Будь моей няней
Часть 2 из 73 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Глава 73
Глава 74
Глава 75
Глава 76
Глава 77
Глава 78
Глава 79
Глава 80
Эпилог
notes1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
* * *
Маруся Хмельная
БУДЬ МОЕЙ НЯНЕЙ
Глава 1
СПЛЕТНИ НАШЕГО ГОРОДКА
— Пожалуйста, пойдем со мной, — уже второй час упрашивала меня Розамунда так, что я уже готова была согласиться, только чтобы не слушать ее нытье. — Я боюсь одна!
— Чем помогу тебе я? Оттранспортирую тело, когда ты упадешь в обморок от страха? — с сарказмом спросила я.
— Поддержишь морально! — горячо воскликнула Розамунда.
Так что, будь я более наивна, посчитала бы себя жестокосердной свиньей, не желающей помочь бедняжке.
— Каким образом, Розамунда? На собеседование мы тоже вместе пойдем? Или говорить с графом вместо тебя буду я?
Граф Мармелайд слыл эксцентричным типом. Высокий настолько, что на голову превосходил королевских гвардейцев, отобранных по высшему разряду, с широкими плечами и длинными конечностями, внешне он казался нескладным и напоминал куклу на шарнирах. Какой-то увалень-медведь, причем по отзывам тех, с кем он встречался, то добрый мишка из сказок, то медведь-шатун, которого потревожили во время зимней спячки.
О его несносном характере в маленьком городке с гордым названием Магистратум, на южной границе, слагались легенды. Городок жил за счет магической академии, построенной здесь на выселках, чтобы не тревожить добропорядочных граждан королевства, и все сплетни и новости тут появлялись тоже либо из стен этой самой академии, либо от соседей. И появление такой одиозной личности, как граф Антуан Мармелайд, не могло остаться не замеченным местными сплетницами и дало свежую пищу для пересудов, вскоре превратившихся в постоянно бурлящий поток.
Источник богатства графа местных кумушек волновал мало, главное, что оно у него было. Баснословное. Так как жил он со своей женой в столице на широкую ногу, и никто, ну разве что кроме короля, не мог себе позволить таких изысканных приемов, шикарных балов, щедрых ужинов, о которых потом шумела вся столица, пересказывая на все лады их подробности.
У кого были самые элегантные наряды и дорогие украшения, обрамлявшие красоту владелицы, как драгоценная рама картину кисти лучшего художника? У графини Мармелайд. У кого были самые изысканные экипажи и самое большое количество слуг? У графини Мармелайд. Чьи прихоти и желания выполнялись, стоило только шевельнуть мизинчиком? Графини Мармелайд. Кто считался первой красавицей высшего света? Кто задавал моду и на кого хотели равняться все знатные дамы, проедая мужьям плешь в желании догнать и перегнать свой идеал? Чьей милости и чьего внимания искали, на чей прием старались попасть, приложив к этому все мыслимые и немыслимые усилия? Ее, графини Мармелайд.
Графини, которая погибла во цвете лет и красоты. Каким образом и что же все-таки случилось, местные кумушки точно не знати. А потому выдавали свои версии, одну нелепее другой. Будто бы она на охоте упала с лошади и свернула шею. Или будто бы муж пристрелил ее в приступе ревности. Все это, конечно, говорилось приглушенным шепотом с оглядкой через плечо — не дай, пресветлая богиня, кто-нибудь услышит. Сам ревнивец-убивец граф, к примеру.
Но факт оставался фактом: граф овдовел, взял в охапку детей — трех дочерей — и приехал сюда. Девочки учились: старшая — в академии магии, средняя и младшая — в школе. Граф разрывался между дочерями, работой и обязанностями лендлорда в своих поместьях, раскиданных по разным концам королевства. Сам он вроде слыл не то изобретателем, не то алхимиком, не то техномагом — кумушки точно не знали, а спросить было некого. А до этого момента и вовсе было неинтересно.
Сейчас же, за пару часов разговоров с Розамундой, на меня вылился ушат всевозможных сведений о графе, отчасти, возможно, правдивых, отчасти выдуманных чьей-то богатой фантазией.
У графа существовали проблемы с гувернанткой для дочерей. Вернее, это у несостоявшихся гувернанток существовали проблемы с девочками. В общем, ни одна надолго не задержалась в их доме и с содроганием вспоминала сей короткий отрезок своей жизни, возведенный в подвиг.
