Братство
Часть 20 из 22 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Судный день. Это и есть их тайна. Судный день.
И Кафа, и Фредрик отказались от второй чашки кофе. Скауг пожал плечами и долил себе еще. В Сульру во время проведения строительных работ жили пятнадцать — двадцать человек. В основном молодежь, несколько детей и пара пожилых людей.
— Бьёрн Альфсен?
— Нет, не он. Не тот убитый. Те были старше него. Но мы обычно обращались к Бьёрну Альфсену, пастору Альфсену. И еще к паре человек — двум другим пасторам.
Фредрик замер и оторвал взгляд от записной книжки.
— Двум другим пасторам? Каким?
Хеннинг Скауг вытащил из кипы бумаг договор.
— Так и есть. Я забыл, как их звали, но договор подписывали все трое. В этом не было необходимости — достаточно было одной подписи, — но они настояли на том, чтобы подписали все трое. Они называли себя пасторатом. Таким словом.
Скауг передал договор через стол.
Подпись Бьёрна Альфсена-младшего была мелкой и неразборчивой, но самой простой. Пер Ульсен написал свое имя с нарочито большой «П» и такой же большой «У», что бросалось в глаза на фоне других подписей. Третью подпись удалось расшифровать не сразу. Буквы стояли плотно друг к другу и были написаны с нажимом. Как будто обладатель подписи привык к тому, что ему отводится меньше места, чем хотелось бы. Это была подпись Сёрена Плантенстедта.
Сёрен Плантенстедт. Кто это такой, черт побери?
Глава 33
Это случилось летом, в тот день, когда умерла бабушка. Именно тогда он собрался с духом. Тихо пройдя из маленькой гостиной, где лежало ее тело, по застеленной ковром лестнице в коридоре, он зашел в свою комнату. Там он вывалил содержимое чемодана на кровать. Он прожил здесь десять лет. Десять лет чемодан простоял на табуретке.
Книги и игрушки как попало рассыпались по простыне. С каждой из них были связаны воспоминания, но он не позволил себе поддаться им. Вместо этого он достал три пары нижнего белья и носков, двое штанов, два свитера, три рубашки, куртку, пару спортивных ботинок и пару обуви на выход, сложил все в чемодан вместе с Библией, паспортом и отцовскими наручными часами, открыл толстый конверт, лежавший в ящике письменного стола, и, достав из него пару купюр, засунул их во внутренний карман. Конверт он убрал в Библию. Задвинув тапочки под кровать, он подошел к зеркалу и причесал средней длины темные волосы.
Направляясь к выходу, он увидел деда — его широкую спину, будто застывшую у постели в маленькой гостиной. Скорее всего, тот слышал, как уходил его внук, но не повернулся.
Молодой человек припарковался на станции. Он прикрепил к окну автомобиля записку, а ключ оставил девушке в газетном киоске «Прессбюрон» на железнодорожном вокзале Упсалы[30]. На следующий день машину перегнали обратно в имение Плантенстедтов.
Той же осенью однокурсники Сёрена Плантенстедта на отделении биохимии университета Умео[31] заявили о его исчезновении.
— Спустя несколько лет его ненадолго приняли на службу в Вооруженные силы Швеции полевым священником. После этого — ничего. Сейчас ему сорок пять. Ну, если он еще жив, конечно, — сказала Кафа по телефону.
— Вот как?
— Его родители погибли в автомобильной аварии, когда ему было двенадцать. Он жил у родителей своего отца, пока не умерла бабушка. С тех пор он не общался с дедом.
— Спасибо, — задумчиво проговорил Фредрик.
— Не меня благодари, — продолжила Кафа. — А своего старого друга Хассе Ханссона из полиции Стокгольма. Он поднапрягся, после того как я передала от тебя привет.
— А Пер Ульсен?
— Ничего. Пока ничего.
Глава 34
Фредрик лежал на двуспальной кровати и не мог заснуть. Темная летняя ночь дышала свежестью после ливня, под аккомпанемент которого только что совершилось равнодушное проникновение в тело Беттины. Теперь она лежала рядом, обмякнув, с загорелым в солярии животом. Летнее одеяло прикрывало ее жилистое тело так, что видна была только голова могучего орла на плече. Он подумал о ее словах. «Ты относишься ко мне как к последней сучке. Как к шлюхе, которой можно всегда позвонить, когда тебе хочется, чтобы отсосали. Так больше не может продолжаться. Я так больше не хочу».
Пасторат. Так они называли себя. Бьёрн Альфсен-младший, Сёрен Плантенстедт и Пер Ульсен. Пасторат. Он заглянул в словарь. Это не норвежское слово, но оно используется в шведском, датском и немецком. Организационное разделение внутри общины.
