Бракованная

* * *





Глава 1

Хлоя

Сильный ветер ударил в лицо и швырнул в него несколько колючих снежинок, которые тут же растаяли на теплой коже. Я с наслаждением вдохнула свежий холодный воздух и слегка закашлялась. Вот он, вкус свободы! Наконец-то! Я на секунду зажмурилась и распахнула глаза, подняв голову к небу. Как же хорошо! Что может быть лучше ощущения полного избавления от всех обязательств, которые сковывали тебя несколько лет?

Это как скинуть кандалы, которые были привязаны к твоим ногам и долгие годы замедляли каждый твой шаг. Но сейчас все закончилось. Я смогла! Скоро у меня начнется совсем другая жизнь! И, улыбнувшись в темноту ночи самой счастливой из своих улыбок, я сбежала с крыльца медицинского корпуса, который служил моей тюрьмой долгие пять лет.

Я бежала к подземной парковке, стараясь не замерзнуть на ходу. Сегодня был жуткий холод, а свой комбинезон я оставила на парковке, в багажнике моего Гарика. Кто же знал, что за стуки так похолодает? Моя последняя рабочая смена закончилась, и теперь я свободна, как ветер!

Стараясь не растянуться на скользкой дорожке, я прижимала к груди небольшой сверток: все мое добро, что я накопила за пять лет на своем рабочем месте. По сути, здесь не было ничего ценного – сплошной хлам, который по приезду домой я, скорее всего, выброшу. Самое главное сейчас находилось в моем профайле. Это подписанный контракт об окончании моей пятилетней отработки и небольшой перевод денег, которые мне выплатили при увольнении.

Стуча зубами, я влетела в подземный паркинг и помчалась к своему гравискутеру, которого я ласково звала Гариком. Мой самый верный друг за последние семь лет. Ему, конечно, уже давным-давно пора в переработку, но он из последних сил заботился обо мне и даже ломался не чаще трех раз в год. Он единственное, чего мне будет не хватать, когда я, наконец-то, улечу с этой планеты.

Приветственно похлопав его по сиденью, я тут же открыла бардачок, достала оттуда комбинезон и с удовольствием натянула его, тут же включив в нем подогрев. Приятное тепло окутало все тело. Как же хорошо! Его бы я тоже с удовольствием взяла с собой, но он мне не понадобится. Там, куда я отправляюсь, вечное лето, да и вещей мне придется брать по минимуму: так дешевле. Быстро надела шлем, оседлав Гарика, вырулила с парковки и, не оглядываясь, помчалась по пустынной улице, покинув территорию центра.

Настроение было отличное, кровь бурлила в жилах, все мысли занимало приятное возбуждение от предстоящей поездки. Так волнительно и в то же время до жути страшно. Я никогда не покидала Землю, она была моим домом. Но я должна двигаться дальше, и если я хочу чего-то добиться, то мне нужно уехать. А куда, если не на планету Келер?

Планета, предназначенная только для одного – для развлечений. Для таких, как я, там миллионы шансов, и я, несомненно, смогу добиться успеха. Я приложила столько усилий, чтобы это стало возможным. Мне пришлось ломать и фактически заново выращивать себя как личность. Это не должно пропасть даром, больше я не совершу ошибок, о которых потом буду жалеть.

В моей короткой и, по сути, скучной жизни таких ошибок было не так уж и много. Всего две. Первую я совершила по незнанию, когда решила выбрать специализацию медика и пошла учиться по ней. Хотя кто из нас не совершает ошибок в четырнадцать лет? Я тогда уже два года находилась в Доме Ребенка и тяжело переживала мамину смерть. Мне было двенадцать, когда она умерла, не пережив очередного приступа. У нее была редкая болезнь мозга, и, сколько я помнила, она всегда болела, но держалась до последнего, так как понимала, что она единственный родной мне человек и, если ее не станет, я попаду в Дом Ребенка.

