Бумажный занавес, стеклянная корона

Бабкин, исстрадавшийся по нормальной еде, а не запахам «Макдоналдса», что-то утвердительно промычал. С ним приключился обман зрения: он отчетливо увидел над курчавой макушкой Иннокентия слабо светящийся нимб.

– А теперь ближе к делу, если позволите. – Макар по-прежнему улыбался и даже позы не поменял, но странным образом расслабленность его исчезла. – Чего вы ждете от нас?

Богдан Грегорович, сидевший все это время неподвижно, словно боясь расплескать себя, наконец отнял ладонь от лица.

– Помогло, Кешенька, – слабым голосом сообщил он.

Тот, ловко прятавший грязную посуду в нутро тележки, одобрительно кивнул.

– Ты – детектив, – утвердительно сказал Богдан, обращаясь к Макару.

– Частный, – уточнил Илюшин.

– И он тоже, – Грегорович указал на Бабкина.

– И он, – согласился Макар. – Но если вы хотите нас нанять для расследования убийства, не выйдет.

– Почему? – лицо певца моментально приобрело обиженное выражение. Он стал похож на ребенка, у которого отобрали воздушный шарик.

– Потому что мы не можем составить конкуренцию следственному комитету. А смертью вашего гостя занимаются именно его сотрудники.

– Вообще-то можете.

Это сказал не Богдан, а Иннокентий. Он погрузил в тележку последнюю тарелку и выпрямился. Бабкину неожиданно пришло в голову, что Кеша в некотором смысле похож на Джеймса Бонда: что ни делает, белая рубашка на нем не мнется, а стрелки на брюках остаются безупречными, словно их утюжили пять минут назад. Похоже, камердинер Грегоровича обладал умением договариваться не только с людьми, но и с вещами.

Илюшин вопросительно поднял бровь.

– Никто не запрещает вам общаться со свидетелями. – Кеша говорил тихо, но очень убедительно. – Никто не запрещает изучать улики. Вы ограничены в своих действиях только рамками уголовного кодекса. Насколько мне известно, нарушаете вы его крайне редко.

«Насколько мне известно», – отметил про себя Бабкин. Ай да камердинер. Ай да сукин сын. Взять бы его за шкирку, встряхнуть как следует и поинтересоваться, откуда и что ему известно…

В эту секунду Кеша перевел на Бабкина вполне доброжелательный взгляд, и Сергей запнулся. Все-таки определенно в Кутикове было что-то от кота. Пусть разъевшегося, но не утратившего ни проворства, ни былых навыков крысолова и бойца. Казалось, из его пухлой ладони легко могут выскочить когти и располосовать что-нибудь, некстати оказавшееся поблизости. Например, физиономию лже-охранника.

– Следователь уже здесь, – напомнил Макар. – И оперативники. И эксперт. И не хотелось вас расстраивать, но через два часа дом осадят журналисты.

– Недооцениваешь ты эту братию! – подал голос Грегорович. – В лучшем случае час. А затем – ух, полетят от нас клочки по закоулочкам! Растерзают нас, дорогие вы мои, в пух, прах, пыль и пепел! «Страшная гибель Джоника!» – Он подчеркнул в воздухе перед собой воображаемый заголовок. – «Кто ответит за смерть гения?» Эх, а я ведь на Евровидение в следующем году собирался…

– Вы скажите спасибо, если вас вообще когда-нибудь на сцену выпустят, – хладнокровно заметил камердинер.

– А ведь скажу, Кешенька! В ножки поклонюсь тому человеку. Да что там, на колени перед ним рухну, скажу – выручай, милый! Иначе ведь пропаду из-за какого-то стервеца.

– Подсуропил вам убийца, – согласился Бабкин.

Грегорович покосился на него.

– При чем здесь убийца? Я про Джоника.

Илюшин откровенно засмеялся. Богдан обжег его негодующим взглядом, но на Макара это не подействовало.

Чему Сергей всегда завидовал в своем друге, так это роскоши свободно демонстрировать испытываемые эмоции. Его самого армия, служба в милиции и первый брак приучили ровно к противоположному. А в той обстановке, где он чувствовал себя не более уместным, чем батискаф в кондитерской, Сергей и подавно замыкался и сидел с непроницаемой физиономией, точно индеец среди бледнолицых.

– Мы просим вас взяться за это дело, – снова вступил камердинер.

«Ну да, – хмыкнул про себя Бабкин. – А мы-то думали, Грегорович позвал Илюшина, чтобы накормить его форелью».

Хотя, строго говоря, Илюшина позвал вовсе не Богдан. Это Кеша, едва увидев труп Джоника, отвел Бабкина в сторону и настойчиво поинтересовался: «Вы работаете один?»

«С Жорой», – мрачно ответил Сергей.

Чем заслужил колкий взгляд и повторный вопрос: «Вы работаете один?»

Бабкин поколебался. Но рассудив, что хуже не будет, покачал головой: «С напарником». «И его зовут?..» «Макар Илюшин».

Кутиков удовлетворенно кивнул, словно получив подтверждение своим мыслям. И прежде чем метнуться навстречу влетевшей в оранжерею с перекошенным лицом Кармелите, шепнул: «Пусть приезжает. Срочно. Личная просьба Богдана Атанасовича».