— Они ужасные! — восклицала каждая. — Избалованные, капризные, невоспитанные и просто невыносимые!
— Младшая подсунула лягушку в масленку! Специально для меня! Я открываю, чтобы добавить маслица в овсянку, а там… — Несостоявшаяся гувернантка закрывала в ужасе лицо руками, вспоминая какой-нибудь возмутительный случай.
— Средняя испортила мою униформу! Сказала, что ей понадобилась ткань для куклы именно такого оттенка! Она вырезала кусок прямо у меня на… — стыдливо прикрыла лицо руками еще одна жертва произвола несносных детей, перед этим неопределенно указав куда-то в район пятой точки. — Надо мной все так смеялись! Я не могла вынести такого позора!
— Старшая просто наглая тварь! Обвинила меня перед графом в том, что я их обкрадываю! Таскаю с кухни продукты! Ей что, стало жалко ма-аленькой корзиночки клубники, всего-то одной головки сыра, пары десятков яиц и кулька колбасок? Не последнее же отобрала у сироток, честное слово! — возмущалась полная круглая женщина, махая дебелыми руками перед носом собеседниц и призывая разделить с ней возмущение.
— Ах, я хотела соблазнить графа, но он от меня бегал, а его дерзкими девчонками я заниматься не собираюсь. Пусть сам их воспитывает, на то он и отец, — томно закатив глаза при имени графа и фыркнув при последних словах, открыто поведала свои намерения молодая молочница, решившая попытать счастья стать графиней.
В общем, граф отчаянно искал гувернанток, его дочери отчаянно от них избавлялись, а гувернантки в отчаянии сбегали от этой «сумасшедшей семейки».
— Розамунда, у тебя вроде не настолько все плохо, чтобы идти туда, откуда заведомо придется вылететь через… сколько тебе позволят дочери графа… сутки? Двое? Или пару часов? Зачем тебе это? — удивилась я, выслушав приятельницу.
Глава 2
НАША ПАСТОРАЛЬ
С Розамундой мы познакомились на местной мелкой фабрике по переработке ятарина — окаменелой смолы древнего дерева хвойносина. Ятарин шел, в частности, на изготовление амулетов для магов, так как какое-то время хранил накопленную магию, то есть по сути являлся не очень вместительным магическим зарядником. И еще из него производили различные детали для оптических приборов, они были качественнее стеклянных, но процесс их обесцвечивания был очень трудоемким и энергозатратным.
Я работала там технологом, а Розамунда шлифовала камни и делала дырки для шнурков в амулетах. Работа была пыльная и рутинная, но платили по местным меркам хорошо. На эти деньги каждая из нас снимала маленькую квартирку у тетушки Амарэтты, владеющей небольшим очаровательным особняком, который она переделала в доходный дом. Он находился в западном квартале города, не так далеко от центра, но в тихом укромном местечке, где улицы утопали в красивоцветущих кустах, начиная от сирени и заканчивая пурпуренией. Они были посажены так, чтобы цветение одного переходило в другое и не заканчивалось до поздней осени. Сейчас в воздухе у особняка тетушки Амарэтты разливался аромат жасмина и иринеи, создавая чудесный запах, который можно было сразу запихнуть в склянку и опрыскивать себя им как духами до следующего лета.
Когда я приехала в Магистратум и устроилась на фабрику, Розамунда и посоветовала мне тетушку Амарэтту. И я нисколько не пожалела, что согласилась.
Эта удивительная особа сразу покорила мое сердце. Невысокая, ниже среднего роста, вся уютно округлая и улыбчивая, она не была толстушкой, скорее женщиной неопределенного возраста и веса. Своих жильцов она называла не иначе как «мои курочки». Тетушка сдавала квартиры только одиноким женщинам и девушкам, объясняя это тем, что пускать мужчин в ее королевство цветов и дам никак нельзя.
— Мужик в доме — как петух на клумбе, — уверяла она. — Скотина нужная, но хлопотная. Там поклюет, тут пороет, бутоны лапами перемнет. И уход ему особый нужен, и присмотр, так что если завела — добро пожаловать на отдельный насест, а то не удержится, всех подряд перетопчет.
Если квартирантка выходила замуж, она переезжала в другую квартиру — это было обязательное правило тетушки Амарэтты. Второе, не менее важное — тишина после захода дневного светила.