Так и случилось. В целом там было не так уж и ужасно: нас снабжали всем необходимым, мы ни в чем не нуждались, кроме родительской любви, разумеется. В четырнадцать лет мы все были обязаны выбрать специализацию, по которой в течение пяти лет проходили обучение. Отказаться нельзя, поменять, если уже выбрал, тоже нельзя.

А после обучения мы все должны были еще пять лет отработать по выбранной профессии там, куда отправят. Так мы отрабатывали свой долг перед государством. Отказаться также нельзя. Вернее, можно, но только заплатив огромную неустойку или сбежав и скрываясь всю жизнь, ведь это считалось уголовным преступлением. Выбор невелик.

Я тогда мечтала, что смогу помогать людям и, возможно, найду лекарства от многих болезней. Мечтала спасать жизни, чтобы таких одиноких детей, как я, было как можно меньше. Эх, юности наивные порывы! На деле все обернулось для меня кошмаром. Первый год обучения прошел неплохо – теория давалась мне легко, но, когда на втором году наступила практика, я оказалась к этому не готова. От вида крови меня мутило, от вида торчащей кости меня рвало, а от вида трупа я падала в обморок.

Оказалось все еще гораздо хуже, так как по незнанию я выбрала направление немедленного реагирования – это группа медиков, которая первой прибывает на места аварий и оказывает помощь. А это значило, что в ближайшие девять лет меня ждали реки крови, море переломов и еще много всего того, чего я видеть не хотела.

Я просила и умоляла меня перевести, исключить, сделать хоть что-нибудь, но бюрократическая машина была беспощадна и равнодушна. Никому не было дела до меня. Мест нет, хочешь уйти – плати неустойку и уходи или отправляйся на принудительные работы в колонию. Тогда мне в первый раз пришлось перебарывать себя, и только к четвертому курсу я смогла спокойно смотреть на все это. Разумеется, это не прибавило мне популярности в группе, меня за глаза называли блевотой. Были и те, кто не стеснялся называть так и прямо в глаза. А мой тихий нрав и непритязательная внешность в конечном итоге сделали меня практически изгоем.

Я так и не смогла привыкнуть к агрессивной атмосфере в Доме Ребенка. Ведь я до двенадцати лет была единственным, любимым и всячески обласканным ребенком, а когда меня туда привели, я испытала настоящий шок и как будто замерла. А вокруг были дети, выросшие в среде агрессии, в борьбе за свое место под солнцем. По сути, это были несчастные дети, но они ни за что не признались бы в этом даже себе, и от этого были еще злее. Я так не могла.

Будучи по нраву добрым и отзывчивым человеком, я страдала в этой враждебной для меня среде. Сложное было время, но я его пережила, сохранив не самые хорошие воспоминания. Теперь я уже не та. Сейчас вряд ли кто из них узнает в рыжеволосой красотке-стерве Хлое забитую и невзрачную мышь Хилли. Я изменилась, стала другой, и имя у меня теперь тоже другое.

Вторую свою ошибку я совершила не так давно, пару лет назад, когда так и не смогла бросить ненавистную работу и, наплевав на неустойку, уехать куда глаза глядят. Но решив, что уже поздно что-то менять, я приняла решение дождаться окончания контракта. За это время я теряла одну возможность за другой, но терпеливо ожидала конца срока. Да, я ненавидела свою работу, и стала ненавидеть еще больше, когда нашла то, что действительно мне нравилось, а самое главное – у меня это получалось.

Я всегда любила петь, но, в силу своей природной скромности, делала это сугубо в одиночестве в своей комнатушке за плотно закрытыми дверьми. И вот однажды мой сосед, которого я за несколько лет видела всего пару раз, остановился и спросил, в каком клубе я работаю. Он хотел послушать меня не только из-за стенки, но и со сцены. Помню, как я тогда смутилась. Оказывается, все это время у меня был слушатель! Я ответила, что нигде. Он равнодушно пожал плечами и, сказав что-то вроде «Ну и зря!», ушел. Больше я его не видела, но его слова запали в душу, и я не могла перестать об этом думать.

