Бронзовые звери
Часть 29 из 57 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Что?
– Я слышал, как ты назвала меня Маджнун.
Руки Лайлы замерли на его повязке. Он ощутил легкую дрожь ее пальцев. Как бы нелепо все это ни выглядело, он не мог упустить шанса поговорить с ней.
– Я твой, Лайла, и ты не можешь с этим бороться или прятать свои чувства, как бы тебе ни хотелось. Мне кажется, что какая-то часть тебя тоже принадлежит мне.
Она подняла на него глаза, и в ее глазах застыла такая печаль, что ему вдруг стало стыдно за то, что он осмелился завести этот разговор.
– Возможно, – призналась она.
Его сердце замерло от этих слов.
– Но это крошечная часть, – сказала Лайла. – Меня почти не осталось. И тебе мне больше нечего дать.
Он схватил ее за руки.
– Лайла, я был глупцом. Не знаю, почему я так долго не мог этого осознать или признаться тебе, но я люблю…
– Нет, прошу, не надо, – воскликнула она, отталкивая его руки. – Не взваливай на меня это бремя, Северин, я его не выдержу.
Ужасная тяжесть сдавила его грудь.
– Неужели это так? – спросил он. – Ты считаешь это бременем?
– Да! – горячо воскликнула Лайла. – Мои чувства к тебе – это бремя. И всегда были бременем. Я делала шаг навстречу, ты отдалялся, ты подходил ближе, я отступала. У меня не осталось времени играть с тобой! Возможно, мы зашли уже далеко, но как насчет всего остального? Насчет Чумного Острова, лиры и всего другого. Ты по-прежнему убежден, что каким-то образом обретешь могущество божественности, а что, если это не сработает? Ты и правда хочешь, чтобы я разрывалась между стремлением выжить сама и спасти жизни друзей и любовью к тебе, подстраиваясь под твои каждодневные капризы и выходки? Потому что я просто не могу.
– Лайла…
Но она еще не договорила.
– Как-то ты предложил мне невероятные вещи, Северин. Платье из лунного света, стеклянные туфельки…
– И я сделал бы все это явью! – воскликнул Северин. – Лайла, ты просто не понимаешь, какую власть я ощущаю, прикасаясь к этому инструменту. Я мог бы дать тебе все, что попросишь.
Лайла обхватила себя руками. Ее била дрожь.
– Ты можешь дать мне безопасность, Северин? Можешь дать мне время? Заслужить мое доверие? – Она умолкла, глубоко вздохнув. – Ты вообще способен на обычную любовь?
Он почувствовал себя так, словно ему дали пощечину.
– Что ты хочешь сказать?
– Хочу сказать, что когда я ложусь спать, то мечтаю о ком-то, кто знает, на какой стороне кровати мне нравится спать больше, кто сидит напротив меня в счастливом молчании, кто спорит со мной, какие блюда лучше подать в тот или другой номер, – тихо сказала Лайла. – Кто-то, чья любовь подарит мне ощущение того, что я дома, а не будет похожа на непреодолимые препятствия какого-то лабиринта, словно жизнь в каком-то мифе. Кто-то, чья любовь безопасна… Ты понимаешь, что это такое?
Он понимал. Потому что именно эти чувства испытывал рядом с ней.
Безопасность.
Он хотел, чтобы она чувствовала себя в безопасности рядом с ним.
– Я могу стать этим человеком.
Лайла рассмеялась, но этот смех прозвучал безучастно. Северину показалась, что в его душе разверзлась пропасть. Он смотрел на свои запястья, где виднелись голубые прожилки вен, где текла кровь, лишь на зов которой откликалась божественная лира. Несмотря на все свое могущество, он был бессилен избавить Лайлу от печали.
Он посмотрел на нее, его взгляд упал на гранатовый перстень, с которого с укором смотрела на него цифра три. Его охватил жгучий стыд. У нее осталось лишь два дня, а он тратил ее время, заставляя оправдываться, почему она не хочет быть с ним? И что с ним такое?
– Позови остальных, – сказал он, с трудом приподнявшись на локтях. – Я больше не стану тратить твое время, рассказывая о своих чувствах.
Лайла отвела взгляд.