Хозяйка не возражала против гостей и веселых сборищ, в праздники можно было веселиться хоть до утра, но в будние дни мы, как правильные курицы, соблюдали режим тишины.
Все остальные вопросы решались быстро и без труда: если в квартире недостаточно тепло, слишком влажно или съемщице мешает пузатый старинный комод, тетушка Амарэтта сразу решала проблему. Квартира обогревалась, сушилась, комод переезжал в другое место, потому что «бедная курочка отбила об него все бока!».
Трогательная забота о нашем комфорте не мешала тетушке столь же решительно, как с комодом, расставаться с неугодными жильцами. Когда одна из новых девушек несколько раз нарушила закон о тишине, громко переговариваясь через окно со ждущими у калитки ухажерами, которых поощряла, тетушка, рыдая и заламывая руки, отказала ей от дома.
— Да где же ты, бедная курочка, найдешь такую благодать? Где же так тепленько-то будет, уютненько, душевненько, как у маменьки родной за пазухой? — причитала она. — Нет, дорогая, до весны никак нельзя. Неделя тебе на выезд.
Кроме аренды уютной квартирки — в персиковых тонах у меня и в кремово-розоватых у Розамунды, — зарплаты нам хватало, чтобы посидеть вечерком за чашечкой вкусного кофе у дядюшки Бонборино. Дополнив чашечку ароматного напитка десертом от его компаньонки тетушки Нуттеллы, хозяйки кондитерской.
Кофе здесь подавали в тонких, цвета ночного летнего неба чашках с тонкими изогнутыми ручками. С пенкой и без, сладкий, несладкий, со специями, со сливками и молоком, горячий, как песок в пустыне, и холодный, как горное озеро.
Десерты занимали высокую и длинную, во всю стену, витрину. Тут были широкие круглые креманки с суфле, украшенным свежими ягодами и фруктами; маленькие ажурные корзиночки, начиненные ароматным кремом всех цветов радуги. Пирожные — конусообразные, круглые, ромбовидные, треугольные, колечками и пышными глазурованными развалами, каждое на отдельной невесомой тарелочке. Посыпанные тертыми орехами, сыром и кондитерской крошкой хрустящие румяные полоски. Пирожки, ватрушки, завитки, трубочки, розочки.
Глава 74
Глава 75
Глава 76
Глава 77
Глава 78
Глава 79
Глава 80
Эпилог
notes1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
* * *
Маруся Хмельная
БУДЬ МОЕЙ НЯНЕЙ
Глава 1
СПЛЕТНИ НАШЕГО ГОРОДКА
— Пожалуйста, пойдем со мной, — уже второй час упрашивала меня Розамунда так, что я уже готова была согласиться, только чтобы не слушать ее нытье. — Я боюсь одна!
— Чем помогу тебе я? Оттранспортирую тело, когда ты упадешь в обморок от страха? — с сарказмом спросила я.
— Поддержишь морально! — горячо воскликнула Розамунда.
Так что, будь я более наивна, посчитала бы себя жестокосердной свиньей, не желающей помочь бедняжке.
— Каким образом, Розамунда? На собеседование мы тоже вместе пойдем? Или говорить с графом вместо тебя буду я?
Граф Мармелайд слыл эксцентричным типом. Высокий настолько, что на голову превосходил королевских гвардейцев, отобранных по высшему разряду, с широкими плечами и длинными конечностями, внешне он казался нескладным и напоминал куклу на шарнирах. Какой-то увалень-медведь, причем по отзывам тех, с кем он встречался, то добрый мишка из сказок, то медведь-шатун, которого потревожили во время зимней спячки.
О его несносном характере в маленьком городке с гордым названием Магистратум, на южной границе, слагались легенды. Городок жил за счет магической академии, построенной здесь на выселках, чтобы не тревожить добропорядочных граждан королевства, и все сплетни и новости тут появлялись тоже либо из стен этой самой академии, либо от соседей. И появление такой одиозной личности, как граф Антуан Мармелайд, не могло остаться не замеченным местными сплетницами и дало свежую пищу для пересудов, вскоре превратившихся в постоянно бурлящий поток.
Источник богатства графа местных кумушек волновал мало, главное, что оно у него было. Баснословное. Так как жил он со своей женой в столице на широкую ногу, и никто, ну разве что кроме короля, не мог себе позволить таких изысканных приемов, шикарных балов, щедрых ужинов, о которых потом шумела вся столица, пересказывая на все лады их подробности.