А когда увидела в галанете объявление о наборе певиц в какое-то шоу, решила попробовать и в назначенный день пришла на пробы. Не знаю, почему, но именно этот день изменил меня. Нет, меня не взяли на работу, хотя я и пришла первой. Сидя в небольшом помещении, я ждала своей очереди, когда вошли несколько девиц. Мне тогда они показались шикарными. Идеальные фигуры, красивая внешность и стильная одежда.

На их фоне я смотрелась просто жалко, и, что самое противное, я это очень четко понимала. Они окинули меня надменными взглядами и прошли вперед, как будто и не заметив меня. А когда я сказала, что тоже жду собеседования, они скривились и заявили, что они уже были здесь и мне придется их пропустить.

Я никогда не умела спорить: робела и не могла найти, что ответить. И я пропустила их, а потом и других, которые оказались их знакомыми. В итоге я оказалась последней, и, когда зашла в студию для прослушивания, мне уже с порога заявили, что набрали всех, и им больше не нужно. Меня даже не послушали, а напоследок, наградив таким же презрительным взглядом, сказали, что я им и внешне не подхожу.

Я ехала домой как в тумане, а с щек никак не сходила жаркая краска стыда. Как я стыдилась! И кого? Единственного человека, который был мне дорог. Себя! Это было ужасно. Я не спала всю ночь, потому что не могла понять, чем я хуже тех девушек? Но к утру стыд сменила злость, и у меня уже был готов список, чем сейчас я хуже них. Он оказался весьма длинным.

Но я все исправлю! Если я действительно хочу петь и найти свое место в жизни, я должна стать другой: мне нужно измениться и внутри, и снаружи. И началось! То время я вспоминаю с улыбкой. Столько всего пришлось сделать, но результат стоил того. Я продала все, что могла, и собрала все деньги, какие у меня были.

Начала с фигуры. Мой небольшой рост стал первой проблемой, но с ним ничего нельзя было поделать, кроме как обзавестись парой умопомрачительных каблуков. А вот с остальным пришлось поработать. Я очень старалась и неплохо похудела. Но все равно отсутствие груди (а мой честный полуторный размер сложно было назвать грудью) портило всю картину. Да и бедра, как бы я ни старалась, красивее не стали. Оставался только вариант провести процедуру липоскульптурирования и увеличить там, где нужно.

Но денег у меня на это не было. Поэтому я пошла по короткому пути. Истратив большую часть бюджета, я купила себе бодислиптер. Им пользовались многие женщины, хотя мало кто в этом признался бы. Это был костюм из тончайшей ткани. Дышащий, удобный, он был как вторая кожа и в то же время имел вставки, которые моделировали фигуру под нужные параметры. Так я стала обладательницей шикарной груди третьего размера, тонкой талии и широких аппетитных бедер.

Под одеждой никто бы и не заметил, что это костюм. Впоследствии я к нему так привыкла, что родное тело казалось мне чужим. Потом я исправляла все, что можно было исправить. Отрастила волосы и выкрасила их в красно-рыжий цвет, сделав процедуру по изменению их цвета. Нарастила ресницы и вставила линзы. На коррекцию цвета глаз денег не хватило, но линзы были практически не заметны. Зато я стала обладательницей ярко-зеленых глаз, которые в сочетании с рыжими волосами смотрелись потрясающе. Через полгода меня было не узнать, и я была очень довольна собой.

Но внутри я оставалась все той же скромной девушкой Хилли, не способной дать отпор или настоять на своем. Это было тяжелое время: я ломала себя, училась говорить «нет», дерзила и училась хамить в ответ на явное хамство. Это очень сложно сделать, когда внутри все трясется, и ты держишь себя буквально за шиворот, не смея отступить. Сколько было пролито слез и сколько раз я хотела сдаться. Но выстояла, смогла. И с каждым днем мне становилось легче и проще. А потом вошло в привычку, как будто я такой всегда и была. Отступила на задний план скромная Хилли, а на сцену вышла стерва Хлоя.

