Будь со мной честен
Часть 16 из 51 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Он смотал руки скотчем, использовав практически весь рулон, и почти пустая картонка свисала с его запястий, точно талисман с браслета.
– Как тебе удалось? – спросила я.
– Зубами. Сначала было легко, а в конце уже трудно.
– Верю. Я пошла за скотчем. Не трогай ничего, пока я не вернусь.
– У меня при всем желании не получится.
– Отлично.
Я сбегала в прачечную и вернулась с новым мотком скотча, прихватив заодно детские ножницы с закругленными концами, чтобы освободить Фрэнка.
– Vive la France, – провозгласил он, когда путы упали.
– Vive la France, – откликнулась я. – Теперь держи целлофан, а я буду склеивать.
Мы склеили большое полотнище, и я поднесла его к двери.
– Мне не хватает роста, – сказала я. – Надо что-то подставить.
– Я знаю, что тебе нужно, – сказал Фрэнк и скрылся в коридоре.
Через минуту он вернулся с огромным мячом для йоги.
– Издеваешься? – спросила я.
– На нем можно стоять, – сказал Фрэнк. – Я пробовал, это весело.
– Мне надо не весело, а надежно.
– Почему?
– Такой уж я скучный человек. Принеси лучше вон тот стул, пожалуйста.
Прикрепив пластик, я сказала:
– А теперь в кровать.
– Я не хочу спать. Я замерз.
– В постели согреешься.
– Может, и согреюсь, но не усну.
Я вспомнила о его привычке бродить по ночам.
– Ладно, тогда давай зажжем огонь.
– Где? – просиял Фрэнк.
– В камине, дурачок, – вырвалось у меня.
Ой, что я несу? Это от усталости.
– Извини, Фрэнк. Это я дурочка, а не ты.
– Знаю, – сказал он. – У меня коэффициент интеллекта выше, чем у 99,7 процента населения США. Когда я говорю это детям в школе, они почему-то смеются. Ты можешь объяснить, что в этом смешного?
– Ничего. Некоторые дети смеются над людьми, которые умнее их, чтобы те почувствовали себя глупыми.
– В этом нет смысла. Почему они думают, что их смех заставит меня почувствовать себя глупым?
– Потому что они дураки, – сказала я.
Я никогда не жила в доме с камином, и, применяя скаутские навыки разведения костра из поленьев, щепок и скомканной бумаги, я волновалась куда сильнее, чем положено здравомыслящему взрослому человеку.
– Теперь спички, – сказала наконец я. – Где твоя мама держит спички?
– Если бы я знал! Она их прячет.
Разумно.
– А свечи? Я бы подожгла одну от плиты и принесла к камину.
– Свечи тоже.
Завидная предусмотрительность! За все время, проведенное у них в доме, я действительно не видела ни одной, даже совсем крошечной свечки.
– Позвони и спроси, – предложил Фрэнк.
– Твоя мама в больнице. Я не буду отвлекать ее такими вопросами. Дай подумать. Мы можем зажечь лучинку от плиты и…
– Нельзя разгуливать по дому с горящими палками, – перебил меня Фрэнк. – Мама говорила мне это не меньше миллиона раз.
Меня все равно одолевало искушение, однако я знала, что нельзя подавать дурной пример такому взрывоопасному ребенку, как Фрэнк. К тому же он без всякой задней мысли расскажет об этом Мими, как только та вернется.
– Тогда ничего не получится, – сдалась я.
– У меня есть идея, – сказал Фрэнк и ускакал по коридору.
Я побежала следом. Фрэнк бросился к шкафчику в прачечной, достал оттуда девятивольтовую батарейку и моток провода и вернулся в комнату. Вытащил из кармана махрового халата ножницы с закругленными концами – и когда только успел их припрятать? – отрезал два куска провода, прикрепил к противоположным концам батарейки и соединил. Между проводами вспыхнула искра, и бумага загорелась.
– Гениально, Фрэнк! – сказала я. – Как ты додумался?
– А-а, пустяки. Я всегда так делаю у себя в комнате, если надо что-то поджечь.
