Будь моей няней
Часть 44 из 73 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Оно же без рукавов!
— Юные графини посчитали, что платью они ни к чему.
Гаврилитта растерянно посмотрела, не понимая, как ей реагировать.
— Давайте я их аккуратно пришью.
— Не стоит, Гаврилитта, спасибо. Платья они уже не спасут. Позови, пожалуйста, Камиллу. Скажи, мэлл Имма приглашает ее присоединиться к прогулке. Сегодня мы все вместе идем в город.
Я отослала девушку.
— Мэлл Имма, вы пойдете в этом? — не поверила своим глазам Элли.
— Других у меня нет, Эллионария, — назвала я ее полным именем.
Элли притихла и настороженно на меня посмотрела. Спустилась Камилла, скрывая усмешку. Злорадный огонек при виде меня в оборванном платье вспыхнул и погас.
— Вы звали меня, мэлл Имма? — невинно хлопая глазами, спросила она.
— Да, идемте, а то опоздаем.
— Куда?
— Увидите.
Я специально прошлась с ними по центральным улицам города, вызывая удивленные взгляды, притворно-сочувственные вопросы и ехидные замечания. Вот только некоторые из них:
— Добрый день, Имма. Однако граф, оказывается, жуткий скряга, экономит на гувернантке. Этот наряд вы нашли в сарае? Зайдите вечером ко мне, там осталось кое-то от дочки, вполне приличное. Во всяком случае, более приличное.
— Имма? Что с вашим платьем? Выглядите не слишком хорошо.
— Душечка, вас собаки подрали?
— Ой, мама, посмотри на эту смешную тетю!
— Тихо, не кричи. Будешь плохо себя вести, я тебе тоже рукава отрежу.
— Боюсь, милочка, вам лучше купить новое платье. Кстати, при храме есть магазин для бедных, за символическую цену.
— Что нынешняя молодежь себе думает? Скоро подол отрежут и будут так расхаживать!
Я невозмутимо отвечала, что юные графини вводят новую моду и вскоре все будут ходить так, вот увидите.
— Надеюсь, вы получаете удовольствие от прогулки, — сказала я себе за спину.
Девочки плелись за мной, опустив головы и сгорая от стыда. Что ж, хотя бы они не лишены его полностью.
— Мэлл Имма, давайте пойдем домой, — тихо попросила Памела.
— Нет. Я хочу, чтобы вы насладились сполна.
— Простите нас, мэлл Имма, — сказала Элли. — Пойдемте домой.
— За что простить? — остановилась и обернулась я к ним.
— За платья. Это было слишком, — сказала Пэм, потупившись.
— Слишком что? Жестоко? Глупо? Смешно? Невоспитанно? Необдуманно? Бесчеловечно? Что именно?
— Жестоко.
— Нет, жестоки будут последствия этого. Идемте. Мы не просто так прогуливаемся, у нас есть цель.
Мы вышли за город и еще какое-то время плутали по закоулкам рабочих окраин, пока не пришли к большому ангару.
— Скажи Робертино, что пришла Имма Лимманн, — сказала я кукушке над входом.
Она вспорхнула, улетела.
Вскоре дверь открылась, и к нам вышел долговязый длинноносый кудрявый Робертино Вертино — лучший ветеринар из всех мною виденных.
— Добрый день, мэлл Имма, — расплылся он в широкой улыбке при виде меня. — Какой приятный сюрприз! Я вас ждал послезавтра.
— Да, но я здесь именно по этому поводу. Мне надо кое-что вам сказать. К сожалению, неприятное.
— Что ж, проходите… — растерялся Робертино.
— Это дочери графа Мармелайда: Камилла, Памела, Эллионария, — представила я девочек, которые, раскрыв рот от удивления, озирались вокруг.
— Очень приятно, — склонил голову Робертино.
— А это мэллорд Робертино — ветеринар и заведующий приютом для пострадавших от магических экспериментов животных, — представила я Робертино.