Да, теперь я Хлоя, хотя по документам все еще Хилли, но это ненадолго. В последний год со мной никто не хотел связываться: я так старалась стать более сильной, что, наверное, перестаралась, и теперь никто не хотел нарваться на мой острый и злой язык. И не скажу, что я сильно переживала по этому поводу. Многим мужчинам я нравилась, но они меня начинали ненавидеть, когда узнавали поближе. Я была с ними высокомерна и пренебрежительна, зачастую говорила все, что думаю. Наверное, я не могла их простить за пренебрежение ко мне прежней, а может, просто боялась отношений, ведь в них придется открыться, а я была не готова никого впускать в свой мир.

Моя жизнь изменилась, и я почувствовала прилив сил. И хотя я работала на все так же ненавистной мне работе, стало гораздо легче: теперь никто не решался скинуть на меня часть своей работы, а я осознала, насколько была перегружена все это время. В свободное время я пела. Пела везде, где только можно. В ресторанах, барах и на выездных мероприятиях, и с каждым разом у меня получалось все лучше и лучше. А не так давно я получила постоянный контракт в одном из музыкальных клубов. Это был мой личный триумф, но я понимала, что пора двигаться дальше. Поэтому долго и упорно копила деньги на поездку. И вот совсем скоро этот день настанет.

Я мчалась с умопомрачительной скоростью, и уже далеко позади остались огни города, где я была вынуждена жить и работать. Впереди расстилались поля, заваленные пышным снегом. Ярко освещенные луной, они искрились и переливались. Красота! Тишина и простор. Я свернула на первое попавшееся поле и, увеличив скорость, пронеслась по кругу, поднимая вихрь из легких снежинок.


Хотелось кружиться от счастья, и я носилась как угорелая по нетронутым полям. Мой Гарик парил над землей, не касаясь ее своей гравиплатформой. А я летала, как фурия, поднимала высокие вихри снега и, быстро разворачиваясь на всем ходу, влетала в них обратно. Потрясающее чувство свободы!

Немного успокоившись, я заглушила Гарика и свалилась прямо в сугроб. Раскинув руки, я провалилась в мягкий снег. Никакого холода: костюм надежно грел, его заряда мне хватит и до утра. Я откинула забрало шлема и уставилась на звезды.

Звезды. Такие далекие и в то же время такие манящие. Сколько людей лежало так же, как и я, под ярким звездным небом и мечтало о чем-то своем? Когда-то эти самые звезды казались чем-то далеким и неизведанным, а сейчас там, далеко-далеко, находятся миллиарды людей, которые расселились по всей галактике.

Несколько столетий назад, когда открыли варп-двигатели, а затем и гипертоннели, оказалось, что мир сошел с ума. И было от чего сойти, ведь раньше этот самый “мир” для людей ограничивался только одной планетой, и всем, кто был с чем-то не согласен, приходилось мириться и продолжать жить на Земле. Уживаться, находить компромисс. А когда мир расширился в неимоверное количество раз, охватив всю галактику и уже уверенно расползаясь на соседние, такая нужда отпала.

Многие пригодные для жизни планеты и спутники уже давно были открыты; они манили и дразнились, но добраться до них не было никакой возможности. И вот такая возможность появилась, и началось настоящее сумасшествие. Это как принести ребенку мешок конфет и отдать ему их все разом. Он сходит с ума от радости, не знает, за что хвататься. В итоге объедается, и ему становится плохо. Вот и люди, ошалев от новых возможностей, с умопомрачительной скоростью научились строить корабли, развили навигацию и начали массовые путешествия.

Сначала несмело, а потом все активнее и активнее. Ведь больше не нужно было ни с кем договариваться. Что-то не нравится? Строй корабли, пакуй вещи и улетай на любую свободную планету. И пошло-поехало. Первыми, разумеется, были корпорации, которые мгновенно захватили и заселили все, до чего смогли дотянуться. За ними последовала рабочая сила, потом ученые, за ними туристы и просто любопытствующие. А потом подтянулись все, кто ни попадя.