Мы долго сидели и смотрели на огонь, пока поленья не превратились в тлеющие угли и не рассыпались в пепел. У меня закрывались глаза, хоть спички вставляй, только их у нас и не было. Этот день показался мне самым длинным в жизни. Как только Мими выдерживает такой ритм? Один вечер наедине с этим ребенком – и я сама готова рассыпаться в пепел.
Когда Фрэнк наконец сообщил, что устал, я катапультировалась с места, точно мамаша, чей ребенок впервые попросился на горшок.
– Быстро в постель, – сказала я, подталкивая его в сторону спальни.
– Я не люблю спать у себя в комнате. Можно я лягу на мамину кровать?
– Ладно, – вздохнула я.
В комнате Мими я натянула на него одеяло.
– Спи.
– А ты не уйдешь?
– Посидеть, пока ты уснешь?
От мысли, что придется бодрствовать дальше, я чуть не расплакалась.
– У нас ведь пижамная вечеринка. Ты должна спать здесь, со мной.
– Я не могу лечь на кровать твоей мамы без ее разрешения. Это невоспитанно.
Фрэнк нахохлился. Несмотря на усталость, мне стало его жалко.
– Давай сделаем так, – сказала я. – Я лягу на диван в общей комнате. Если захочешь поговорить, я тебя услышу. Самое интересное в пижамной вечеринке – разговоры. Когда можно поболтать с кем-то перед сном.
– Может, и так, только ты не представляешь, как мне трудно уснуть. И даже если получится, я легко просыпаюсь. А поскольку я уже немного поспал в ванне…
– Я все понимаю, Фрэнк, – оборвала его я. – Закрой глаза. И рот. Спи.
Я выползла из комнаты, оставив дверь открытой и не выключив свет в коридоре, добрела до дивана в гостиной и отключилась. Я не поняла, сколько прошло времени, а когда открыла глаза, надо мной стоял Фрэнк.
– Что случилось?
– Мне не спится.
– И что теперь?
– Давай посмотрим кино.
– Слишком поздно для кино. Или рано. Который час?
– Четыре утра.
– Ты всегда так?
– Как?
– Как тебе удалось? – спросила я.
– Зубами. Сначала было легко, а в конце уже трудно.
– Верю. Я пошла за скотчем. Не трогай ничего, пока я не вернусь.
– У меня при всем желании не получится.
– Отлично.
Я сбегала в прачечную и вернулась с новым мотком скотча, прихватив заодно детские ножницы с закругленными концами, чтобы освободить Фрэнка.
– Vive la France, – провозгласил он, когда путы упали.
– Vive la France, – откликнулась я. – Теперь держи целлофан, а я буду склеивать.
Мы склеили большое полотнище, и я поднесла его к двери.
– Мне не хватает роста, – сказала я. – Надо что-то подставить.
– Я знаю, что тебе нужно, – сказал Фрэнк и скрылся в коридоре.
Через минуту он вернулся с огромным мячом для йоги.
– Издеваешься? – спросила я.
– На нем можно стоять, – сказал Фрэнк. – Я пробовал, это весело.
– Мне надо не весело, а надежно.
– Почему?
– Такой уж я скучный человек. Принеси лучше вон тот стул, пожалуйста.
Прикрепив пластик, я сказала:
– А теперь в кровать.
– Я не хочу спать. Я замерз.
– В постели согреешься.
– Может, и согреюсь, но не усну.
Я вспомнила о его привычке бродить по ночам.
– Ладно, тогда давай зажжем огонь.
– Где? – просиял Фрэнк.
– В камине, дурачок, – вырвалось у меня.
Ой, что я несу? Это от усталости.
– Извини, Фрэнк. Это я дурочка, а не ты.
– Знаю, – сказал он. – У меня коэффициент интеллекта выше, чем у 99,7 процента населения США. Когда я говорю это детям в школе, они почему-то смеются. Ты можешь объяснить, что в этом смешного?
– Ничего. Некоторые дети смеются над людьми, которые умнее их, чтобы те почувствовали себя глупыми.
