеет особого значения академический спор о том, был ли это Гитлер, который на бесчисленных совещаниях того года требовал от своих палачей большей решительности, или они сами подыгрывали ему, предлагая все новые и далеко идущие планы, ибо общее направление движения одобрялось всеми посвященными единодушно.
К тому времени в немецких концлагерях в Германии уже восемь лет произвольно и безнаказанно совершались убийства. С 1939 года проводилось истребление калек и инвалидов детства под кодовым названием Т-4, в ходе которого применялся газ, а в Польше и летом 1941 года на Балканах команды СС и СД массово истребляли людей, выкашивая пулеметными очередями целые просеки смерти.
Количество уничтоженных режимом людей исчислялось сотнями тысяч задолго до установленного историками начала холокоста. Поэтому для главных персонажей переход к публично провозглашенному Гитлером еще в 1939 году «уничтожению еврейской расы в Европе» был лишь вопросом времени.
В кругу подчиненных Гиммлер всегда утверждал, что только Гитлер имел право принимать окончательное решение. Комендант концлагеря Аушвиц Гесс рассказал после войны о разговоре с Гиммлером летом 1941 года: «Гитлер приказал провести в жизнь окончательное решение еврейского вопроса. Нам, войскам СС, надлежит выполнить этот приказ».
Через три года, 5 мая 1944 года, Гиммлер заявил в Зонтхофене, что «еврейский вопрос в целом… решен бескомпромиссно» силами СС. И далее добавил с налетом сентиментальности в голосе: «Вы можете понять, до чего тяжелым оказалось для меня выполнение этого боевого приказа, который я строго провел в жизнь, руководствуясь исполнительностью и глубоким убеждением в своей правоте». В другом своем выступлении он опять жаловался на то, какой «тяжелейший приказ» отдал ему фюрер для исполнения. Все эти его высказывания не имеют себе равных по цинизму. Главный приказчик убийц жалуется на тяжесть им содеянного. Массажист Гиммлера Керстен даже вспомнил после войны, что его пациент как-то открылся ему, заявив, что он «вовсе не хотел уничтожать» евреев и что у него были «совсем другие соображения». Однако этому противоречат его бесчисленные выступления, исполненные ненависти, и аморальная напористость, с какой Гиммлер брался за «окончательное решение». Такой человек, как он, не может спрятаться за формулой «вынужденное исполнение приказа командира». Его организаторские способности прежде всего сделали возможными такие масштабы фатальности. Его склонность к интригам и обману наложила свой отпечаток и на призрачную, жуткую атмосферу, царившую в концлагерях. Коварство, с каким под предлогом «принятия душа» и «дезинфекции» отправляли на тот свет ничего не подозревавших узников, полностью соответствовало подлой душе шефа СС. Как верх мракобесия воспринимает мир полное отсутствие сознания вины. Главный преступник не чувствовал себя виновным. Гиммлер был до такой степени заложником своего бреда, что мог совершенно серьезно представлять своим подчиненным холокост как величайшее достижение.
Самый отвратительный пример тому — его речь перед группенфюрерами СС 4 октября 1943 года. «Я хочу здесь перед вами с полной откровенностью упомянуть и очень тяжелую главу, — уверенным тоном говорил он в роскошном зале Позенского замка. — Между нами это все равно должно быть высказано совершенно открыто. Я имею сейчас в виду эвакуацию евреев, искоренение еврейского народа. Это только легко сказать. Каждый член партии говорит: «Еврейский народ искореняют». Да, мы эго делаем. Всем все ясно. Записано в программе партии. И вот они все приходят, все 80 миллионов бравых немцев, и каждый за собой ведет своего порядочного еврея. Никто из тех, кто так говорит, не видел и не пережил этого. Большинство из вас узнают, что это значит, когда в одном месте лежат 100 трупов, когда 500 или когда 1000 лежат перед вами. Пережить такое и при этом, не считая проявлений человеческой слабости, остаться порядочным человеком, — это как раз и закалило нас».
Такие пассажи отрицают все, что присуще человеку. «Порядочность Гиммлера была на деле не чем иным, как прикрытием громадной разрушительной энергии. Властитель Черного ордена был ослеплен ложной верой в то, что только его «миропонимание» есть единственный путь к лучшему «для народа» миру. Вместо этого он вел только в пропасть.
В августе 1941 года шеф СС, находясь в инспекционной поездке в Минске, остановился у командира боегруппы «Б», бригадефюрера Артура Небе. После доклада Небе о проведенных его подчиненными массовых расстрелах Гиммлер приказал провести на следующий день расстрел очередной сотни «партизан», на котором он лично будет присутствовать. По показаниям Карла Вольфа, шеф СС никогда до этого не видел своими глазами, как производится групповой расстрел людей. Утром следующего дня личный состав оперкоманды 8-го и полицейские 9-го батальонов подвели к свежевырытому рву 100 пленных, среди которых находились две женщины. Жертвы должны были небольшими группами спускаться в ров и ложиться на дне лицом вниз. После чего расстрельная команда открывала залповый огонь по лежащим внизу людям. Среди ожидавших своей участи Гиммлер вдруг увидел юношу лет двадцати, светловолосого, с голубыми глазами. Он распорядился, чтобы обреченного подвели к нему. Генерал СС Эрих фон дем Бах-Залевски, свидетель той сцены, так вспоминает произошедший разговор:
— Вы еврей?
