Бунт Хаус

мере, тебя не назвали в честь толстяка в парике, который... который, черт возьми, умер, сидя на унитазе, од... но... вре... мен… но… — она борется с этим, — поедая

гамбургер и вываливая гигантское дерьмо.

— Не думаю, что это когда-либо было доказано, — бормочу я, стараясь не

рассмеяться. Как я могу сохранять невозмутимое выражение лица, когда она все это

придумывает?

— Боже, я действительно напилась, — говорит она, пошатываясь и пытаясь

подняться на ноги. — Думаю, мне нужно быстро пройтись по территории, чтобы

протрезветь. Ты когда-нибудь видела этих скоростных ходоков? Они выглядят

чертовски нелепо. Эй! О, привет! Том! Смотри, Элли, это Том из академии. Он нас

не видел. Ну же, давай напугаем его до смерти.

— Прес, думаю, я бы предпочла просто остаться... здесь...

Хотя, уже слишком поздно. Она хватает меня за запястье и поднимает на

ноги. Не успеваю я опомниться, как мы оказываемся по другую сторону гостиной

Оскара и стоим позади Тома, который рассказывает очень оживленную историю

своим друзьям.

— А потом он схватил меня за горло, глядя на меня так, словно собирался

убить, и я не мог дышать, черт возьми, и я сказал: «Хорошо! Ладно! Я, бл*дь, это

сделаю. Просто отвали от меня, чувак!».

— Этот парень не в себе, — говорит высокий парень в очках. — Я слышал, что

он ударил ножом одного из учителей во время весенних каникул в прошлом году.

— Не говори глупостей, — говорит единственная девочка в маленькой группе

Тома. Кончики ее светлых волос выкрашены в пурпурный цвет. Она закатывает

глаза. — Если бы кто-то из учителей получил ножевое ранение, разве мы не знали

бы об этом? И почему, черт возьми, они позволили ему продолжать посещать

академию, если он причинил вред одному из преподавателей? Ты действительно

должен пропустить это дерьмо через фильтр, прежде чем позволить ему

выплеснуться из твоего рта, Клэй. Ты знаешь правило. Мы проверим все факты, прежде чем объявить это истиной.

— Расслабься, Джем. Боже. Он просто рассказывает нам то, что слышал, —

говорит невысокий парень, разламывая пальцами пирожное. Он запрокидывает

голову и роняет в рот кусок липкого шоколадного торта.

— Уф! Никто из вас меня не слушает! — Том раздраженно поднимает руки

вверх. — Джейкоби угрожал убить меня на хрен. И если я не верну телефон этой

девушке до конца завтрашнего дня, она поймет, что что-то не так. Она, вероятно, 115



доложит обо мне Харкорт. Меня исключат, и мой дед убьет меня, и я умру в любом

случае, так что мне действительно нужна какая-то гребаная помощь, пожалуйста, потому что я сейчас немного схожу с ума, и ...

Парень, поедающий пирожное, проглатывает его.

— Эй, Том?


— Что, Эллиот? ЧТО?

— А как выглядит та девушка? Та, что с телефоном?

— Ну, не знаю. Она горячая штучка. Небольшого роста. Светлые волосы. У

нее красивые глаза. Да какая, к черту, разница?

Эллиот невесело усмехается.

— Потому что я почти уверен, что она стоит у тебя за спиной. И она выглядит

взбешенной, чувак.

Том резко поворачивается, как будто его только что ткнули в задницу палкой.

— Вот дерьмо. Элоди! Э... да, это Элоди. Как дела? Хм, ты... — он отчаянно

потирает затылок. — Наслаждаешься вечеринкой?

Я наслаждалась вечеринкой.

Теперь — нет.

Теперь я воплощение гнева.

Я пылающее солнце, готовое превратиться в сверхновую звезду.

Я восемнадцать разных видов злости.

Я мысленно перечисляю все способы, которыми могла бы убить Тома и

сделать так, чтобы власти никогда не нашли его тощую задницу.

— Объясни, — рычу я.

— Ну, я не знаю, что ты там услышала, но ...

— А знаешь что? Не утруждай себя объяснениями. Просто скажи мне, что

ему нужно от моего телефона, и я не сломаю твою жалкую шею.

Зрачки Тома расширяются — это паническая реакция. Некоторые парни не

поверят, что такая маленькая и светловолосая девушка, как я, может быть жестокой.

Но Том мне верит. Он видит убийство в моих глазах и знает, что, хотя я и пьяна, я с

него живьем шкуру спущу.

— Он… я имею в виду, я не знаю. Я думаю... я понятия не имею, зачем он ему

понадобился. Он велел мне починить его как можно быстрее, а потом отнести к

нему домой. Он велел мне оставить его на столе в его комнате, а потом убираться к

чертовой матери. Вот и все. Это все, что я знаю. — Он хватает белую салфетку, в

которой Эллиот держал свое пирожное, и машет ею в воздухе. — Мне очень жаль, ладно. Смотри! Я сдаюсь! Я не очень хорошо разбираюсь в таких вещах, ясно? Я

привык к тому, что такие люди, как ты и как... как он, игнорируют меня. Я не

существую для вас, люди, и я хочу снова стать невидимым, потому что это

действительно отстой.

Мне потребовалось некоторое время, чтобы заметить разбитую губу. Но

теперь я это вижу, потому что он говорил так оживленно, что снова открыл рану, и

116