Девочки сделали книксен, и Памела переспросила:
— Пострадавших от магических экспериментов?
— Да. Некоторые магические зелья и лекарства сначала испытывают на животных — не на людях же. И ставят магические эксперименты. Без этого невозможно двигать науку. Но животные при этом могут пострадать. Расскажите, пожалуйста, о своих подопечных юным графиням, — попросила я Роберто.
— Этого кролика зовут Мышь. Юные маги пытались превратить его в мышь, но не получилось, кролик потерял зубы и на память получил мышиный хвост и лапки. Эту сову зовут Дева, на ней испытывали зелье остроты зрения, в результате она ослепла…
Пока Робертино водил девочек мимо клеток с животными и рассказывал им про их жителей, я наблюдала за их реакцией. Когда я предупредила Робертино о цели своего визита, мы договорились не показывать им самые тяжелые случаи. Если только, конечно, увиденное их не впечатлит и не вызовет сострадания. Но как я и подозревала, девочки все-таки были не злыми, а только невоспитанными. Истории животных их очень тронули. На глазах младших блестели готовые пролиться слезы.
— А почему здесь таблички с именами? — спросила хмурая Камилла, старавшаяся не подать виду, что она растрогана (она же уже взрослая и циничная!).
— На них указаны попечители бедных животных. Наш приют официально содержит академия магии, но этих средств хватает только на самое необходимое — как если бы эти животные были здоровыми. Но большая часть их больны, а лечение стоит дорого. Многим нужны операции, кому-то постоянная дорогая терапия. Нам очень помогают жители Магисгратума. Только на их пожертвования мы можем облегчить жизнь этим пострадавшим бедняжкам. Вот видите, этого кота, которому требуются ежедневные переливания крови, содержит тетушка Кристинитта. Этого бедного воробушка — тетушка Алевтиния. Больную курочку Ватрушку — тетушка Амарэтта…
Глава 55
ТЯЖЕЛЫЕ УРОКИ — 2
Да, жители Магистратума могли устроить скандал и бой за морковку на рынке или, начав спорить по поводу вида забора для старого каштана в парке, дойти до оскорбления всех предков оппонента до седьмого колена. Но если кто-то попал в беду или кому-то требовалась помощь, все тут же забывали о распрях и вставали единым фронтом на защиту слабых и угнетенных.
Так, например, все гоняли рыночного наглого кота, который только и смотрел, как бы спереть что-нибудь вкусное у зазевавшегося хозяина. Худой, грязный, все время орущий, этот кот получал постоянный нагоняй от торговцев, ненавидящих его, казалось, всем сердцем. Но стоило тому как-то не появиться, его стали искать и нашли вяло лежащим у фонтана на площади. Тут все дружно стали ахать и охать, не заболел ли бедный котик и стоит ли вызвать ему скорую ветеринарную помощь. Каждый притащил ему вкусняшку со своего прилавка, и под вечер перед обалдевшим от такого внимания котом высилась гора подношений от жалостливых горожан. Которым не помешало через несколько дней после этого также хлестать полотенцем выздоровевшего кота за то, что стянул мясной окорок с прилавка.
Или до сих пор все со смехом вспоминают историю погорельца дядюшки Леонсио. На старом спившемся забулдыге давно поставили крест. Но когда он спалил свою ветхую лачугу на рабочей окраине, весь город пожалел бедолагу, и каждый открыл ему двери своего дома — не оставлять же несчастного на улице без крыши над головой, тем более уже на дворе стояла осень. Таким макаром дядюшка Леонсио путешествовал из дома в дом в течение двух лет. Плохо ли, когда тебе предоставляют еду и кров, и еще и ухаживают, не требуя ничего взамен. Неизвестно, сколько бы еще продлилась счастливая полоса везения Леонсио, если бы однажды первый заместитель мэра города не застал его в собственном доме в собственной спальне с собственной женой. Тогда-то он и вспомнил, что безработному погорельцу за счет средств города должны выделить новое жилье, ключи от которого вскоре и были вручены Леонсио.