— Да.
— Ваши родители тоже евреи?
— Да.
— Нет ли у вас в роду неевреев?
— Нет.
— Что ж, тогда и я не могу вам помочь.
Молодой человек был расстрелян. По мере того как число трупов во рву увеличивалось, Гиммлер все заметнее проявлял беспокойство. Наконец, нервы у шефа СС не выдержали, его вырвало. Эсэсовский генерал не преминул воспользоваться подходящим случаем и указал Гиммлеру на то, что после проведения таких акций его люди «полностью выдыхаются». После экзекуции Гиммлер обратился к палачам с краткой речью, в которой, в частности, заявил, что они как солдаты должны беспрекословно выполнять все без исключения приказы, за остальное «ответственность» они не несут, а несут ее Гитлер и он лично.
После этого эпизода он стал обращать особое внимание на моральное состояние своей армии убийц. Он обсуждал с офицерами возможность применения «более гуманных методов» умерщвления людей, предлагал использовать взрывчатку, отравляющие газы, а также выхлопные газы автомашин. Он требовал конкретной информации, выступал с инициативами и издавал новые подробные инструкции по уничтожению людей. В результате возникла целая отрасль индустрии смерти в Аушвиц-Биркенау, где широко применялся газ «циклон-Б» для массового удушения узников в газовых камерах. Гиммлер лично занимался усовершенствованием механизма «окончательного решения» еврейского вопроса, тогда как нога Гитлера никогда не ступала на территорию какого-либо концлагеря. Шеф СС с интересом наблюдал 17 июля 1942 года за прибытием и уничтожением целого транспорта в количестве 445 голландских евреев. После того как в газовых камерах Аушвица задохнулись последние жертвы, для лагерного персонала был устроен веселый коллективный ужин с красным вином.
Скрупулезно занимался Гиммлер и проблемами поведения личного состава соединений «Мертвая голова» и расстрельных оперкоманд СС во внеслужебное время, чтобы снизить количество «грубых проступков», проявлений «ущербной морали» и других нежелательных эксцессов.
Специальным циркуляром он рекомендовал командиром создавать хорошее настроение у подчиненных с помощью ограниченных норм алкогольных напитков, сытной пищи и «истинно немецкой музыки». С особым рвением Гиммлер вел борьбу с теми, кто пытался обогащаться за счет своих жертв. Выступая перед командным составом СС, он говорил: «У нас было моральное право, у нас был долг перед нашим народом уничтожить народ, который хотел уничтожить нас. Но мы не имеем права даже прикасаться пальцем ради наживы к чужой шубе, часам, к марке, сигарете или к чему-то еще». И далее он добавил, что если кто-либо покусится на чужое добро, будет наказан вплоть до применения «высшей меры».
Однако в реальной действительности расстрельные оперкоманды и охранные подразделения концлагерей руководствовались своими неписаными законами. Гиммлер управлял империей, в которой ежедневно и многолико проявлялись все мыслимые формы злоупотреблений, коррупции и обогащения. И мнимый блюститель добродетелей, стоящий во главе войск СС, прекрасно знал об этом.
Отдельные наказания уличенных носили показательный характер и были скорее рассчитаны на внешний эффект. Внутри же своего ведомства Гиммлер вынужден был регулярно удовлетворять алчность своих сообщников присвоением им новых званий, продвижением по службе, щедрыми подарками, крупными, часто под видом кредитов, денежными суммами. В то же время он молча смирялся с тем, что коменданты концлагерей, присваивая награбленные ценности заключенных, устраивали для себя роскошную жизнь.
Впрочем, большие денежные пожертвования, поощрявшие массовое истребление людей, текли рекой из так называемого «круга друзей рейхсфюрера СС», в который входили наряду с другими и крупные промышленники, от Сименса до Немецкого банка. Совмещение ряда должностей — в 1943 году прибавился еще и пост рейхсминистра внутренних дел, — а также почти необозримое многообразие служебных полномочий, не могли не вызвать раздвоения личности у Гиммлера. Если ознакомиться с его решениями, над которыми он трудился нередко до двух часов ночи за письменным столом, невольно создается впечатление, что их готовил не один, а несколько совершенно разных людей.
Гиммлер мог буквально одномоментно, не скрывая антипатии к охотникам и трогательной любви к животным, наделить все общества охраны животных полицейскими полномочиями и сразу переключиться на служебный разговор об «эвакуации» (то есть ликвидации) еврейского гетто, что означало насильственную смерть десятков тысяч людей.