– Северин…
– Я ведь твой Маджнун, не так ли? Возможно, мои надежды выставляют меня глупцом, но я ничего не могу с этим поделать. – Он взял ее за подбородок, разворачивая лицом к себе. Ее огромные глаза были полны надежды и одновременно недоверия. – Я надеюсь, что смогу доказать тебе, что могу стать человеком, которого ты заслуживаешь.
ЧЕРЕЗ ДВАДЦАТЬ МИНУТ Энрике, Гипнос, Зофья и Лайла собрались в библиотеке. Северина охватило знакомое чувство дежавю при виде научных материалов и документов Энрике – картин, карт, статуэток, – разложенных на длинном столе. Он ясно представил себе, как историк, сгорбившись над столом, осторожно листает хрупкие страницы древних манускриптов. В дальнем конце стола виднелся золотой футляр с картой храма Повельи. А рядом лежала лира. Стоило лишь ему увидеть ее, как тяжесть, давившая на него изнутри, исчезла.
Северин окинул взглядом свою команду. Он так ждал этого момента, и вот, наконец, тот настал. И все же все оказалось совсем не так, как он представлял. Они не улыбались. Не сидели, вальяжно откинувшись на спинку кушетки, поедая сладости, и не шутили.
Лицо Энрике казалось застывшим. Он выглядел как человек, которому хочется завопить во весь голос и одновременно промолчать. Зофья настороженно смотрела на него. Лайла уперлась взглядом в свой перстень, а Гипнос улыбнулся ему, а затем всем остальным, однако это оказалось совершенно бесполезно.
– Гондола Руслана взорвалась, – вдруг сказала Зофья.
Северин почувствовал легкое удивление. Именно это они и планировали, разве нет? И все же непонятно откуда возникло воспоминание о последнем разговоре с Русланом, о том, как патриарх смотрел на него глазами, полными надежды.
– Да, – ответил Северин.
– Он не выжил, – продолжала Зофья.
– Да, – медленно произнес Северин. – Он не выжил, но Ева…
– Ева спаслась, – ответила Лайла, по-прежнему не глядя на него. – Она забрала треть накоплений Гипноса…
– Деньги, отложенные на крайний случай, должен добавить, – пробурчал Гипнос.
– И сказала, что когда придет время, она свяжется с тобой.
Северин кивнул, и некоторое время они все молчали.
– Он был плохим человеком, – тихо сказала Зофья.
Невысказанные слова повисли в воздухе: И все же…
И все же, они убили его.
Северина охватило осознание произошедшего. Но он не испытывал чувства вины. Не сожалел о том, что пришлось сделать, чтобы защитить их, однако он скорбел по тому человеку, которым мог бы стать Руслан, если бы власть не разрушила его душу.
– Мы сделали все, что было необходимо, – сказал Северин. – Мы всегда будем нести в душе этот груз, но у нас не было выбора. Мы должны попасть в храм под Повельей, и теперь путь свободен. Но прежде, чем мы начнем обсуждать дальнейшие действия, я должен перед вами извиниться.
– И еще мое ухо, – огрызнулся Энрике. Он коснулся повязки на голове. – Кто дал тебе право творить такое? Мы тебе доверяли, а ты швырнул нам в лицо нашу веру в тебя. Ты меня использовал. Из-за тебя Лайла могла погибнуть. Ты шантажом заставил Зофью остаться с тобой, когда ее сестра заболела.
Северин нахмурился.
– Я думал, Хела поправилась?
– Я не знаю, – ответила Зофья, помрачнев. – Я потеряла письмо.
Северин нахмурился. Он не понимал, о чем идет речь.
– Хотя прошло всего несколько дней, с тем же успехом ты мог отсутствовать долгие годы, – зло сказал Энрике.
Северин замер. А затем, собрав волю в кулак, обвел их взглядом.
– У меня не было права так поступать, – сказал он. – Я думал, что защищаю вас, но я ошибся. Простите меня. Когда я потерял Тристана…
– Ты не единственный, кто его потерял, – холодно откликнулся Энрике.
Лайла вскинула бровь.
– Мы все его потеряли.
– И все по-своему горевали, – добавил Гипнос, взглянув на Энрике. – Разве не так, mon cher?
