Будь у меня твое лицо
Часть 11 из 32 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Нет. – Нами берет прядь моих волос и наматывает себе на палец. – Ни разу не заикнулся.
Вскоре она уходит, забрав весь свой мусор в маленьком пластиковом пакете из-под курочки. Я вне себя одновременно и от тревоги, и от усталости. Отвратительные эмоции буквально давят на плечи. Неважно, какую дораму или реалити-шоу показывают по телевизору, – мои мысли далеко. Невыносимо осознавать, как я впустую трачу день на плохое настроение.
Пытаюсь поймать это гадкое ощущение за хвост. Насчет Ханбина я ведь не удивлена: я ожидала, что он такой же мудак, как и все богатенькие мальчики на мамином мазерати и с папиной кредиткой. Разве нет? Мы с Михо никогда не были близкими подругами и ни разу не беседовали о личном. Не думаю, что когда-нибудь смогу рассказать ей о моем отце или сестре.
Определенно, Ханбин вряд ли собирается жениться на Михо. Но причина моего плохого настроения – скорее Нами, которую я очень хочу защитить. Не помню, чтобы она хоть раз говорила мне о парне – вне работы, разумеется. Работа не в счет, неважно, насколько ласков с тобой клиент, это ничего не значит. Нами, несмотря на юный возраст, уже поняла это.
Открывается дверь – вернулась Михо. Я сижу тихо в надежде, что она не зайдет ко мне. Но нет – соседка просовывает голову в мою комнату, а я притворяюсь, что очень увлечена телефоном.
– Что делаешь? Ты уже поела? – интересуется Михо.
Заплетенные в косы волосы туго обвивают ее голову, на шее и руках виднеются пятна бирюзовой краски. Простодушный и счастливый вид Михо – настоящая пытка.
– Ты опять целый день не ела? – резко спрашиваю я.
– Знаешь, сегодня я попыталась – и на завтрак даже купила йогурт и ролл в новой булочной на углу Техранро. Но, похоже, я где-то оставила пакет с едой, потому что, когда вечером спохватилась, нигде его не нашла. Какая-то тайна.
Она входит, не замечая, в каком я настроении, и садится на кровать. Затем указывает пальцем на платье, которое я надевала прошлой ночью, и мечтательно произносит:
– Классный цвет. – Пальцы проводят по подолу.
Платье дешевое и узкое, но цвет нравится и мне – мрачный синевато-серый. Никто в рум-салоне не хочет его носить, и я чувствую себя созданием с морских глубин.
– Не хочешь со мной в океанариум? – вдруг спрашивает Михо.
– В океанариум? Зачем?
– Мне нужно посмотреть на рыб.
– Ты имеешь в виду для работы?
В прошлый раз с этой же целью она хотела посмотреть, как в пекинском ресторане вешают утку.
Михо кивает.
– Я начинаю новый проект со стеклом и подумываю о рыбах. Ханбин не может пойти со мной, у него какое-то семейное мероприятие.
В ярости я закатываю глаза, но она не замечает.
– Океанариум на выходных будет забит визжащими детьми, – нахожу я хорошую отговорку. – Сотни детей в закрытом темном пространстве. – Я содрогаюсь. – Звучит, словно фильм ужасов.
Михо выглядит раздосадованной, и я мгновенно добавляю:
– Но тебе нужно сходить. Подпитай мозг. И, может, все эти дети тоже вдохновят тебя. Я слышала, что иногда такое случается.
Она смотрит на меня.
– Ты знаешь, что родильные дома, акушерские и послеродовые центры терпят огромные убытки из-за того, что никто не рожает? Я слышала это сегодня по радио.
– Туда им и дорога, – отвечаю я. – Зачем приводить в этот мир еще больше детей? Чтобы они всю жизнь страдали? В конце концов они разочаруют тебя, и ты захочешь умереть. К тому же будешь бедной.
– Я хочу четверых, – с улыбкой признается Михо.
«Это потому, что ты встречаешься с богатеньким мальчиком, – хочется сказать мне. – Который не собирается жениться на тебе».
