Бумажный занавес, стеклянная корона

– Голубчик ты мой, да потому что это пиар! Ты осознаешь, что такое для музыканта пиар?

– Не уверен.

– Пиар – это жизнь! – торжественно известил Богдан. И даже встал от переизбытка чувств. – Знаешь, как у нас говорят? «Все пиар, что не некролог». Это кредо каждого из нас. Что бы мы там ни говорили журналистам, пиар для нас – как вода для цветка. Нет пиара – нет артиста.

Бабкин нахмурился: ниточки не связывались, картинка не складывалась. У Макара, по-видимому, тоже, потому что тот немедленно спросил:

– Откуда пиар, если здесь нет журналистов?

Грегорович застонал, не в силах вынести подобную бестолковость.

– А Инстаграм мне зачем, по-твоему? А твиттер? А фейсбук? Ты знаешь, сколько у меня фолловеров? Сколько человек расшаривает каждый мой статус? Я там пукну, а два миллиона подхватывают!

Бабкин покосился на напарника. Тот, кажется, содрогнулся, представив эту картину.

– Вот смотри: мы с Гагариной фоткаемся, так? – Грегорович изобразил, как они с Олесей скалятся в воображаемую камеру. – Выкладываем селфи в Инстаграм. А потом эти фоточки оттуда потянут разные журналы: «Жизнь со звездами», «Экстракт», «Культур-мультур»… И все с заголовками «Вечеринка у кумира». Начнут обсасывать, в чем Кармелита была, на сколько кило Гагарина похудела… Вроде как все по очереди подглядели в замочную скважину. Которую я сам же и просверлил в двери. Теперь понятно?

– То есть этот сбор – чисто информационный повод? – уточнил Макар.

Богдан вздохнул.

– Потусоваться тоже хотелось. По-простому, среди своих.

Он снова опустился на свое царское ложе и ссутулился. «По-простому», – повторил про себя Бабкин. Фантасмагория какая-то, ей-богу. Сидит, значит, в шелковом халате, среди десятков светильников, тянущих длинные золотые руки к нему из стены, судорожно глотает колу из бокала для вина, шпыняет камердинера, который сам шпыняет его, и при этом употребляет выражение «по-простому». Ах да, и одного гостя убили. Если это простое, что же у вас тогда сложное, братцы?

– Я бы человек сорок пригласил, – вздохнул Богдан. – Зажгли бы, оттянулись по полной. Скандальчик бы могучий замутили, – в голосе его зазвучали мечтательные нотки. – Но никого ж не соберешь! Все в разъездах. У одних чес на севере, другие в Европе отрабатывают. Там концерты, тут съемка, здесь спектакль. Вон, Бантышев на один-единственный вечер примчался в Москву. Так что, мальчики мои, все как обычно: рассылаешь приглашение двумстам, а принимает его в лучшем случае десять.

– И Джоник, значит, принял.

– А он любопытный сучонок, – безмятежно отозвался Грегорович. – Я-то знал, что отказаться у него силы воли не хватит. Враги всегда интереснее друзей. Каждому хочется заглянуть к врагу. Чем он там занимается? Как там у него все устроено? Вот и Джоника я на это купил.

– Зачем?

– Другой валюты не было, – хихикнул Грегорович, но тут же посерьезнел и слегка раздраженно бросил: – Да умаслить я его хотел, что здесь непонятного!

Илюшин обвел взглядом комнату и с сомнением посмотрел на певца:

– Он так сильно вставлял вам палки в колеса?

– Палки? Хех, братец ты мой! Он мне не палки, он мне всю телегу пускал в кювет. Скандальный был, сволочь. Ты про историю с Пьером Леманом слышал?

Илюшин не слышал, и Грегорович рассказал.

Пьер Леман прославился после первого же сезона программы «Из грязи в князи», искавшей молодых талантливых певцов из глубинки. Лемана нашли где-то под Качканаром. Был он честный парень Петя Лямин, двадцати двух лет от роду, зарабатывал продажей сотовых телефонов, а в свободное от работы время пел в караоке и танцевал брейк-данс. Узнав о конкурсе, Петя отправил видеозапись своего исполнения на телеканал, и два месяца спустя спрыгнул с подножки поезда на заплеванную платформу Ярославского вокзала.

Четыре года спустя его популярность была огромной и все еще набирала обороты. Лицо Пьера было везде. Он снялся в фильме «Влюбленный комиссар», его синие глаза смотрели с рекламных плакатов известной сотовой сети, он сидел в жюри передачи «Открой!», собиравшей миллионную аудиторию.

Логичным этапом стало участие в крупном международном конкурсе.