– Я могу все исправить, – тихо произнес Северин. – Последние несколько месяцев я был сам не свой. Я почти не видел, что творится вокруг меня, но теперь я обрел ясность и…
– И ты по-прежнему хочешь стать богом? – спросил Энрике.
Атмосфера в комнате стала напряженной. Северину показалось, что по паркету вот-вот начнут расползаться ледяные узоры. И как он мог ответить на этот вопрос, чтобы доказать, что не лишился рассудка, а обрел мечту, которую стоило воплотить в жизнь? Его пальцы сжались от желания прикоснуться к лире, ощутить вибрацию могущества, исходившую от ее струн.
Энрике развел руками, оборачиваясь к остальным.
– Видите? Он уже не тот! Кто…
– Позвольте мне все прояснить… Я не жду, что, когда все закончится, простые смертные воздвигнут в нашу честь храм, – сказал Северин. Гипнос вздохнул.
– Что ж, плакали мои желания.
– Я верю в могущество лиры, – продолжил Северин. – Вы не представляете, каково это, играть на ней. Вы видели самое страшное, что она может сотворить, так представьте, сколько прекрасного можно сделать с ее помощью. Называйте это роком или судьбой, или как угодно, но я верю в это. Я верю, что мы можем использовать дар, который нам предлагает этот инструмент. Я верю, что мы можем спасти Лайлу. Я верю, что в этом мое предназначение. Почему тогда только я смогу сыграть на инструменте, на котором не способен сыграть никто другой?
Гипнос содрогнулся под его взглядом, словно ему стало стыдно за него. Лайла поджала губы, ее взгляд казался рассеянным, словно она изо всех сил старалась не обращать на него внимания. Зофья недоверчиво вскинула брови. А ярость Энрике сменилась чем-то гораздо более ужасным.
Жалостью.
– Ты помнишь историю об Икаре? – спросил Энрике.
Северин хорошо знал этот миф. Икар вместе со своим отцом, Дедалом, знаменитым изобретателем, избежал заточения в темнице, улетев на восковых крыльях. Дедал предупредил юношу, чтобы тот не подлетал слишком близко к солнцу, однако Икар не внял предостережениям отца. Солнце растопило крылья, Икар упал и разбился насмерть.
– Я слышал, как ты назвала меня Маджнун.
Руки Лайлы замерли на его повязке. Он ощутил легкую дрожь ее пальцев. Как бы нелепо все это ни выглядело, он не мог упустить шанса поговорить с ней.
– Я твой, Лайла, и ты не можешь с этим бороться или прятать свои чувства, как бы тебе ни хотелось. Мне кажется, что какая-то часть тебя тоже принадлежит мне.
Она подняла на него глаза, и в ее глазах застыла такая печаль, что ему вдруг стало стыдно за то, что он осмелился завести этот разговор.
– Возможно, – призналась она.
Его сердце замерло от этих слов.
– Но это крошечная часть, – сказала Лайла. – Меня почти не осталось. И тебе мне больше нечего дать.
Он схватил ее за руки.
– Лайла, я был глупцом. Не знаю, почему я так долго не мог этого осознать или признаться тебе, но я люблю…
– Нет, прошу, не надо, – воскликнула она, отталкивая его руки. – Не взваливай на меня это бремя, Северин, я его не выдержу.
Ужасная тяжесть сдавила его грудь.
– Неужели это так? – спросил он. – Ты считаешь это бременем?
– Да! – горячо воскликнула Лайла. – Мои чувства к тебе – это бремя. И всегда были бременем. Я делала шаг навстречу, ты отдалялся, ты подходил ближе, я отступала. У меня не осталось времени играть с тобой! Возможно, мы зашли уже далеко, но как насчет всего остального? Насчет Чумного Острова, лиры и всего другого. Ты по-прежнему убежден, что каким-то образом обретешь могущество божественности, а что, если это не сработает? Ты и правда хочешь, чтобы я разрывалась между стремлением выжить сама и спасти жизни друзей и любовью к тебе, подстраиваясь под твои каждодневные капризы и выходки? Потому что я просто не могу.
– Лайла…
Но она еще не договорила.
– Как-то ты предложил мне невероятные вещи, Северин. Платье из лунного света, стеклянные туфельки…
– И я сделал бы все это явью! – воскликнул Северин. – Лайла, ты просто не понимаешь, какую власть я ощущаю, прикасаясь к этому инструменту. Я мог бы дать тебе все, что попросишь.