– Да после такого никакая операция не спасет твое влагалище, – произношу я вслух. – Ты правда хочешь ссаться всякий раз, когда чихаешь?
Вообще, все это похоже на правду. Никто из моих знакомых, кроме Михо, не хочет детей, и уж тем более я. При одной мысли о беременности мое давление подскакивает.
Когда маме было столько же, сколько мне, Хаэне уже исполнилось шесть, а мне три – об этом матушка во время наших встреч не забывает напомнить. «Вам не нужно быть готовыми для рождения детей. Они у вас просто появятся и так или иначе вырастут, – умоляет она нас, особенно Хаэну, поскольку считает, что та все еще замужем. – Кто о вас позаботится в старости? Посмотрите на меня – что со мной стало бы без вас?» Она не понимает одного: я никогда не решусь взять ответственность за чужую жизнь, когда не могу разобраться даже с собственной. Вот почему в аптеке я покупаю по десять коробок противозачаточных за раз.
Михо рассказывала мне, что в Америке не продают оральные контрацептивы без рецепта и нужно предписание врача. А чтобы попасть к доктору, нужно записываться заранее, за несколько дней или даже недель. Она рассказывает об Америке вещи, большинство из которых вводят меня в ступор. Там же совсем другая жизнь! Подозреваю, что Михо там было сложновато. Я слышала, как она говорит по-английски – свободным владением это не назовешь.
Михо не принимает таблетки: во-первых, они, по ее словам, слишком сказываются на настроении и работе, а во-вторых, она боится, что в будущем контрацептивы помешают ей забеременеть. «Надеюсь, это правда», – призналась я как-то. По крайней мере, в моем случае. Мне очень повезло, что еще не приходилось делать аборт – я максимально аккуратно принимаю противозачаточные. Неважно, как я напилась прошлой ночью или сколько выпью сегодня. Я установила на телефоне напоминание, и, даже если батарейка сдохла, мое тело помнит о необходимости принять препараты. Даже если я сплю как убитая, то просыпаюсь именно тогда, когда пора пить таблетку.
Я знаю одну девушку – она на несколько лет старше меня и работала когда-то в «Аяксе», но ушла: так захотел ее спонсор. Он подарил ей шикарную квартиру, и она родила двоих детей. Но в последний раз я слышала, что она сошла с ума и теперь лежит в больнице для душевнобольных.
Я думаю о ней, о Михо и о Нами с Хаэной, а потом иду к холодильнику. Достаю уксусный виноградный напиток, беру соджу. Смешиваю их в рюмке и начинаю пить, сев прямо на пол напротив окна.
Может, переехать в Гонконг или Нью-Йорк, как некоторые, с кем я когда-то работала? Они говорили, что нашли работу в местных рум-салонах. Видимо, стандарты красоты там довольно низкие, и люди разгуливают с самыми разнообразными уродливыми лицами – на вкус и цвет. «Тебе тоже нужно переехать!» – говорили девушки, словно это приключение, а не вынужденный выход на пенсию. Они оставили мне контакты, но так ни разу и не ответили на сообщения, в которых я спрашивала, как жизнь.
Кто знает? Может, если я перееду, какой-нибудь иностранец на мне женится? Он будет думать, что я так красива от природы.
Потому что неспособен увидеть разницу.
Вонна
Эта беременность уже четвертая за год, и я знаю: снова ничего не получится. Я пока не говорила мужу о своей убежденности – он ответит что-то вроде «Мысли – семена невезения!» или еще какую-нибудь глупость и попытается сменить тему.
У меня не было никакого зловещего сновидения – я просто знаю. Материнская интуиция, если хотите. Или наоборот.
В приемной моего доктора три другие беременные неуклюже меняют позы из-за раздутых животов. Никто из них не «сияет», они выглядят оплывшими и уставшими. Две притащили и мужей – не понимаю, к чему так тратить время мужчин. Я ни за что не позволю своему прийти сюда, хотя он со мной просился. «Лучше займись зарабатыванием денег», – вежливо попросила я, и он замолк, словно рыба. Сложно быть сотрудником среднего звена со средней зарплатой и при этом таскаться к акушеру на пару с супругой. «Не понимаю, почему ты хочешь ребенка, если мы не потянем его воспитание, – повторяла я и до того, как начались отчаянные попытки забеременеть. – Я не смогу позволить себе работать. Или не работать».