Чем таким они занимались, в чем не принимали участие остальные члены общины? Что они знали такого, что было неизвестно остальным? Бьёрн Альфсен-младший был основателем, спонсором и инициатором. И он был убит. Сёрен Плантенстедт — швед, сирота из привилегированного общества, родом из имения рядом с Упсалой, бросивший учебу, чтобы стать священником. Он исчез. Пер Ульсен. Человек, по словам продавца камер наблюдения, довольно заурядной внешности. И он пропал. Взгляд, полный энергии. Вычурная подпись.
Пер Ульсен. Имя настолько обычное, что это и было необычно. Фредрик удивился, когда Кафа предоставила ему статистику. Оказалось, что в Норвегии проживает всего шестьдесят один человек по имени Пер Ульсен… Будь у него даже второе имя[32], и с ним бы он был шестьдесят вторым. По версии Андреаса, их Пера Ульсена звали совсем не Пером Ульсеном. Очевидно, он взял себе псевдоним. Только зачем пастору в полузабытой общине использовать другое имя в качестве прикрытия?
Беттина приоткрыла глаза, когда Фредрик перегнулся через нее, чтобы взять завибрировавший на полу телефон.
— Работа, — прошептал он и погладил ее по лбу.
Голый, он прошел в гостиную по холодному полу. Ему казалось, что очки должны лежать где-то рядом с диваном. Но на этом месте, а не на своей подстилке, как ей положено, лежала Крёсус.
Снова звонила Кафа.
— Алло. Сейчас без десяти два.
Кафа перешла сразу к делу.
— Я еще раз проверила базу. Никаких анонимных заявлений об эмире там нет. Мухаммад Камбрани лжет.
Фредрик взял за загривок единственную в этом доме сучку, вывел на зимнюю террасу, а затем плотно закрыл дверь. Он встал за шторами и украдкой посмотрел на темные соседские окна.
— Понял. Ты поэтому звонишь?
— Нет. Вечером пришел отчет по мобильному телефону. По тому, что мы нашли в амбаре.
— И?
— Никаких отпечатков пальцев. Никаких следов ДНК. Никаких свидетельств того, что с этого телефона звонили. Ни одного сообщения. Владелец симки неизвестен.
Кафа сделала паузу.
— Но телефоном пользовались, чтобы что-то искать в интернете.
— Продолжай.
Он услышал звук мотора и голос радио на заднем плане.
— Ты где?
— В такси. Как бы то ни было, экспертиза не смогла установить, на какие сайты заходили с телефона. И также не смогла определить, когда заходили в интернет.
— Тогда откуда ты знаешь, что телефоном пользовались для интернета?
Кафа довольно хмыкнула.
— Владелец удалил все данные и списки звонков. Похоже, он использовал сильное программное обеспечение, потому что нет вообще никаких следов. Я попросила компьютерщиков попробовать другой метод.
Кафа снова выдержала паузу.
— Вместо того чтобы пытаться воссоздать ранее загруженную информацию, мы стали искать активные оболочки данных. То есть маленькие программки, которые нужны телефону, чтобы оптимально функционировать. И тут мы кое-что нашли. Телефон был настроен на поиск сетей беспроводного интернета, к которым уже подключался раньше.
— Вот как?
— Две в Стокгольме и одна здесь, в Осло. В центре. Телефон настроен на поиск закрытой вайфай-сети в «Осло-Хостеле» на улице Принсенсгате.
Фредрик не успел спросить, как Кафа уже продолжила.
— Что-то подсказывает мне, что при покупке телефона не были выставлены такие настройки.
— Так ты сидишь в такси и едешь в…
— Я уже на Принсенсгате.
— Нет уж, черт тебя подери. Останови это гребаное такси и не двигайся с места, пока я не приеду. Твою мать!
Глава 35
Он широко шагнул, стараясь не наступить в грязную лужу на трамвайных путях, но все равно зачерпнул ботинком воды. Недовольство самоуправством Кафы нарастало все сильнее.
Фигура у стеклянной двери шагнула ему навстречу. Кафа дрожала от холода, спрятав руки в карманы короткой джинсовой куртки. Ее вид заставил его взять себя в руки: ведь девчонка все-таки позвонила. Надо ее пощадить. Он хлопнул дверью такси и вытряс воду из ботинка.
Вход в здание хостела находился на углу четырехэтажного кирпичного дома, на перекрестке улиц Принсенсгате и Шипперсгате в самой темной части центра Осло. Над входом висела камера видеонаблюдения. С Карл-Юханс-гате[33] слышались крики пьяной молодежи. В остальном было тихо, как обычно в центре Осло. Трамваи уже отправили на ночевку в парк.
Фредрик и Кафа позвонили в дверь, и в коридоре зажегся свет. Тут же перед ними появился рыжеволосый парень в закатанных выше щиколоток поварских брюках. Он вопросительно посмотрел на них через стекло.