– А чем вас официальное расследование не устраивает? – спросил Илюшин.

Грегорович с камердинером переглянулись. Богдан пожевал губу.

– Я хочу, чтобы все было сделано тихо и проворно, – сказал он наконец. – Ты представляешь, что сейчас начнется?

– Шумиха.


– Ха-ха! Шумиха, как же! А вакханалия с нашими трупами – не хочешь? А танцы на костях? Джоник, считай, сам себя назначил моим официальным врагом. И не только моим, хочу заметить! Всех присутствующих! Сколько он нагадил каждому из нас, страшно сказать. Он позволял себе то, что в наших кругах делать запрещено.

– В ваших кругах? – не удержался Бабкин.

– У нас есть свои правила. Негласный кодекс чести!

Сергей хмыкнул, вспомнив сегодняшние беседы.

– Каждого из нас сейчас примутся трепать на всех углах, – напористо говорил Грегорович, – и в первую очередь – меня. Я это все затеял! Надеялся, что мы сможем утихомирить этого выродка.

– В каком-то смысле вы его, безусловно, утихомирили, – согласился Илюшин.

Грегорович неожиданно рассмеялся, блеснув зубами.

– Не я. Кто-то другой. И я хочу, чтобы вы его нашли.

Он подался вперед и сцепил пальцы в замок:

– У вас будет двое суток. Два дня этот дом никто не покинет.

– Как вы собираетесь удержать здесь… – начал было Илюшин, но Грегорович перебил его:

– Предоставь это решить мне. Веди свое расследование, только, ради аллаха, сделай все быстро. У меня хватит связей, чтобы пока закрыть всем рты. На сорок восемь часов я придержу полицию.

Бабкин недоверчиво уставился на певца. Но тот, похоже, не бравировал и не шутил.

– В каком смысле придержите? – не удержался Сергей.

Грегорович снисходительно пожал плечами.

– Люди уже работают, – напомнил Макар.

– Пусть работают, – великодушно разрешил Богдан. – Улики там собирают, или как его… отпечатки. А потом исчезнут. Если кто-нибудь из них проболтается журналистам, его, голубчика, вышибут с работы скорее, чем он успеет вздрогнуть. Это я обсудил с…

Он назвал фамилию, и вздрогнул уже сам Бабкин.

– Все результаты экспертиз и прочее попадет к вам, – дополнил камердинер. – Все, что знает следователь, будете знать и вы.

– В этом нет ни малейшего смысла, – терпеливо повторил Макар. – Мы ведь не зря специализируемся на розыске пропавших людей. Потому что этим вопросом наша полиция в действительности толком не занимается. Но подряжать нас на расследование убийства – попусту тратить ваши деньги и наше время. Что мы сможем? Только побеседовать с гостями. То же самое сделает и следователь. Только он, в отличие от нас, еще располагает всеми уликами, результатами экспертиз и тому подобным, вплоть до анализа волос, ногтей и отпечатков. У нас нет даже сотой части подобных возможностей. Мы вам не нужны.

– По большому счету, – подал голос Бабкин, – задача чисто техническая. Убийство было спонтанное, я уверен в этом процентов на девяносто. Кто-то зашел за парнем в оранжерею, убил его и сбежал. При таком раскладе не до того, чтобы подчищать за собой следы. По ним его и возьмут.

Повисла пауза. Кеша молчал, то ли исчерпав аргументы, то ли подбирая новые. Бабкин поймал себя на том, что ожидает ответа именно от Кутикова, начисто игнорируя его шефа.

И как выяснилось, напрасно.

– Ну и что вы в таком случае теряете?

Макар и Сергей озадаченно взглянули на певца. Грегорович невозмутимо пожал плечами и повторил:

– Что вы теряете, милые мои? Если все расследование проведут за вас, а вам останется только перетереть с моими гостями? У нас тут девки красивущие, между прочим! А голосистые! Да и сам я ничего.

Он приосанился. Камердинер отчетливо хмыкнул, и Грегорович притворно насупился:

– Давай, списывай меня со счетов, сволочь безжалостная.

Но долго придуриваться не стал. Загибая длинные пальцы, перечислил:

– Половина гонорара ваша при любом раскладе. Работенка – как это у вас выражаются? – непыльная. Срок – всего два дня. Опросить нужно дюжину человек.

– И эта дюжина не горит ни малейшим желанием с нами общаться. На что имеет, кстати, полное право.

– Будут, будут общаться, – заверил Грегорович. Прозвучало, надо сказать, очень убедительно. Кажется, с легкой угрозой по отношению ко всей дюжине сразу. – Куда охотнее, чем со следователем. Все выложат начистоту, как исповеднику.

Богдан поднялся и уставился на Макара:

– Считай, милый, у тебя карт-бланш, подписанный лично мною. На таких условиях согласишься мне помочь?

Он прищурил восточные глаза.

Бабкин упустил момент, когда из капризного ребенка, требующего невозможного, Грегорович преобразился в надменного персидского шаха. По-прежнему требующего невозможного, но теперь уже с полным осознанием своего права на получение всего желаемого в этом мире. Включая и невозможное.

Илюшин задумчиво потер нос.

– Вы так и не ответили, зачем вам мы, Богдан Атанасович. И каким образом вы собираетесь следующие двое суток удерживать в доме всех гостей?