Выразив свое «фи» и набрав достаточное количество сторонников, улетели экоактивисты. Заявив, что Землю уже не спасти, они полетели спасать другую планету. За ними последовали религиозные фанатики, которые решили отправиться на поиски высшей силы; потом были искатели внеземных цивилизаций и еще много кто.

Но с самым большим скандалом в те времена улетала группа ученых и их сторонников, которые научились выращивать не просто запасные органы, а людей целиком. Много лет стояли жаркие споры об этичности таких действий. Общество разделилось. Кто-то считал это неприемлемым и возмутительным, а кто-то видел в этом прорыв и новые возможности. Но, тем не менее, такие разработки запрещались, а их организаторов преследовали. Поэтому они и были в числе первых, кто покидал планету. За ними последовала целая волна научных переселенцев, которые различными способами пытались усовершенствовать человека.

В итоге этого неконтролируемого и волнообразного процесса люди расселились по всей галактике. Но не все проходило гладко. Много людей погибало, так и не долетев до своей цели; многих убивала сама планета, которая оказывалась не такой уж и дружелюбной; кто-то сходил с ума и не мог приспособиться к новым условиям.

Прижились не все, но тем, кто смог, пришлось меняться, подстраиваясь под новую среду. И за столетия люди изменились, кто-то больше, кто-то меньше; у многих появилась своя культура, свои нормы морали и поведения. И, конечно, многие изменились физически: в некоторых из них уже с трудом можно было узнать людей, чьими далекими потомками они являлись. Не изменился почти нигде только язык – он как был общеземным, так и остался. Хотя в каких-то уголках галактики люди дошли до того, что изобрели новый или воскресили свой национальный язык.

Вот в таких новых и непривычных для них условиях людям опять пришлось учиться взаимодействовать, отстаивать свои интересы и ресурсы, но только уже на уровне своих планет. Сейчас, спустя столетия, этот процесс отладили, появился Галактический Союз, новые законы и правила. И вот уже почти сто лет не слышно о новых конфликтах или войнах – все заняты налаживанием своей жизни и построением новых миров для своих потомков.

Вынырнув из далеких мыслей, я поежилась и нехотя поднялась. Нужно возвращаться домой. У меня еще море дел до отлета. Нужно освободить свою комнатушку, разобрать вещи, избавившись почти от всех, и перегнать Гарика Марику – коллеге по работе, который согласился его купить за сущие копейки. Но это хоть что-то, отправлять его в переработку мне совсем не хотелось, а так, может, еще пару лет прослужит. Вскочив на сиденье, я не спеша поехала домой.

Два дня пролетели в непрерывной беготне. Я освобождала свою квартиру, нещадно избавляясь от ненужных вещей. Ведь с собой я могу взять только небольшую сумку: везти багаж было слишком дорого. Я экономила на всем, стараясь отложить как можно больше денег, ведь неизвестно, когда у меня получится найти работу, а жизнь на Келере дорогая.

Мне и так пришлось купить самый дешевый билет и добираться до Келера не прямым маршрутом, а окольными путями. Лететь придется долго. Корабль сначала полетит в галактику NGC 2419, куда повезет крупногабаритный товар, а затем сделает еще несколько остановок на станциях, на одной из которых я и планирую пересесть на другой корабль, который быстро и не очень дорого доставит меня на Келер.

Я столько раз уточняла и перепроверяла маршрут, что, наверное, уже выучила его наизусть. Было страшно сделать что-то не так и в итоге заблудиться. Хотя я прекрасно понимала, что вряд ли стоит этого бояться: сейчас транспортная доступность была на высоте. Но больше всего я боялась криокапсулы. Так как первый мой транспорт по своей сути будет грузовым и планирует лететь несколько недель, он принимает пассажиров только при условии перевозки их в криокапсулах.