И Кафа, и Фредрик отказались от второй чашки кофе. Скауг пожал плечами и долил себе еще. В Сульру во время проведения строительных работ жили пятнадцать — двадцать человек. В основном молодежь, несколько детей и пара пожилых людей.
— Бьёрн Альфсен?
— Нет, не он. Не тот убитый. Те были старше него. Но мы обычно обращались к Бьёрну Альфсену, пастору Альфсену. И еще к паре человек — двум другим пасторам.
Фредрик замер и оторвал взгляд от записной книжки.
— Двум другим пасторам? Каким?
Хеннинг Скауг вытащил из кипы бумаг договор.
— Так и есть. Я забыл, как их звали, но договор подписывали все трое. В этом не было необходимости — достаточно было одной подписи, — но они настояли на том, чтобы подписали все трое. Они называли себя пасторатом. Таким словом.
Скауг передал договор через стол.
Подпись Бьёрна Альфсена-младшего была мелкой и неразборчивой, но самой простой. Пер Ульсен написал свое имя с нарочито большой «П» и такой же большой «У», что бросалось в глаза на фоне других подписей. Третью подпись удалось расшифровать не сразу. Буквы стояли плотно друг к другу и были написаны с нажимом. Как будто обладатель подписи привык к тому, что ему отводится меньше места, чем хотелось бы. Это была подпись Сёрена Плантенстедта.
Сёрен Плантенстедт. Кто это такой, черт побери?
Глава 33
Это случилось летом, в тот день, когда умерла бабушка. Именно тогда он собрался с духом. Тихо пройдя из маленькой гостиной, где лежало ее тело, по застеленной ковром лестнице в коридоре, он зашел в свою комнату. Там он вывалил содержимое чемодана на кровать. Он прожил здесь десять лет. Десять лет чемодан простоял на табуретке.
Книги и игрушки как попало рассыпались по простыне. С каждой из них были связаны воспоминания, но он не позволил себе поддаться им. Вместо этого он достал три пары нижнего белья и носков, двое штанов, два свитера, три рубашки, куртку, пару спортивных ботинок и пару обуви на выход, сложил все в чемодан вместе с Библией, паспортом и отцовскими наручными часами, открыл толстый конверт, лежавший в ящике письменного стола, и, достав из него пару купюр, засунул их во внутренний карман. Конверт он убрал в Библию. Задвинув тапочки под кровать, он подошел к зеркалу и причесал средней длины темные волосы.
Направляясь к выходу, он увидел деда — его широкую спину, будто застывшую у постели в маленькой гостиной. Скорее всего, тот слышал, как уходил его внук, но не повернулся.
Молодой человек припарковался на станции. Он прикрепил к окну автомобиля записку, а ключ оставил девушке в газетном киоске «Прессбюрон» на железнодорожном вокзале Упсалы[30]. На следующий день машину перегнали обратно в имение Плантенстедтов.
Той же осенью однокурсники Сёрена Плантенстедта на отделении биохимии университета Умео[31] заявили о его исчезновении.
— Спустя несколько лет его ненадолго приняли на службу в Вооруженные силы Швеции полевым священником. После этого — ничего. Сейчас ему сорок пять. Ну, если он еще жив, конечно, — сказала Кафа по телефону.
— Вот как?
— Его родители погибли в автомобильной аварии, когда ему было двенадцать. Он жил у родителей своего отца, пока не умерла бабушка. С тех пор он не общался с дедом.
— Спасибо, — задумчиво проговорил Фредрик.
— Не меня благодари, — продолжила Кафа. — А своего старого друга Хассе Ханссона из полиции Стокгольма. Он поднапрягся, после того как я передала от тебя привет.
— А Пер Ульсен?
— Ничего. Пока ничего.
Глава 34
Фредрик лежал на двуспальной кровати и не мог заснуть. Темная летняя ночь дышала свежестью после ливня, под аккомпанемент которого только что совершилось равнодушное проникновение в тело Беттины. Теперь она лежала рядом, обмякнув, с загорелым в солярии животом. Летнее одеяло прикрывало ее жилистое тело так, что видна была только голова могучего орла на плече. Он подумал о ее словах. «Ты относишься ко мне как к последней сучке. Как к шлюхе, которой можно всегда позвонить, когда тебе хочется, чтобы отсосали. Так больше не может продолжаться. Я так больше не хочу».
Пасторат. Так они называли себя. Бьёрн Альфсен-младший, Сёрен Плантенстедт и Пер Ульсен. Пасторат. Он заглянул в словарь. Это не норвежское слово, но оно используется в шведском, датском и немецком. Организационное разделение внутри общины.