Разъевшийся на чужих харчах, приодетый, приобутый и облагороженный женским уходом Леонсио за это время расцвел, превратился вдруг в интересного и импозантного мужчину, на которого стали заглядываться одинокие кумушки Магистратума. Возможно, у него имелись и еще какие таланты, о которых не говорят вслух, но жена первого заместителя мэра ушла от мужа к Леонсио в его новое обиталище. Но поскольку выделенное жилище ее не устраивало, дядюшке Леонсио пришлось вертеться и крутиться, чтобы обеспечить своей зазнобе тот уровень жизни, к которому она привыкла. Так, из опустившегося забулдыги Леонсио превратился в почтенного держателя наемных экипажей.
Так и с приютом. Узнав о том, что бедным животным требуется помощь, кумушки всем скопом ринулись ее оказывать, устроив соревнование, кто сделает для приюта больше. Когда все это приобрело абсурдные формы и пошли скандалы, Робертино здраво распределил животных по конкретным опекунам. И теперь каждый благотворитель заботился о конкретном питомце, заодно понимая, кому адресно он помогает и на что идут его средства, а также проявляя заботу, ведь ласка и внимание животным нужны не меньше материальной помощи. Если некоторые питомцы выздоравливали, часто случалось, что опекуны забирали их к себе домой, так как уже привязывались к ним и чувствовали свою ответственность.
— Мэлл Имма очень много помогает нашему приюту, — сообщил Робертино девочкам. — Не только своему подопечному. Столько, сколько вносит ежемесячно мэлл Имма, не вносит никто. Она наш самый щедрый благотворитель.
Девочки посмотрели на меня, и в их взгляде смешались удивление, восхищение и гордость.
— Вот подопечный мэлл Иммы, попугай Морок. Он попал к нам в очень тяжелом состоянии и нуждался в долгой и затратной терапии. Она почти закончена, и его ждет последняя операция…
— Я поэтому и пришла к вам, мэллорд Робертино. К сожалению, в этом месяце я не смогу внести обычную сумму пожертвования. Честно говоря, я вообще не смогу… Дело в том, что я осталась без одежды… в результате несчастного случая. И мне надо заново приобрести весь гардероб. На это потребуется много средств. Ведь я работаю у графа и должна выглядеть соответствующе. Вы ведь понимаете? — заламывая руки, с мольбой обратилась я к ветеринару.
Тот потрясенно молчал. В его глазах боролись два чувства — разочарование и нежелание показать свое расстройство. Но ему с трудом удавалось скрыть его.
— Конечно, понимаю… — растерянно пробормотал он, отведя глаза.
— К сожалению, моя оплата не покроет мои непредвиденные траты. Даже то немногое, что мне удалось скопить, придется тоже пустить в дело. Я понимаю, это неожиданно… вы рассчитывали на меня…
— Да, рассчитывал… — кивнул Робертино расстроенно. — То есть нет, конечно! — спохватился он. — Все в порядке… Но как же Морок? Если ему не сделать операцию в этом месяце, он умрет! А мы так долго шли к этой маленькой победе…
— Простите… я должна думать о себе и своем будущем… у меня тоже никого нет, кто обо мне позаботится, если я заболею…
Я резко развернулась и поспешила на выход. Не могла смотреть в глаза Робертино, не могла находиться больше среди этих клеток, откуда с укором смотрели на меня глаза измученных животных. Душили слезы и вина.
Девочки побежали за мной. Я быстрым шагом спешила домой, они брели следом. Не прошли и двухсот шагов, как раздался рев и вой. Не знаю, кто не сдержался первым. Просто Памела и Камилла плакали тихо, а Элли всегда на весь Магистратум.
Я остановилась и развернулась:
— И чего мы ревем? — строго спросила я.
— Простите нас, мэлл Имма, — кинулись мелкие ко мне, уткнувшись кто в бок, кто в живот, орошая юбку слезами.
— Мы все возместим, — сказала Камилла, нервными движениями смахивая слезы.