– В этом нет смысла. Почему они думают, что их смех заставит меня почувствовать себя глупым?
– Потому что они дураки, – сказала я.
Я никогда не жила в доме с камином, и, применяя скаутские навыки разведения костра из поленьев, щепок и скомканной бумаги, я волновалась куда сильнее, чем положено здравомыслящему взрослому человеку.
– Теперь спички, – сказала наконец я. – Где твоя мама держит спички?
– Если бы я знал! Она их прячет.
Разумно.
– А свечи? Я бы подожгла одну от плиты и принесла к камину.
– Свечи тоже.
Завидная предусмотрительность! За все время, проведенное у них в доме, я действительно не видела ни одной, даже совсем крошечной свечки.
– Позвони и спроси, – предложил Фрэнк.
– Твоя мама в больнице. Я не буду отвлекать ее такими вопросами. Дай подумать. Мы можем зажечь лучинку от плиты и…
– Нельзя разгуливать по дому с горящими палками, – перебил меня Фрэнк. – Мама говорила мне это не меньше миллиона раз.
Меня все равно одолевало искушение, однако я знала, что нельзя подавать дурной пример такому взрывоопасному ребенку, как Фрэнк. К тому же он без всякой задней мысли расскажет об этом Мими, как только та вернется.
– Тогда ничего не получится, – сдалась я.
– У меня есть идея, – сказал Фрэнк и ускакал по коридору.
Я побежала следом. Фрэнк бросился к шкафчику в прачечной, достал оттуда девятивольтовую батарейку и моток провода и вернулся в комнату. Вытащил из кармана махрового халата ножницы с закругленными концами – и когда только успел их припрятать? – отрезал два куска провода, прикрепил к противоположным концам батарейки и соединил. Между проводами вспыхнула искра, и бумага загорелась.
– Гениально, Фрэнк! – сказала я. – Как ты додумался?
– А-а, пустяки. Я всегда так делаю у себя в комнате, если надо что-то поджечь.
Мы долго сидели и смотрели на огонь, пока поленья не превратились в тлеющие угли и не рассыпались в пепел. У меня закрывались глаза, хоть спички вставляй, только их у нас и не было. Этот день показался мне самым длинным в жизни. Как только Мими выдерживает такой ритм? Один вечер наедине с этим ребенком – и я сама готова рассыпаться в пепел.
Когда Фрэнк наконец сообщил, что устал, я катапультировалась с места, точно мамаша, чей ребенок впервые попросился на горшок.
– Быстро в постель, – сказала я, подталкивая его в сторону спальни.
– Я не люблю спать у себя в комнате. Можно я лягу на мамину кровать?
– Ладно, – вздохнула я.
В комнате Мими я натянула на него одеяло.
– Спи.
– А ты не уйдешь?
– Посидеть, пока ты уснешь?
От мысли, что придется бодрствовать дальше, я чуть не расплакалась.
– У нас ведь пижамная вечеринка. Ты должна спать здесь, со мной.
– Я не могу лечь на кровать твоей мамы без ее разрешения. Это невоспитанно.
Фрэнк нахохлился. Несмотря на усталость, мне стало его жалко.
– Давай сделаем так, – сказала я. – Я лягу на диван в общей комнате. Если захочешь поговорить, я тебя услышу. Самое интересное в пижамной вечеринке – разговоры. Когда можно поболтать с кем-то перед сном.
– Может, и так, только ты не представляешь, как мне трудно уснуть. И даже если получится, я легко просыпаюсь. А поскольку я уже немного поспал в ванне…
– Я все понимаю, Фрэнк, – оборвала его я. – Закрой глаза. И рот. Спи.
Я выползла из комнаты, оставив дверь открытой и не выключив свет в коридоре, добрела до дивана в гостиной и отключилась. Я не поняла, сколько прошло времени, а когда открыла глаза, надо мной стоял Фрэнк.
– Что случилось?
– Мне не спится.
– И что теперь?
– Давай посмотрим кино.
– Слишком поздно для кино. Или рано. Который час?
– Четыре утра.
– Ты всегда так?
– Как?