В светлой голове моего супруга – лишь неизменный и глупый ответ: «Все, что нам нужно, это родить ребенка, а дальше разберемся! Родители помогут нам!»
Иногда я вижу его бесхитростную, беззаботную улыбку – и сердце выворачивается наизнанку от болезненной неприязни. Приходится опускать глаза, чтобы он не заметил выражение моего лица. По крайней мере, он добр – и я всегда напоминаю себе, что сама за него вышла. Всю взрослую жизнь – и замужество – я борюсь со своей жестокостью, но знаю: то, что дремлет в моей крови, рано или поздно проснется. Это лишь вопрос времени.
– Мисс Кан Вонна, – произносит медсестра.
Я захожу в розовый кабинет. Всюду на стенах – черно-белые фотографии детей и изображения матки. За столом сидит доктор – маленькая толстенькая кудрявая женщина средних лет в круглых очках.
– Это ваш первый визит к нам? В вашей медицинской карте значится, что вы на четвертой неделе беременности? – интересуется она, крутя очки и читая мою историю. – Как вы себя чувствуете?
Подумав, я отвечаю:
– У меня плохое предчувствие. – И замолкаю.
– Вы имеете в виду, что вас беспокоят боли? – Доктор выглядит весьма встревоженной.
– Пока нет. Но знаю, что они появятся.
Она поднимает бровь, и я пытаюсь развить мысль:
– Чувствую, что с ребенком что-то случится. Это просто ощущение – я словно погружаюсь в него. Мой прежний доктор не слушал меня, поэтому я здесь.
Последнее звучит как предупреждение: «Будьте осторожнее со словами». Но не уверена, понимают ли меня. Доктор снова опускает глаза и продолжает изучать мою карту.
– Вижу, что вы были беременны уж трижды?
– Да.
– И все три – выкидыши?
– Да.
Доктор пишет что-то.
– Я понимаю ваши опасения, – медленно произносит она, – но хочу сказать, что выкидыши случаются часто и вы не должны чувствовать себя так, будто это происходит с вами одной. Многие женщины теряют детей, и вины в этом нет. Разумеется, если желаете, мы можем сделать некоторые тесты – просто убедиться, что все в порядке. Но прежде я бы хотела задать вам еще несколько вопросов.
Она продолжает расспрашивать меня о моем эмоциональном состоянии и прошлом. Я отвечаю на автомате.
– Учитывая все, через что вам пришлось пройти, не хотите ли вы пообщаться с психотерапевтом? – спрашивает доктор.
Моя очередь поднимать бровь.
– Разве я не потеряю после этого страховку? Я слышала, что если пациенту оказывают психологическую помощь, то ни одна страховая компания с ним уже связываться не будет.
– Ох, не думаю, что это до сих пор актуально, – неопределенно отвечает врач. – Но ничего гарантировать, увы, не могу. Полагаю, вам следует позвонить в свою страховую компанию.
– Да. Нет, – произношу я.
У меня нет лишних денег, да и суицидальных мыслей или чего-то подобного не возникает. Знала же, что не стоит рассказывать о своем предчувствии. Не знаю, чего еще я ожидала от этого доктора.
Она смотрит на часы, а затем поворачивается к медсестре.
– Почему бы нам не сделать ультразвуковое исследование?
Меня провожают до диагностического стола. Там я быстро снимаю нижнее белье и кладу ноги на стремена. Доктор надевает презерватив на ультразвуковой датчик и вводит внутрь. Мы обе смотрим на экран.
– Свет, пожалуйста. – Медсестра гасит лампы, и доктор продолжает обследование, повторяя мне «расслабьтесь». Лишь спустя минут пять женщина, вынув датчик, снимает перчатки.
– Что ж, пока сложно что-либо понять. Почему бы вам не прийти на следующей неделе? Мы еще раз взглянем на желточный мешок и проверим сердцебиение. Сегодня мы возьмем на анализ вашу кровь и проведем несколько тестов. А пока не переживайте. Все будет хорошо.