— Возместите что?
— Юные графини посчитали, что платью они ни к чему.
Гаврилитта растерянно посмотрела, не понимая, как ей реагировать.
— Давайте я их аккуратно пришью.
— Не стоит, Гаврилитта, спасибо. Платья они уже не спасут. Позови, пожалуйста, Камиллу. Скажи, мэлл Имма приглашает ее присоединиться к прогулке. Сегодня мы все вместе идем в город.
Я отослала девушку.
— Мэлл Имма, вы пойдете в этом? — не поверила своим глазам Элли.
— Других у меня нет, Эллионария, — назвала я ее полным именем.
Элли притихла и настороженно на меня посмотрела. Спустилась Камилла, скрывая усмешку. Злорадный огонек при виде меня в оборванном платье вспыхнул и погас.
— Вы звали меня, мэлл Имма? — невинно хлопая глазами, спросила она.
— Да, идемте, а то опоздаем.
— Куда?
— Увидите.
Я специально прошлась с ними по центральным улицам города, вызывая удивленные взгляды, притворно-сочувственные вопросы и ехидные замечания. Вот только некоторые из них:
— Добрый день, Имма. Однако граф, оказывается, жуткий скряга, экономит на гувернантке. Этот наряд вы нашли в сарае? Зайдите вечером ко мне, там осталось кое-то от дочки, вполне приличное. Во всяком случае, более приличное.
— Имма? Что с вашим платьем? Выглядите не слишком хорошо.
— Душечка, вас собаки подрали?
— Ой, мама, посмотри на эту смешную тетю!
— Тихо, не кричи. Будешь плохо себя вести, я тебе тоже рукава отрежу.
— Боюсь, милочка, вам лучше купить новое платье. Кстати, при храме есть магазин для бедных, за символическую цену.
— Что нынешняя молодежь себе думает? Скоро подол отрежут и будут так расхаживать!
Я невозмутимо отвечала, что юные графини вводят новую моду и вскоре все будут ходить так, вот увидите.
— Надеюсь, вы получаете удовольствие от прогулки, — сказала я себе за спину.
Девочки плелись за мной, опустив головы и сгорая от стыда. Что ж, хотя бы они не лишены его полностью.
— Мэлл Имма, давайте пойдем домой, — тихо попросила Памела.
— Нет. Я хочу, чтобы вы насладились сполна.
— Простите нас, мэлл Имма, — сказала Элли. — Пойдемте домой.
— За что простить? — остановилась и обернулась я к ним.
— За платья. Это было слишком, — сказала Пэм, потупившись.
— Слишком что? Жестоко? Глупо? Смешно? Невоспитанно? Необдуманно? Бесчеловечно? Что именно?
— Жестоко.
— Нет, жестоки будут последствия этого. Идемте. Мы не просто так прогуливаемся, у нас есть цель.
Мы вышли за город и еще какое-то время плутали по закоулкам рабочих окраин, пока не пришли к большому ангару.
— Скажи Робертино, что пришла Имма Лимманн, — сказала я кукушке над входом.
Она вспорхнула, улетела.
Вскоре дверь открылась, и к нам вышел долговязый длинноносый кудрявый Робертино Вертино — лучший ветеринар из всех мною виденных.
— Добрый день, мэлл Имма, — расплылся он в широкой улыбке при виде меня. — Какой приятный сюрприз! Я вас ждал послезавтра.
— Да, но я здесь именно по этому поводу. Мне надо кое-что вам сказать. К сожалению, неприятное.
— Что ж, проходите… — растерялся Робертино.
— Это дочери графа Мармелайда: Камилла, Памела, Эллионария, — представила я девочек, которые, раскрыв рот от удивления, озирались вокруг.
— Очень приятно, — склонил голову Робертино.
— А это мэллорд Робертино — ветеринар и заведующий приютом для пострадавших от магических экспериментов животных, — представила я Робертино.
Девочки сделали книксен, и Памела переспросила:
— Пострадавших от магических экспериментов?
