Бронзовые звери

– Хочешь встать с земли? Или же ноша непогрешимости слишком велика?

Энрике улыбнулся. Он протянул руку, Северин ухватился за нее, и они оба поднялись.

Больше всего на свете Лайле хотелось улыбнуться. Но ее лицо застыло.

– Лайла? – спросила Зофья, глядя на нее. – Ты ранена?

Возможно, – подумала Лайла. Но она ничего не ощущала, поэтому не знала. Слова словно застряли у нее в горле, и она не сразу смогла ответить.

– Мне не больно, – медленно произнесла она.

Она слышала монотонную безучастность своего голоса. Северин обернулся к ней. Когда-то она была способна ощутить всю силу этого взгляда. Теперь же это не имело значения. Усилием воли она заставила себя встать. Каждое ее движение напоминало безразличное подергивание марионетки, которую тянули за ниточки.

– Лайла, – сказал Энрике. – Ты единственная, на кого не подействовала Сотворенная разумом песнь сирены.

Его слова прозвучали так, будто это хороший знак.

– Естественно, она ведь богиня, – воскликнул Гипнос.

– Это потому что я Сотворена, – ответила Лайла. – Судя по всему, все, что воспроизводит Сотворенный разум, способно воздействовать лишь на обычных людей.

Ей хотелось говорить беззаботно, но ее голос звучал безразлично. Улыбка сползла с лица Гипноса.

– В тебе очень много человеческого, – произнес Энрике, взяв ее за руку. – Если бы это было не так, нас бы всех придушили эти скелеты.

Гипнос вздрогнул.

– По крайней мере, мы перебрались на другую сторону озера.

Зофья нахмурилась.

– Но наши припасы – нет.

– Тогда что же мы будем делать с… этим? – спросил Гипнос, сняв с пояса Сотворенный фонарь и посветив на стену пещеры.

Грубо обтесанная стена из обсидиана возвышалась на сотни метров вверх, простираясь в обе стороны, по меньшей мере, метров на тридцать от того места, где они стояли. Валуны с зазубренными краями виднелись в тех местах, где стена из обсидиана соприкасалась со скалистыми стенами пещеры. Эта стена, вероятно, была подобием входа в портал, судя по сиянию ожерелья Зофьи. Это означало, что необходимо найти спусковой механизм, чтобы открыть проход к храму, который, в чем они не сомневались, находился за стеной. Задача казалась непростой даже с их приспособлениями… но теперь?

Лайла была почти благодарна, что не ощущала страха. Он просто не мог пробиться к ней сквозь толщу безразличия.

– И что мы имеем? – громко произнес Северин.



ВСЕ ОНИ ПРИНЯЛИСЬ РЫТЬСЯ В КАРМАНАХ и ощупывать одежду в поисках изобретений, которые Зофья предусмотрительно зашила в нее. Через несколько минут перед ними образовалась груда разнообразных устройств. Среди них были три мотка веревки, которые можно было связать между собой, два разбитых фонаря, один брусок динамита, три кинжала, четыре коробка спичек, позолоченный футляр с пустым сосудом, оставшимся от Сотворенной разумом карты, которая помогла им добраться до Повельи, и кружевной веер.

Энрике обернулся к Гипносу:

– Зачем ты притащил этот веер?

– Мне часто бывает жарко, – начал оправдываться Гипнос.

– Но сейчас февраль, – ответил Энрике.

– А мне круглый год жарко, mon cher.

Северин взглянул на груду вещей, а затем на каменную стену. Приблизившись, он коснулся ладонями по сияющей поверхности.

– Она точно Сотворена?

Лайла с запозданием догадалась, что вопрос обращен к ней.

Остальные отступили в сторону, освобождая для нее место около стены. Лайла открыла рот, затем закрыла. Раньше ужас холодными мурашками пробегал по ее коже. Унижение искажало лицо. Но сейчас не осталось ничего, кроме безучастного понимания, что ее собственные эмоции словно ушли глубоко под воду.

– Лайла? – позвал Северин, шагнув к ней.

Однако Зофья опередила ее с ответом.

– Стена Сотворена, – сказала она. – Я чувствую присутствие металла внутри. – Лайла молча поблагодарила подругу.

– Не могу сказать наверняка, что это за металл, хотя это явно сочетание неизвестных мне сплавов, – произнесла Зофья, ощупывая камень. – И он огнеупорный.