У кого были самые элегантные наряды и дорогие украшения, обрамлявшие красоту владелицы, как драгоценная рама картину кисти лучшего художника? У графини Мармелайд. У кого были самые изысканные экипажи и самое большое количество слуг? У графини Мармелайд. Чьи прихоти и желания выполнялись, стоило только шевельнуть мизинчиком? Графини Мармелайд. Кто считался первой красавицей высшего света? Кто задавал моду и на кого хотели равняться все знатные дамы, проедая мужьям плешь в желании догнать и перегнать свой идеал? Чьей милости и чьего внимания искали, на чей прием старались попасть, приложив к этому все мыслимые и немыслимые усилия? Ее, графини Мармелайд.
Графини, которая погибла во цвете лет и красоты. Каким образом и что же все-таки случилось, местные кумушки точно не знати. А потому выдавали свои версии, одну нелепее другой. Будто бы она на охоте упала с лошади и свернула шею. Или будто бы муж пристрелил ее в приступе ревности. Все это, конечно, говорилось приглушенным шепотом с оглядкой через плечо — не дай, пресветлая богиня, кто-нибудь услышит. Сам ревнивец-убивец граф, к примеру.
Но факт оставался фактом: граф овдовел, взял в охапку детей — трех дочерей — и приехал сюда. Девочки учились: старшая — в академии магии, средняя и младшая — в школе. Граф разрывался между дочерями, работой и обязанностями лендлорда в своих поместьях, раскиданных по разным концам королевства. Сам он вроде слыл не то изобретателем, не то алхимиком, не то техномагом — кумушки точно не знали, а спросить было некого. А до этого момента и вовсе было неинтересно.
Сейчас же, за пару часов разговоров с Розамундой, на меня вылился ушат всевозможных сведений о графе, отчасти, возможно, правдивых, отчасти выдуманных чьей-то богатой фантазией.
У графа существовали проблемы с гувернанткой для дочерей. Вернее, это у несостоявшихся гувернанток существовали проблемы с девочками. В общем, ни одна надолго не задержалась в их доме и с содроганием вспоминала сей короткий отрезок своей жизни, возведенный в подвиг.
— Они ужасные! — восклицала каждая. — Избалованные, капризные, невоспитанные и просто невыносимые!
— Младшая подсунула лягушку в масленку! Специально для меня! Я открываю, чтобы добавить маслица в овсянку, а там… — Несостоявшаяся гувернантка закрывала в ужасе лицо руками, вспоминая какой-нибудь возмутительный случай.
— Средняя испортила мою униформу! Сказала, что ей понадобилась ткань для куклы именно такого оттенка! Она вырезала кусок прямо у меня на… — стыдливо прикрыла лицо руками еще одна жертва произвола несносных детей, перед этим неопределенно указав куда-то в район пятой точки. — Надо мной все так смеялись! Я не могла вынести такого позора!
— Старшая просто наглая тварь! Обвинила меня перед графом в том, что я их обкрадываю! Таскаю с кухни продукты! Ей что, стало жалко ма-аленькой корзиночки клубники, всего-то одной головки сыра, пары десятков яиц и кулька колбасок? Не последнее же отобрала у сироток, честное слово! — возмущалась полная круглая женщина, махая дебелыми руками перед носом собеседниц и призывая разделить с ней возмущение.
— Ах, я хотела соблазнить графа, но он от меня бегал, а его дерзкими девчонками я заниматься не собираюсь. Пусть сам их воспитывает, на то он и отец, — томно закатив глаза при имени графа и фыркнув при последних словах, открыто поведала свои намерения молодая молочница, решившая попытать счастья стать графиней.
В общем, граф отчаянно искал гувернанток, его дочери отчаянно от них избавлялись, а гувернантки в отчаянии сбегали от этой «сумасшедшей семейки».
— Розамунда, у тебя вроде не настолько все плохо, чтобы идти туда, откуда заведомо придется вылететь через… сколько тебе позволят дочери графа… сутки? Двое? Или пару часов? Зачем тебе это? — удивилась я, выслушав приятельницу.
Глава 2
НАША ПАСТОРАЛЬ
С Розамундой мы познакомились на местной мелкой фабрике по переработке ятарина — окаменелой смолы древнего дерева хвойносина. Ятарин шел, в частности, на изготовление амулетов для магов, так как какое-то время хранил накопленную магию, то есть по сути являлся не очень вместительным магическим зарядником. И еще из него производили различные детали для оптических приборов, они были качественнее стеклянных, но процесс их обесцвечивания был очень трудоемким и энергозатратным.