— Да. Некоторые магические зелья и лекарства сначала испытывают на животных — не на людях же. И ставят магические эксперименты. Без этого невозможно двигать науку. Но животные при этом могут пострадать. Расскажите, пожалуйста, о своих подопечных юным графиням, — попросила я Роберто.
— Этого кролика зовут Мышь. Юные маги пытались превратить его в мышь, но не получилось, кролик потерял зубы и на память получил мышиный хвост и лапки. Эту сову зовут Дева, на ней испытывали зелье остроты зрения, в результате она ослепла…
Пока Робертино водил девочек мимо клеток с животными и рассказывал им про их жителей, я наблюдала за их реакцией. Когда я предупредила Робертино о цели своего визита, мы договорились не показывать им самые тяжелые случаи. Если только, конечно, увиденное их не впечатлит и не вызовет сострадания. Но как я и подозревала, девочки все-таки были не злыми, а только невоспитанными. Истории животных их очень тронули. На глазах младших блестели готовые пролиться слезы.
— А почему здесь таблички с именами? — спросила хмурая Камилла, старавшаяся не подать виду, что она растрогана (она же уже взрослая и циничная!).
— На них указаны попечители бедных животных. Наш приют официально содержит академия магии, но этих средств хватает только на самое необходимое — как если бы эти животные были здоровыми. Но большая часть их больны, а лечение стоит дорого. Многим нужны операции, кому-то постоянная дорогая терапия. Нам очень помогают жители Магисгратума. Только на их пожертвования мы можем облегчить жизнь этим пострадавшим бедняжкам. Вот видите, этого кота, которому требуются ежедневные переливания крови, содержит тетушка Кристинитта. Этого бедного воробушка — тетушка Алевтиния. Больную курочку Ватрушку — тетушка Амарэтта…
Глава 55
ТЯЖЕЛЫЕ УРОКИ — 2
Да, жители Магистратума могли устроить скандал и бой за морковку на рынке или, начав спорить по поводу вида забора для старого каштана в парке, дойти до оскорбления всех предков оппонента до седьмого колена. Но если кто-то попал в беду или кому-то требовалась помощь, все тут же забывали о распрях и вставали единым фронтом на защиту слабых и угнетенных.
Так, например, все гоняли рыночного наглого кота, который только и смотрел, как бы спереть что-нибудь вкусное у зазевавшегося хозяина. Худой, грязный, все время орущий, этот кот получал постоянный нагоняй от торговцев, ненавидящих его, казалось, всем сердцем. Но стоило тому как-то не появиться, его стали искать и нашли вяло лежащим у фонтана на площади. Тут все дружно стали ахать и охать, не заболел ли бедный котик и стоит ли вызвать ему скорую ветеринарную помощь. Каждый притащил ему вкусняшку со своего прилавка, и под вечер перед обалдевшим от такого внимания котом высилась гора подношений от жалостливых горожан. Которым не помешало через несколько дней после этого также хлестать полотенцем выздоровевшего кота за то, что стянул мясной окорок с прилавка.
Или до сих пор все со смехом вспоминают историю погорельца дядюшки Леонсио. На старом спившемся забулдыге давно поставили крест. Но когда он спалил свою ветхую лачугу на рабочей окраине, весь город пожалел бедолагу, и каждый открыл ему двери своего дома — не оставлять же несчастного на улице без крыши над головой, тем более уже на дворе стояла осень. Таким макаром дядюшка Леонсио путешествовал из дома в дом в течение двух лет. Плохо ли, когда тебе предоставляют еду и кров, и еще и ухаживают, не требуя ничего взамен. Неизвестно, сколько бы еще продлилась счастливая полоса везения Леонсио, если бы однажды первый заместитель мэра города не застал его в собственном доме в собственной спальне с собственной женой. Тогда-то он и вспомнил, что безработному погорельцу за счет средств города должны выделить новое жилье, ключи от которого вскоре и были вручены Леонсио.