Чем таким они занимались, в чем не принимали участие остальные члены общины? Что они знали такого, что было неизвестно остальным? Бьёрн Альфсен-младший был основателем, спонсором и инициатором. И он был убит. Сёрен Плантенстедт — швед, сирота из привилегированного общества, родом из имения рядом с Упсалой, бросивший учебу, чтобы стать священником. Он исчез. Пер Ульсен. Человек, по словам продавца камер наблюдения, довольно заурядной внешности. И он пропал. Взгляд, полный энергии. Вычурная подпись.
Пер Ульсен. Имя настолько обычное, что это и было необычно. Фредрик удивился, когда Кафа предоставила ему статистику. Оказалось, что в Норвегии проживает всего шестьдесят один человек по имени Пер Ульсен… Будь у него даже второе имя[32], и с ним бы он был шестьдесят вторым. По версии Андреаса, их Пера Ульсена звали совсем не Пером Ульсеном. Очевидно, он взял себе псевдоним. Только зачем пастору в полузабытой общине использовать другое имя в качестве прикрытия?
Беттина приоткрыла глаза, когда Фредрик перегнулся через нее, чтобы взять завибрировавший на полу телефон.
— Работа, — прошептал он и погладил ее по лбу.
Голый, он прошел в гостиную по холодному полу. Ему казалось, что очки должны лежать где-то рядом с диваном. Но на этом месте, а не на своей подстилке, как ей положено, лежала Крёсус.
Снова звонила Кафа.
— Алло. Сейчас без десяти два.
Кафа перешла сразу к делу.
— Я еще раз проверила базу. Никаких анонимных заявлений об эмире там нет. Мухаммад Камбрани лжет.
Фредрик взял за загривок единственную в этом доме сучку, вывел на зимнюю террасу, а затем плотно закрыл дверь. Он встал за шторами и украдкой посмотрел на темные соседские окна.
— Понял. Ты поэтому звонишь?
— Нет. Вечером пришел отчет по мобильному телефону. По тому, что мы нашли в амбаре.
— И?
— Никаких отпечатков пальцев. Никаких следов ДНК. Никаких свидетельств того, что с этого телефона звонили. Ни одного сообщения. Владелец симки неизвестен.
Кафа сделала паузу.
— Но телефоном пользовались, чтобы что-то искать в интернете.
— Продолжай.
Он услышал звук мотора и голос радио на заднем плане.
— Ты где?
— В такси. Как бы то ни было, экспертиза не смогла установить, на какие сайты заходили с телефона. И также не смогла определить, когда заходили в интернет.
— Тогда откуда ты знаешь, что телефоном пользовались для интернета?
Кафа довольно хмыкнула.
— Владелец удалил все данные и списки звонков. Похоже, он использовал сильное программное обеспечение, потому что нет вообще никаких следов. Я попросила компьютерщиков попробовать другой метод.
Кафа снова выдержала паузу.
— Вместо того чтобы пытаться воссоздать ранее загруженную информацию, мы стали искать активные оболочки данных. То есть маленькие программки, которые нужны телефону, чтобы оптимально функционировать. И тут мы кое-что нашли. Телефон был настроен на поиск сетей беспроводного интернета, к которым уже подключался раньше.
— Вот как?
— Две в Стокгольме и одна здесь, в Осло. В центре. Телефон настроен на поиск закрытой вайфай-сети в «Осло-Хостеле» на улице Принсенсгате.
Фредрик не успел спросить, как Кафа уже продолжила.
— Что-то подсказывает мне, что при покупке телефона не были выставлены такие настройки.
— Так ты сидишь в такси и едешь в…
— Я уже на Принсенсгате.
— Нет уж, черт тебя подери. Останови это гребаное такси и не двигайся с места, пока я не приеду. Твою мать!
Глава 35
Он широко шагнул, стараясь не наступить в грязную лужу на трамвайных путях, но все равно зачерпнул ботинком воды. Недовольство самоуправством Кафы нарастало все сильнее.
Фигура у стеклянной двери шагнула ему навстречу. Кафа дрожала от холода, спрятав руки в карманы короткой джинсовой куртки. Ее вид заставил его взять себя в руки: ведь девчонка все-таки позвонила. Надо ее пощадить. Он хлопнул дверью такси и вытряс воду из ботинка.
Вход в здание хостела находился на углу четырехэтажного кирпичного дома, на перекрестке улиц Принсенсгате и Шипперсгате в самой темной части центра Осло. Над входом висела камера видеонаблюдения. С Карл-Юханс-гате[33] слышались крики пьяной молодежи. В остальном было тихо, как обычно в центре Осло. Трамваи уже отправили на ночевку в парк.
Фредрик и Кафа позвонили в дверь, и в коридоре зажегся свет. Тут же перед ними появился рыжеволосый парень в закатанных выше щиколоток поварских брюках. Он вопросительно посмотрел на них через стекло.