– Песню ему написали, – рассказывал Грегорович. – Клип сняли шикарный. Бюджет – бешеный! Красота – неописуемая! Все пищали от восторга.

За три месяца до поездки Пьер Леман участвовал в концерте – сборной солянке, приуроченной к какой-то торжественной дате.

– Под коксом, естественно, – сказал Грегорович, как о само собой разумеющемся. – Он всегда под коксом.

– Наркоман, значит, – мрачно кивнул Бабкин. Наркоманов он на дух не переносил.

Богдан взглянул на него почти с жалостью.

– Посмотрел бы я на тебя, веди ты жизнь Пьера. Ты представляешь, котик, на что это похоже?

Бабкин проглотил котика и даже усмехнулся в ответ:

– И на что же?

– На дурдом, – сказал Грегорович, не задумываясь. – Расписание у него такое, что спит он только в машине. Как садится, так сразу и вырубается. Мы все такие. Как солдаты в армии: где задницу опустил, там и отключился. В самолете, в тачке, в поезде. Что такое шоу-бизнес? Это соковыжималка! Только из тебя не сок, а кровь с потом давят. Постоянно концерты, разъезды, выступления. Летишь с одного края необъятной родины на другой и даже не помнишь толком, где приземлишься. А если к этому добавить телевизионные съемки, да еще и киношников, которые вообще вурдалаки и всю кровушку из тебя выпьют… У-у-у, братец ты мой! Двадцать часов вкалываешь, и хорошо, если четыре часа спишь. Жрешь что придется, пьешь что нальют. Выдержать такой режим может только больной на всю голову трудоголик. А если ты нормальный человек, тебе, чтобы не сдохнуть, нужна подзарядка. Вот и сидят кто на таблеточках, кто на порошочках… Или бухают по-черному.

– Про конкурс не забудьте, – подсказал Кеша.

Грегорович воздел руки к небу.

– Господи, вот где безумная карусель! Каждый день репетиции по шесть часов. Каждый день читай в газетах о том, какое ты ничтожество и какой позор, что защищать престиж страны выбрали именно тебя. Нервы, нервы, нервы на пределе… И тут еще концерт!

Богдан просвистел три такта траурного марша.

– Есть такая певица Лиля Черная, – сказал он. – Лет пять назад должна была выступать там же. Может, знаете?

Бабкин смутно припомнил красивую черноволосую девушку с выразительными глазами.

– Вот представь: Германия, Берлин. Колоссальное шоу, месяцы подготовки, миллионы бабла вбуханы в это развлечение, сотни людей подряжены. Какие ставки делаются! А Лиля за два дня до выступления идет в зоопарк, перебирается через ограду в вольер к моржам, опускается в ледяную воду и лежит там со стеклянным взглядом аки Офелия, пока не вытаскивают сторожа. Нервный срыв, котик ты мой! Притащили ее в отель, а она только одно твердит: «Не буду петь!» И икает. И блюет, прости за подробности, на шикарный ковер номера люкс. Все! Приехали! Ни голоса у нее, ни головы! Отъехала головушка, тю-тю!

Грегорович помахал ладонью воображаемому вагону.

– После такого месяц в психушке лечатся! Но коней на переправе не меняют. А что делать, если у тебя конь с ума сошел?

– И что? – спросил Бабкин, начиная сочувствовать несчастной девчонке.

– Что-что… Обкололи девку, подняли под белы рученьки, вывели на сцену. Спела! А куда деваться-то?

Бабкин хотел спросить, что стало с певицей после конкурса, но взглянул на Илюшина и отчего-то передумал.

– И вот когда ты тридцать лет видишь подобное, – сказал Грегорович, – и когда ты сам такой, то начинаешь понимать, что с людьми происходит, которые крутятся в этом чертовом колесе. У тебя не просто рыльце в пуху! Ты в этом пуху, считай, с ног до головы вывалян. Вот поэтому, когда Пьер Леман вышел на сцену обжаханный до белых глаз, все сделали вид, что ничего не заметили. Потому что слава богу, что вообще вышел! И не упал, а только покачнулся!

– На барабаны сел, – уточнил Кеша.

– Да хоть бы и на барабаны, – махнул рукой Грегорович. – Вы, котики, поймите: даже журналисты это не обсуждают! Потому что жалеют нас. И Пьера Лемана пожалели. Он ведь совсем пустой ходил. Словно мешок из кожи, а внутри то ли воздух, то ли гнилая вода. Ткнешь в него – а он лопнет!

Все помолчали.

– В общ

Вы прочитали книгу в ознакомительном фрагменте. Купить недорого с доставкой можно здесь.