Разъевшийся на чужих харчах, приодетый, приобутый и облагороженный женским уходом Леонсио за это время расцвел, превратился вдруг в интересного и импозантного мужчину, на которого стали заглядываться одинокие кумушки Магистратума. Возможно, у него имелись и еще какие таланты, о которых не говорят вслух, но жена первого заместителя мэра ушла от мужа к Леонсио в его новое обиталище. Но поскольку выделенное жилище ее не устраивало, дядюшке Леонсио пришлось вертеться и крутиться, чтобы обеспечить своей зазнобе тот уровень жизни, к которому она привыкла. Так, из опустившегося забулдыги Леонсио превратился в почтенного держателя наемных экипажей.
Так и с приютом. Узнав о том, что бедным животным требуется помощь, кумушки всем скопом ринулись ее оказывать, устроив соревнование, кто сделает для приюта больше. Когда все это приобрело абсурдные формы и пошли скандалы, Робертино здраво распределил животных по конкретным опекунам. И теперь каждый благотворитель заботился о конкретном питомце, заодно понимая, кому адресно он помогает и на что идут его средства, а также проявляя заботу, ведь ласка и внимание животным нужны не меньше материальной помощи. Если некоторые питомцы выздоравливали, часто случалось, что опекуны забирали их к себе домой, так как уже привязывались к ним и чувствовали свою ответственность.
— Мэлл Имма очень много помогает нашему приюту, — сообщил Робертино девочкам. — Не только своему подопечному. Столько, сколько вносит ежемесячно мэлл Имма, не вносит никто. Она наш самый щедрый благотворитель.
Девочки посмотрели на меня, и в их взгляде смешались удивление, восхищение и гордость.
— Вот подопечный мэлл Иммы, попугай Морок. Он попал к нам в очень тяжелом состоянии и нуждался в долгой и затратной терапии. Она почти закончена, и его ждет последняя операция…
— Я поэтому и пришла к вам, мэллорд Робертино. К сожалению, в этом месяце я не смогу внести обычную сумму пожертвования. Честно говоря, я вообще не смогу… Дело в том, что я осталась без одежды… в результате несчастного случая. И мне надо заново приобрести весь гардероб. На это потребуется много средств. Ведь я работаю у графа и должна выглядеть соответствующе. Вы ведь понимаете? — заламывая руки, с мольбой обратилась я к ветеринару.
Тот потрясенно молчал. В его глазах боролись два чувства — разочарование и нежелание показать свое расстройство. Но ему с трудом удавалось скрыть его.
— Конечно, понимаю… — растерянно пробормотал он, отведя глаза.
— К сожалению, моя оплата не покроет мои непредвиденные траты. Даже то немногое, что мне удалось скопить, придется тоже пустить в дело. Я понимаю, это неожиданно… вы рассчитывали на меня…
— Да, рассчитывал… — кивнул Робертино расстроенно. — То есть нет, конечно! — спохватился он. — Все в порядке… Но как же Морок? Если ему не сделать операцию в этом месяце, он умрет! А мы так долго шли к этой маленькой победе…
— Простите… я должна думать о себе и своем будущем… у меня тоже никого нет, кто обо мне позаботится, если я заболею…
Я резко развернулась и поспешила на выход. Не могла смотреть в глаза Робертино, не могла находиться больше среди этих клеток, откуда с укором смотрели на меня глаза измученных животных. Душили слезы и вина.
Девочки побежали за мной. Я быстрым шагом спешила домой, они брели следом. Не прошли и двухсот шагов, как раздался рев и вой. Не знаю, кто не сдержался первым. Просто Памела и Камилла плакали тихо, а Элли всегда на весь Магистратум.
Я остановилась и развернулась:
— И чего мы ревем? — строго спросила я.
— Простите нас, мэлл Имма, — кинулись мелкие ко мне, уткнувшись кто в бок, кто в живот, орошая юбку слезами.
— Мы все возместим, — сказала Камилла, нервными движениями смахивая слезы.
— Возместите что?