Лайла обхватила себя руками. Ее била дрожь.
– Ты можешь дать мне безопасность, Северин? Можешь дать мне время? Заслужить мое доверие? – Она умолкла, глубоко вздохнув. – Ты вообще способен на обычную любовь?
Он почувствовал себя так, словно ему дали пощечину.
– Что ты хочешь сказать?
– Хочу сказать, что когда я ложусь спать, то мечтаю о ком-то, кто знает, на какой стороне кровати мне нравится спать больше, кто сидит напротив меня в счастливом молчании, кто спорит со мной, какие блюда лучше подать в тот или другой номер, – тихо сказала Лайла. – Кто-то, чья любовь подарит мне ощущение того, что я дома, а не будет похожа на непреодолимые препятствия какого-то лабиринта, словно жизнь в каком-то мифе. Кто-то, чья любовь безопасна… Ты понимаешь, что это такое?
Он понимал. Потому что именно эти чувства испытывал рядом с ней.
Безопасность.
Он хотел, чтобы она чувствовала себя в безопасности рядом с ним.
– Я могу стать этим человеком.
Лайла рассмеялась, но этот смех прозвучал безучастно. Северину показалась, что в его душе разверзлась пропасть. Он смотрел на свои запястья, где виднелись голубые прожилки вен, где текла кровь, лишь на зов которой откликалась божественная лира. Несмотря на все свое могущество, он был бессилен избавить Лайлу от печали.
Он посмотрел на нее, его взгляд упал на гранатовый перстень, с которого с укором смотрела на него цифра три. Его охватил жгучий стыд. У нее осталось лишь два дня, а он тратил ее время, заставляя оправдываться, почему она не хочет быть с ним? И что с ним такое?
– Позови остальных, – сказал он, с трудом приподнявшись на локтях. – Я больше не стану тратить твое время, рассказывая о своих чувствах.
Лайла отвела взгляд.
– Северин…
– Я ведь твой Маджнун, не так ли? Возможно, мои надежды выставляют меня глупцом, но я ничего не могу с этим поделать. – Он взял ее за подбородок, разворачивая лицом к себе. Ее огромные глаза были полны надежды и одновременно недоверия. – Я надеюсь, что смогу доказать тебе, что могу стать человеком, которого ты заслуживаешь.
ЧЕРЕЗ ДВАДЦАТЬ МИНУТ Энрике, Гипнос, Зофья и Лайла собрались в библиотеке. Северина охватило знакомое чувство дежавю при виде научных материалов и документов Энрике – картин, карт, статуэток, – разложенных на длинном столе. Он ясно представил себе, как историк, сгорбившись над столом, осторожно листает хрупкие страницы древних манускриптов. В дальнем конце стола виднелся золотой футляр с картой храма Повельи. А рядом лежала лира. Стоило лишь ему увидеть ее, как тяжесть, давившая на него изнутри, исчезла.
Северин окинул взглядом свою команду. Он так ждал этого момента, и вот, наконец, тот настал. И все же все оказалось совсем не так, как он представлял. Они не улыбались. Не сидели, вальяжно откинувшись на спинку кушетки, поедая сладости, и не шутили.
Лицо Энрике казалось застывшим. Он выглядел как человек, которому хочется завопить во весь голос и одновременно промолчать. Зофья настороженно смотрела на него. Лайла уперлась взглядом в свой перстень, а Гипнос улыбнулся ему, а затем всем остальным, однако это оказалось совершенно бесполезно.
– Гондола Руслана взорвалась, – вдруг сказала Зофья.
Северин почувствовал легкое удивление. Именно это они и планировали, разве нет? И все же непонятно откуда возникло воспоминание о последнем разговоре с Русланом, о том, как патриарх смотрел на него глазами, полными надежды.
– Да, – ответил Северин.
– Он не выжил, – продолжала Зофья.
– Да, – медленно произнес Северин. – Он не выжил, но Ева…
– Ева спаслась, – ответила Лайла, по-прежнему не глядя на него. – Она забрала треть накоплений Гипноса…
– Деньги, отложенные на крайний случай, должен добавить, – пробурчал Гипнос.