А мне было жутко при мысли о том, что мое тело в замороженном состоянии будет заперто в какой-то капсуле. Тут же накатывал приступ клаустрофобии, и все доводы разума о том, что я этого не буду осознавать, не доходили до меня. Лишь огромным усилием воли я брала себя в руки и успокаивалась.

В назначенный день я проснулась рано утром и осмотрела свою пустую комнатушку. По ней я точно не буду скучать. Маленькая, безликая, она никогда мне не нравилась, как бы я ни старалась ее украсить. Ну вот и все. Мне пора. Меня здесь ничего не держит. Я так и не обзавелась друзьями – так только несколько знакомых, которым я даже не сказала, что улетаю, поэтому никакие проводы и напутственные речи меня не ждали.

Даже не позавтракав, я быстро оделась, проверила сумку, убедившись еще раз, что в ней лежит все самое необходимое, вышла из дома и, не оглядываясь, направилась к станции: до космопорта нужно еще добираться несколько часов.

Космопорт был огромным и занимал значительную территорию, но об этом я знала только из галанета, когда изучала маршрут и искала посадочную площадку своего корабля. Осмотреть его весь вживую у меня просто не было возможности. Я без проблем прошла контроль и, миновав посадочную площадку, вместе с остальными пассажирами на гравиботе направилась к кораблю.

От предстоящего полета все внутри тряслось от страха, но самая настоящая истерика чуть не случилась тогда, когда нас после всех обработок укладывали в капсулы. Мне пришлось до крови закусить губу, чтобы не выскочить оттуда и, плюнув на все, не вернуться к прежней, опостылевшей мне жизни. Но я сдержалась и, уже погружаясь в темноту, искренне гордилась собой.

Сознание медленно выплывало из темноты, но никак не хотело окончательно будить мое тело. Меня как будто дернули наружу, но я, как привязанная, не могла вырваться из темноты. Лишь кусочек сознания проник наружу; до меня доносились обрывки фраз, и сквозь ресницы я видела какие-то смутные образы. Что-то происходило, но я ничего не чувствовала и не могла ничего сделать. Мысли были ватными и казались чужими. Я как будто видела себя со стороны, не осознавая, что это я. Но всеми силами пыталась запомнить, что происходит.

Меня подняли и куда-то понесли. Послышались голоса: «Ты уверен, что она подходит? Ее состояние нестабильно, и у нас нет на это разрешения, это ведь…». Голос звучал неуверенно, но его перебил другой. Жесткий и приказной тон говорил о том, что он здесь главный. Я услышала: «Успокойся! Нам подвернулась возможность забрать парочку, показатели у этой на грани, но подходят. Или ты хочешь все рассказать? То-то же! Давай, начинай!»

И я почувствовала какое-то давящее чувство, как будто из меня что-то вытаскивали силой. Я сопротивлялась, пыталась проснуться, но ничего не получалось. Я держалась из последних сил и снова услышала эти голоса: «Что-то идет не так! Нужно прекращать!» и «Не смей! Продолжай!». Не в силах больше сопротивляться, я отпустила сознание и медленно погрузилась в темноту.

Мне казалось, что меня заперли в пузыре, и я бьюсь о его стенки в попытках вырваться. Но они лишь пружинят, и меня отбрасывает назад. Я пытаюсь снова и снова, чувствуя, как теряю силы. И вдруг у меня получилось: стена рвется, и я резко открываю глаза. Но не могу сделать вдох – кажется, что легкие горят, а я сама тону в какой-то мерзкой жиже.

В состоянии жуткой паники я рванулась вверх и села, сделав первый вздох. В груди горело, меня всю трясло. Дрожащими руками я протерла лицо, освобождая его от комков слизи, и сразу же почувствовала неладное. Я не узнавала свое лицо. На ощупь оно было совершенно чужим, оно точно было не моим. К моему телу были прикреплены какие-то провода и трубки, которые опутывали мое совершенно голое тело. Но как только я рассмотрела его, мне стало так жутко, как никогда ранее.