Вскоре она уходит, забрав весь свой мусор в маленьком пластиковом пакете из-под курочки. Я вне себя одновременно и от тревоги, и от усталости. Отвратительные эмоции буквально давят на плечи. Неважно, какую дораму или реалити-шоу показывают по телевизору, – мои мысли далеко. Невыносимо осознавать, как я впустую трачу день на плохое настроение.
Пытаюсь поймать это гадкое ощущение за хвост. Насчет Ханбина я ведь не удивлена: я ожидала, что он такой же мудак, как и все богатенькие мальчики на мамином мазерати и с папиной кредиткой. Разве нет? Мы с Михо никогда не были близкими подругами и ни разу не беседовали о личном. Не думаю, что когда-нибудь смогу рассказать ей о моем отце или сестре.
Определенно, Ханбин вряд ли собирается жениться на Михо. Но причина моего плохого настроения – скорее Нами, которую я очень хочу защитить. Не помню, чтобы она хоть раз говорила мне о парне – вне работы, разумеется. Работа не в счет, неважно, насколько ласков с тобой клиент, это ничего не значит. Нами, несмотря на юный возраст, уже поняла это.
Открывается дверь – вернулась Михо. Я сижу тихо в надежде, что она не зайдет ко мне. Но нет – соседка просовывает голову в мою комнату, а я притворяюсь, что очень увлечена телефоном.
– Что делаешь? Ты уже поела? – интересуется Михо.
Заплетенные в косы волосы туго обвивают ее голову, на шее и руках виднеются пятна бирюзовой краски. Простодушный и счастливый вид Михо – настоящая пытка.
– Ты опять целый день не ела? – резко спрашиваю я.
– Знаешь, сегодня я попыталась – и на завтрак даже купила йогурт и ролл в новой булочной на углу Техранро. Но, похоже, я где-то оставила пакет с едой, потому что, когда вечером спохватилась, нигде его не нашла. Какая-то тайна.
Она входит, не замечая, в каком я настроении, и садится на кровать. Затем указывает пальцем на платье, которое я надевала прошлой ночью, и мечтательно произносит:
– Классный цвет. – Пальцы проводят по подолу.
Платье дешевое и узкое, но цвет нравится и мне – мрачный синевато-серый. Никто в рум-салоне не хочет его носить, и я чувствую себя созданием с морских глубин.
– Не хочешь со мной в океанариум? – вдруг спрашивает Михо.
– В океанариум? Зачем?
– Мне нужно посмотреть на рыб.
– Ты имеешь в виду для работы?
В прошлый раз с этой же целью она хотела посмотреть, как в пекинском ресторане вешают утку.
Михо кивает.
– Я начинаю новый проект со стеклом и подумываю о рыбах. Ханбин не может пойти со мной, у него какое-то семейное мероприятие.
В ярости я закатываю глаза, но она не замечает.
– Океанариум на выходных будет забит визжащими детьми, – нахожу я хорошую отговорку. – Сотни детей в закрытом темном пространстве. – Я содрогаюсь. – Звучит, словно фильм ужасов.
Михо выглядит раздосадованной, и я мгновенно добавляю:
– Но тебе нужно сходить. Подпитай мозг. И, может, все эти дети тоже вдохновят тебя. Я слышала, что иногда такое случается.
Она смотрит на меня.
– Ты знаешь, что родильные дома, акушерские и послеродовые центры терпят огромные убытки из-за того, что никто не рожает? Я слышала это сегодня по радио.
– Туда им и дорога, – отвечаю я. – Зачем приводить в этот мир еще больше детей? Чтобы они всю жизнь страдали? В конце концов они разочаруют тебя, и ты захочешь умереть. К тому же будешь бедной.
– Я хочу четверых, – с улыбкой признается Михо.
«Это потому, что ты встречаешься с богатеньким мальчиком, – хочется сказать мне. – Который не собирается жениться на тебе».
– Да после такого никакая операция не спасет твое влагалище, – произношу я вслух. – Ты правда хочешь ссаться всякий раз, когда чихаешь?
