Бунт Хаус

будто она была сделана в миниатюре, детали ее расписаны вручную с

непоколебимым вниманием к деталям. Она выглядит так, словно ее нужно

завернуть в папиросную бумагу, чтобы она была в безопасности, как драгоценное

сокровище. Но что самое интересное? То, что все в Элоди обманчиво. Да, она

маленькая, но может постоять за себя. Она сделана из закаленной стали, а не из

тонкого стекла, и уж точно не нуждается в защите. Недооценивать ее было бы

прискорбной ошибкой. Ошибкой, после которой парень не ушел бы невредимым.

— Мой отец считал, что рутина для меня важнее, чем его присутствие рядом.

Моя мать умерла, когда мне было три года, а у моей новой мачехи была сильная

аллергия на маленьких детей, так что все это было очень хорошо для всех

заинтересованных лиц. Они отправили меня в школу-интернат, когда мне было

четыре года. За последние тринадцать лет они купили три новых дома. Я всегда

останавливался в гостевой комнате, когда меня так любезно приглашали остаться

на праздники.

— Они никогда не выделяли тебе спальню? — Помимо своей воли, малышка

Элоди действительно выглядит заинтересованной тем, что я говорю. А потом она

продолжает, и говорит то, что противостоит любому беспокойству, которое она

могла бы испытать. — Это чертовски бесчувственно. Думаю, это объясняет, откуда

это в тебе взялось.

Я натянуто улыбаюсь. Она права. Но все же ...

— У меня нет причин быть доброжелательным с кем-либо за пределами

Бунт-Хауса. Зачем мне бродить по этому месту, сияя, как лоботомированная

обезьяна, когда у половины этих идиотов нет и пары мозговых клеток, чтобы

тереться друг о друга?

— Это как раз мой случай. — Элоди протягивает руку вперед и забирает у

меня бутылку вина, ее глаза округляются, когда я смеюсь. — Что? Думаешь, я буду

сидеть здесь трезвой? Нет, спасибо. — Она наливает большую порцию Мальбека в

один из стаканов, которые я принес сюда, и, возвращает бутылку, пихая ее мне в

грудь.

Дерзко.

148



— Это круговорот страданий, Рэн, — говорит она мне. — Ты цепляешься за

свой социальный статус изгоя, как за щит, который защитит тебя от реалий этой

жизни, но правда в том, что он все больше и больше изолирует тебя от всех

окружающих. Это не очень умный защитный механизм. И, кроме того, я вижу его

насквозь. Вот как все это началось для тебя — ты хотел построить вокруг себя такую

высокую стену, чтобы никто никогда не смог ее пробить. В итоге твое сердце так


замерзло и обледенело, что у него есть гребаный морозильный ожог.

— Мое сердце — не окорок.

— Без разницы. Все это очень хреново, вот и все, что я хочу сказать, а то, что

ты говоришь мне, что способен заботиться о ком-то, откровенно говоря, настолько

невероятно, что это кажется огромной тратой моего и твоего времени.

Боже, как я могу хотеть поцеловать ее так чертовски сильно, когда она

говорит мне, что я безнадежен? Нет ничего более предсказуемого, чем тот факт, что

большинство девушек обычно спотыкаются о себя, чтобы оказаться в моем поле

зрения, а она решительно этому противится. В этом составляющая часть моего

влечения, да, но эта потребность... черт меня побери, она гораздо больше. Она

составила обо мне свое мнение и посчитала никчемным. Мне никогда не было дела

до того, что думают обо мне другие люди, но плохое мнение этой девушки обо мне

имеет большее значение, чем я могу вынести. Ее непокорность, сила, самоуверенность — все это вызывает зависимость. Элоди точно знает, кто она и за

что борется, и я хочу дышать ею, как будто она сама жизнь.

— Не смотри на меня так, — говорит она, отворачиваясь. Пламя свечи

отражается от ее волос, создавая вокруг головы золотой ореол.

— Как я на тебя смотрю? — Это явная дерзость с моей стороны.

Я точно знаю, как смотрю на нее, и не собираюсь сдаваться. Я хочу ее сожрать.

Заявить на нее свои права. Привязать ее ко мне любым возможным способом. И

если она может прочесть это в горящем огне в моих глазах, то так тому и быть. Я не

стыжусь того, что чувствую, и уж точно не стану скрывать это от нее.

— Просто... веди себя прилично, — предупреждает она. — Ты обещал.

— Ладно, хорошо. Пусть будет по-твоему. Задавай следующий вопрос.

Я жду, затаив дыхание, напряжение нарастает между лопатками, ожидая, что она скажет дальше. Этот обмен такой волнующий, знать, что вещи, которые она

спрашивает меня здесь и сейчас, представляют собой моменты из прошлого, когда

она сидела одна в своих мыслях и задавалась вопросами обо мне.

Элоди делает три больших глотка вина из своего стакана.

— Хорошо. Почему Дэшил так плохо обошелся с Кариной? Это было какое-то пари между вами, ребята?

— Дэшил любит ломать свои игрушки, когда они становятся для него

слишком важными.

Она с отвращением морщит нос.

— В смысле? Он унизил ее и причинил ей боль, потому что она ему слишком

нравилась? Это и есть твое оправдание которым ты его вооружаешь?

149



— Я не собираюсь его ничем вооружать. И это не оправдание. Я просто

излагаю тебе факты. Дэш плохо реагирует на ситуации, когда его власть каким-либо образом ослабевает, а симпатия к Карине делала его слабым. Он увидел в этой