Я работала там технологом, а Розамунда шлифовала камни и делала дырки для шнурков в амулетах. Работа была пыльная и рутинная, но платили по местным меркам хорошо. На эти деньги каждая из нас снимала маленькую квартирку у тетушки Амарэтты, владеющей небольшим очаровательным особняком, который она переделала в доходный дом. Он находился в западном квартале города, не так далеко от центра, но в тихом укромном местечке, где улицы утопали в красивоцветущих кустах, начиная от сирени и заканчивая пурпуренией. Они были посажены так, чтобы цветение одного переходило в другое и не заканчивалось до поздней осени. Сейчас в воздухе у особняка тетушки Амарэтты разливался аромат жасмина и иринеи, создавая чудесный запах, который можно было сразу запихнуть в склянку и опрыскивать себя им как духами до следующего лета.
Когда я приехала в Магистратум и устроилась на фабрику, Розамунда и посоветовала мне тетушку Амарэтту. И я нисколько не пожалела, что согласилась.
Эта удивительная особа сразу покорила мое сердце. Невысокая, ниже среднего роста, вся уютно округлая и улыбчивая, она не была толстушкой, скорее женщиной неопределенного возраста и веса. Своих жильцов она называла не иначе как «мои курочки». Тетушка сдавала квартиры только одиноким женщинам и девушкам, объясняя это тем, что пускать мужчин в ее королевство цветов и дам никак нельзя.
— Мужик в доме — как петух на клумбе, — уверяла она. — Скотина нужная, но хлопотная. Там поклюет, тут пороет, бутоны лапами перемнет. И уход ему особый нужен, и присмотр, так что если завела — добро пожаловать на отдельный насест, а то не удержится, всех подряд перетопчет.
Если квартирантка выходила замуж, она переезжала в другую квартиру — это было обязательное правило тетушки Амарэтты. Второе, не менее важное — тишина после захода дневного светила.
Хозяйка не возражала против гостей и веселых сборищ, в праздники можно было веселиться хоть до утра, но в будние дни мы, как правильные курицы, соблюдали режим тишины.
Все остальные вопросы решались быстро и без труда: если в квартире недостаточно тепло, слишком влажно или съемщице мешает пузатый старинный комод, тетушка Амарэтта сразу решала проблему. Квартира обогревалась, сушилась, комод переезжал в другое место, потому что «бедная курочка отбила об него все бока!».
Трогательная забота о нашем комфорте не мешала тетушке столь же решительно, как с комодом, расставаться с неугодными жильцами. Когда одна из новых девушек несколько раз нарушила закон о тишине, громко переговариваясь через окно со ждущими у калитки ухажерами, которых поощряла, тетушка, рыдая и заламывая руки, отказала ей от дома.
— Да где же ты, бедная курочка, найдешь такую благодать? Где же так тепленько-то будет, уютненько, душевненько, как у маменьки родной за пазухой? — причитала она. — Нет, дорогая, до весны никак нельзя. Неделя тебе на выезд.
Кроме аренды уютной квартирки — в персиковых тонах у меня и в кремово-розоватых у Розамунды, — зарплаты нам хватало, чтобы посидеть вечерком за чашечкой вкусного кофе у дядюшки Бонборино. Дополнив чашечку ароматного напитка десертом от его компаньонки тетушки Нуттеллы, хозяйки кондитерской.
Кофе здесь подавали в тонких, цвета ночного летнего неба чашках с тонкими изогнутыми ручками. С пенкой и без, сладкий, несладкий, со специями, со сливками и молоком, горячий, как песок в пустыне, и холодный, как горное озеро.
Десерты занимали высокую и длинную, во всю стену, витрину. Тут были широкие круглые креманки с суфле, украшенным свежими ягодами и фруктами; маленькие ажурные корзиночки, начиненные ароматным кремом всех цветов радуги. Пирожные — конусообразные, круглые, ромбовидные, треугольные, колечками и пышными глазурованными развалами, каждое на отдельной невесомой тарелочке. Посыпанные тертыми орехами, сыром и кондитерской крошкой хрустящие румяные полоски. Пирожки, ватрушки, завитки, трубочки, розочки.