Тонкая, почти прозрачная кожа не скрывала ничего, и я четко видела свои кости, жалкие волокна мышц и все сосуды, по которым, пульсируя, бежала кровь. В панике я попыталась встать и осмотрелась по сторонам. Я находилась в небольшом ярко освещенном помещении. Кругом стояли капсулы такие же, что и та, в которой я очнулась. Одна стояла совсем близко к моей, и, присмотревшись, я смогла разглядеть, что внутри лежит человек.

Под слоем прозрачной слизи он был так же, как и я, опутан какими-то проводами и казался восковой куклой. Попытавшись разглядеть его лицо, я в ужасе отшатнулась. У него не было лица! Лишь впадины там, где должны быть глаза, нос и рот. Я в панике начала ощупывать свое лицо и вертеть головой в попытках найти хоть одну отражающую поверхность, чтобы рассмотреть себя.

Мне повезло: рядом с моей капсулой стоял небольшой столик на колесах, а на нем – поднос с инструментами. Не заботясь о тишине, я сбросила их на пол и уставилась в блестящую поверхность подноса. В кривом и нечетком отражении на меня смотрело чудовище! Белесые, глубоко запавшие глаза; носа почти нет – вместо него короткий обрубок, а вместо рта просто дыра. Я закричала так громко, как только смогла, и кричала до тех пор, пока в помещение не ворвались двое мужчин в форме. Увидев меня, они переглянулись и со всех ног помчались ко мне, на ходу хватая что-то с полок.

– Черт, Роск, я тебе говорил, что не стоит ее брать! – закричал один из них.

– Да успокойся ты, Ланс! Сейчас обратно ее уложим, успокоится, как миленькая, и не вспомнит даже!

«Ах, вы, ублюдки!» – только и успела подумать я, когда меня скрутили и, что-то вколов, уложили обратно. И снова темнота, непроглядная и пустая.

Глава 2

Хлоя

Птицы. Эти чертовы птицы трещали мне прямо в ухо. Казалось, что они уже топчутся по моей голове, и их мерзкие крохотные лапки царапают ее, в попытках свить гнездо в моих волосах. Пошли прочь! Я с трудом приоткрыла глаза. Неяркий свет позволил разглядеть деревянные балки под потолком – они были увиты зеленым плющом с небольшими белыми цветами. Красиво! И никаких птиц на моей голове.

Фуф, это хорошо! И тут же в нос ударил сильный цветочный запах. Я вдохнула поглубже и с наслаждением ощутила запах нагретого солнцем дерева, аромат зелени и сухой травы. М-м-м, чудесный запах! Это был бы прекрасный сон, если бы не эти птицы, которые продолжали горлопанить мне прямо в ухо. Я снова прикрыла глаза и тут услышала голос: “Она, кажется, проснулась”. Затем другой: “Тише, не буди ее, пусть еще поспит”, и третий: “Она и так уже два дня в себя не приходит! А если с ней что-то не так?”.

Голоса были женские, приятные, и они явно за меня беспокоились. А вот это странно. С чего бы им беспокоиться обо мне? Мозгу уже ушел сигнал об окружающих меня странностях, и он сейчас усиленно будил все мое тело. Я стоически держалась и не хотела покидать прекрасную дрему. Но в конце концов я проиграла, и мне пришлось открыть глаза.

Все было на месте: тот же потолок, запах, и ненавистные птицы тоже никуда не делись. Не сон! А что тогда? На космический корабль точно не похоже! А я хорошо помню, как засыпала в криокапсуле, а значит, и проснуться должна была там же. Повернув голову набок, я огляделась. Какого черта? На меня в упор смотрели несколько пар глаз. А если быть точной, то семь пар глаз. Любопытных таких глаз, принадлежащих молодым девушкам, одетым в какие-то одинаковые серые хламиды.