– И сказала, что когда придет время, она свяжется с тобой.
Северин кивнул, и некоторое время они все молчали.
– Он был плохим человеком, – тихо сказала Зофья.
Невысказанные слова повисли в воздухе: И все же…
И все же, они убили его.
Северина охватило осознание произошедшего. Но он не испытывал чувства вины. Не сожалел о том, что пришлось сделать, чтобы защитить их, однако он скорбел по тому человеку, которым мог бы стать Руслан, если бы власть не разрушила его душу.
– Мы сделали все, что было необходимо, – сказал Северин. – Мы всегда будем нести в душе этот груз, но у нас не было выбора. Мы должны попасть в храм под Повельей, и теперь путь свободен. Но прежде, чем мы начнем обсуждать дальнейшие действия, я должен перед вами извиниться.
– И еще мое ухо, – огрызнулся Энрике. Он коснулся повязки на голове. – Кто дал тебе право творить такое? Мы тебе доверяли, а ты швырнул нам в лицо нашу веру в тебя. Ты меня использовал. Из-за тебя Лайла могла погибнуть. Ты шантажом заставил Зофью остаться с тобой, когда ее сестра заболела.
Северин нахмурился.
– Я думал, Хела поправилась?
– Я не знаю, – ответила Зофья, помрачнев. – Я потеряла письмо.
Северин нахмурился. Он не понимал, о чем идет речь.
– Хотя прошло всего несколько дней, с тем же успехом ты мог отсутствовать долгие годы, – зло сказал Энрике.
Северин замер. А затем, собрав волю в кулак, обвел их взглядом.
– У меня не было права так поступать, – сказал он. – Я думал, что защищаю вас, но я ошибся. Простите меня. Когда я потерял Тристана…
– Ты не единственный, кто его потерял, – холодно откликнулся Энрике.
Лайла вскинула бровь.
– Мы все его потеряли.
– И все по-своему горевали, – добавил Гипнос, взглянув на Энрике. – Разве не так, mon cher?
– Я могу все исправить, – тихо произнес Северин. – Последние несколько месяцев я был сам не свой. Я почти не видел, что творится вокруг меня, но теперь я обрел ясность и…
– И ты по-прежнему хочешь стать богом? – спросил Энрике.
Атмосфера в комнате стала напряженной. Северину показалось, что по паркету вот-вот начнут расползаться ледяные узоры. И как он мог ответить на этот вопрос, чтобы доказать, что не лишился рассудка, а обрел мечту, которую стоило воплотить в жизнь? Его пальцы сжались от желания прикоснуться к лире, ощутить вибрацию могущества, исходившую от ее струн.
Энрике развел руками, оборачиваясь к остальным.
– Видите? Он уже не тот! Кто…
– Позвольте мне все прояснить… Я не жду, что, когда все закончится, простые смертные воздвигнут в нашу честь храм, – сказал Северин. Гипнос вздохнул.
– Что ж, плакали мои желания.
– Я верю в могущество лиры, – продолжил Северин. – Вы не представляете, каково это, играть на ней. Вы видели самое страшное, что она может сотворить, так представьте, сколько прекрасного можно сделать с ее помощью. Называйте это роком или судьбой, или как угодно, но я верю в это. Я верю, что мы можем использовать дар, который нам предлагает этот инструмент. Я верю, что мы можем спасти Лайлу. Я верю, что в этом мое предназначение. Почему тогда только я смогу сыграть на инструменте, на котором не способен сыграть никто другой?
Гипнос содрогнулся под его взглядом, словно ему стало стыдно за него. Лайла поджала губы, ее взгляд казался рассеянным, словно она изо всех сил старалась не обращать на него внимания. Зофья недоверчиво вскинула брови. А ярость Энрике сменилась чем-то гораздо более ужасным.
Жалостью.
– Ты помнишь историю об Икаре? – спросил Энрике.
Северин хорошо знал этот миф. Икар вместе со своим отцом, Дедалом, знаменитым изобретателем, избежал заточения в темнице, улетев на восковых крыльях. Дедал предупредил юношу, чтобы тот не подлетал слишком близко к солнцу, однако Икар не внял предостережениям отца. Солнце растопило крылья, Икар упал и разбился насмерть.