– Значит, даже если бы мы могли его взорвать, ничего бы не вышло? – спросил Энрике.


Зофья покачала головой.

– Раньше эта стена уже подвергалась какому-то воздействию. Когда-то она была полупрозрачной, – сказал Северин. – Но что именно произошло?

– Вода? – предположила Зофья.

– Пение? – воскликнул Энрике.

– Надеюсь, не нашествие живых мертвецов?

– Во многих Сотворенных объектах есть спусковой механизм, что-то вроде подсказки от мастера его зрителям, – заметил Северин, потянувшись за спичкой и фонарем.

– Это правила, установленные Вавилонским Орденом, – ответил Гипнос. – А здесь все иначе. Даже песнь тех сирен была совсем не похожа на все, что я когда-нибудь слышал. Она была словно… настоящая.

Энрике содрогнулся.

– Похоже, что это место обладает собственным сознанием.

Северин постучал по стене костяшками пальцев.

– Эта сила должна быть связана с близостью к источнику Творения, и если у этого места есть собственное сознание, то это хорошо.

– И чем же? – удивился Гипнос. – Эта пещера может с легкостью решить, что ей надоело смотреть, как мы тут копошимся, и заставить озеро поглотить нас!

– Это хорошо, потому что, как любое живое существо, оно нуждается в самозащите, – объяснил Северин. Он поднес факел к скалистым стенам пещеры. – Думаю, что если бы какой-то части пещеры угрожала опасность, то существовали бы подсказки, как освободить то, что скрывается внутри, или получить к этому доступ, чтобы не потерять ценные знания.

Каменная стена напоминала разрезанное на куски зеркало. Каждое движение Лайлы отражалось в тысяче его осколков. Вот она глубоко вздыхает, вот смотрит на синяк, чернеющий на щеке, на порез вдоль бедра, на свои запавшие глаза, свалявшиеся волосы.

Сломанная кукла, сломанная кукла, слышала она слова, которые, словно заклинание, шептал жестокий голос в ее голове. Лайла смутно припоминала, как танцевала когда-то в Пэлас де Ревз. На ее лице идеальный макияж, она смотрит на свое отражение в зеркалах приватной комнаты, наполненной ярким светом люстр. Но под сияющими улыбками и россыпями жемчуга скрывалась настоящая Энигма: вся в ушибах и синяках, излишне резкая, рука об руку со смертью, и с тайнами в крови. Эта пещера не показала ей ничего нового, и Лайлу совсем не пугало то, что она видела перед собой.

Впервые за последний час она ощутила легкое покалывание в кончиках пальцев. Она сжала ладонь, чувствуя пронизывающий холод. Улыбнувшись, она протянула руку вперед. В то мгновение, когда ее кожа коснулась камня, она ощутила, как чужеродное сознание словно скользнуло по ее руке.

Лайла отшатнулась.

– Что это было? – громко спросила она. Северин нахмурился.

– В смысле? – Лайла снова уставилась на стену.

– Стена… у нее есть чувства. Как сказал Энрике, у этого места есть свое сознание.

Гипнос заскулил.

– Ненавижу это место.

– И какие чувства ты ощутила? – спросил Северин.

Лайла неохотно коснулась каменной поверхности. Она думала, что чужеродное сознание окажется неприятным, даже враждебным. Но оно было теплым. Податливым и мягким.

– Оно… оно беспокоится, – сказала Лайла, оборачиваясь к остальным. – О нас.

Гипнос вытаращил глаза, а затем вскинул вверх руки.

– Польщен ли я? Напуган? Или и то и другое?

По каменной поверхности медленно разлился свет. Однако он совсем не был похож на полупрозрачное тягучее янтарное свечение, когда спасались бегством от ненастоящих сирен из озера, а скорее на неожиданно открывшуюся золотую жилу, сверкающую в шести метрах от них.

Лучи света метались зигзагами по камню, подсвечивая надпись:

To doro ton theon





– Дар… богов? – произнес Энрике, переводя надпись.

– Боги подарили нам каменную стену? – спросил Гипнос.

Северин пропустил его замечание мимо ушей.

– Что, на самом деле, боги даровали людям? Возможно, землю?

Энрике опустился на колени, набрав в ладони немного грязи. А затем бросил ее в стену. Однако ничего не изменилось.

– Огонь? – предположил Гипнос. – Это же был дар Прометея людям, разве нет?