Вообще, все это похоже на правду. Никто из моих знакомых, кроме Михо, не хочет детей, и уж тем более я. При одной мысли о беременности мое давление подскакивает.
Когда маме было столько же, сколько мне, Хаэне уже исполнилось шесть, а мне три – об этом матушка во время наших встреч не забывает напомнить. «Вам не нужно быть готовыми для рождения детей. Они у вас просто появятся и так или иначе вырастут, – умоляет она нас, особенно Хаэну, поскольку считает, что та все еще замужем. – Кто о вас позаботится в старости? Посмотрите на меня – что со мной стало бы без вас?» Она не понимает одного: я никогда не решусь взять ответственность за чужую жизнь, когда не могу разобраться даже с собственной. Вот почему в аптеке я покупаю по десять коробок противозачаточных за раз.
Михо рассказывала мне, что в Америке не продают оральные контрацептивы без рецепта и нужно предписание врача. А чтобы попасть к доктору, нужно записываться заранее, за несколько дней или даже недель. Она рассказывает об Америке вещи, большинство из которых вводят меня в ступор. Там же совсем другая жизнь! Подозреваю, что Михо там было сложновато. Я слышала, как она говорит по-английски – свободным владением это не назовешь.
Михо не принимает таблетки: во-первых, они, по ее словам, слишком сказываются на настроении и работе, а во-вторых, она боится, что в будущем контрацептивы помешают ей забеременеть. «Надеюсь, это правда», – призналась я как-то. По крайней мере, в моем случае. Мне очень повезло, что еще не приходилось делать аборт – я максимально аккуратно принимаю противозачаточные. Неважно, как я напилась прошлой ночью или сколько выпью сегодня. Я установила на телефоне напоминание, и, даже если батарейка сдохла, мое тело помнит о необходимости принять препараты. Даже если я сплю как убитая, то просыпаюсь именно тогда, когда пора пить таблетку.
Я знаю одну девушку – она на несколько лет старше меня и работала когда-то в «Аяксе», но ушла: так захотел ее спонсор. Он подарил ей шикарную квартиру, и она родила двоих детей. Но в последний раз я слышала, что она сошла с ума и теперь лежит в больнице для душевнобольных.
Я думаю о ней, о Михо и о Нами с Хаэной, а потом иду к холодильнику. Достаю уксусный виноградный напиток, беру соджу. Смешиваю их в рюмке и начинаю пить, сев прямо на пол напротив окна.
Может, переехать в Гонконг или Нью-Йорк, как некоторые, с кем я когда-то работала? Они говорили, что нашли работу в местных рум-салонах. Видимо, стандарты красоты там довольно низкие, и люди разгуливают с самыми разнообразными уродливыми лицами – на вкус и цвет. «Тебе тоже нужно переехать!» – говорили девушки, словно это приключение, а не вынужденный выход на пенсию. Они оставили мне контакты, но так ни разу и не ответили на сообщения, в которых я спрашивала, как жизнь.
Кто знает? Может, если я перееду, какой-нибудь иностранец на мне женится? Он будет думать, что я так красива от природы.
Потому что неспособен увидеть разницу.
Вонна
Эта беременность уже четвертая за год, и я знаю: снова ничего не получится. Я пока не говорила мужу о своей убежденности – он ответит что-то вроде «Мысли – семена невезения!» или еще какую-нибудь глупость и попытается сменить тему.
У меня не было никакого зловещего сновидения – я просто знаю. Материнская интуиция, если хотите. Или наоборот.
В приемной моего доктора три другие беременные неуклюже меняют позы из-за раздутых животов. Никто из них не «сияет», они выглядят оплывшими и уставшими. Две притащили и мужей – не понимаю, к чему так тратить время мужчин. Я ни за что не позволю своему прийти сюда, хотя он со мной просился. «Лучше займись зарабатыванием денег», – вежливо попросила я, и он замолк, словно рыба. Сложно быть сотрудником среднего звена со средней зарплатой и при этом таскаться к акушеру на пару с супругой. «Не понимаю, почему ты хочешь ребенка, если мы не потянем его воспитание, – повторяла я и до того, как начались отчаянные попытки забеременеть. – Я не смогу позволить себе работать. Или не работать».
В светлой голове моего супруга – лишь неизменный и глупый ответ: «Все, что нам нужно, это родить ребенка, а дальше разберемся! Родители помогут нам!»
Иногда я вижу его бесхитростную, беззаботную улыбку – и сердце выворачивается наизнанку от болезненной неприязни. Приходится опускать глаза, чтобы он не заметил выражение моего лица. По крайней мере, он добр – и я всегда напоминаю себе, что сама за него вышла. Всю взрослую жизнь – и замужество – я борюсь со своей жестокостью, но знаю: то, что дремлет в моей крови, рано или поздно проснется. Это лишь вопрос времени.
– Мисс Кан Вонна, – произносит медсестра.
Я захожу в розовый кабинет. Всюду на стенах – черно-белые фотографии детей и изображения матки. За столом сидит доктор – маленькая толстенькая кудрявая женщина средних лет в круглых очках.
– Это ваш первый визит к нам? В вашей медицинской карте значится, что вы на четвертой неделе беременности? – интересуется она, крутя очки и читая мою историю. – Как вы себя чувствуете?
Подумав, я отвечаю:
– У меня плохое предчувствие. – И замолкаю.
– Вы имеете в виду, что вас беспокоят боли? – Доктор выглядит весьма встревоженной.
– Пока нет. Но знаю, что они появятся.
Она поднимает бровь, и я пытаюсь развить мысль:
– Чувствую, что с ребенком что-то случится. Это просто ощущение – я словно погружаюсь в него. Мой прежний доктор не слушал меня, поэтому я здесь.
Последнее звучит как предупреждение: «Будьте осторожнее со словами». Но не уверена, понимают ли меня. Доктор снова опускает глаза и продолжает изучать мою карту.
– Вижу, что вы были беременны уж трижды?
– Да.
– И все три – выкидыши?
– Да.
Доктор пишет что-то.
– Я понимаю ваши опасения, – медленно произносит она, – но хочу сказать, что выкидыши случаются часто и вы не должны чувствовать себя так, будто это происходит с вами одной. Многие женщины теряют детей, и вины в этом нет. Разумеется, если желаете, мы можем сделать некоторые тесты – просто убедиться, что все в порядке. Но прежде я бы хотела задать вам еще несколько вопросов.
Она продолжает расспрашивать меня о моем эмоциональном состоянии и прошлом. Я отвечаю на автомате.
– Учитывая все, через что вам пришлось пройти, не хотите ли вы пообщаться с психотерапевтом? – спрашивает доктор.
Моя очередь поднимать бровь.
– Разве я не потеряю после этого страховку? Я слышала, что если пациенту оказывают психологическую помощь, то ни одна страховая компания с ним уже связываться не будет.
– Ох, не думаю, что это до сих пор актуально, – неопределенно отвечает врач. – Но ничего гарантировать, увы, не могу. Полагаю, вам следует позвонить в свою страховую компанию.
– Да. Нет, – произношу я.
У меня нет лишних денег, да и суицидальных мыслей или чего-то подобного не возникает. Знала же, что не стоит рассказывать о своем предчувствии. Не знаю, чего еще я ожидала от этого доктора.
Она смотрит на часы, а затем поворачивается к медсестре.
– Почему бы нам не сделать ультразвуковое исследование?
Меня провожают до диагностического стола. Там я быстро снимаю нижнее белье и кладу ноги на стремена. Доктор надевает презерватив на ультразвуковой датчик и вводит внутрь. Мы обе смотрим на экран.
– Свет, пожалуйста. – Медсестра гасит лампы, и доктор продолжает обследование, повторяя мне «расслабьтесь». Лишь спустя минут пять женщина, вынув датчик, снимает перчатки.
– Что ж, пока сложно что-либо понять. Почему бы вам не прийти на следующей неделе? Мы еще раз взглянем на желточный мешок и проверим сердцебиение. Сегодня мы возьмем на анализ вашу кровь и проведем несколько тестов. А пока не переживайте. Все будет хорошо.